Переживания по поводу следующих пятнадцати минут моей жизни какое-то время напоминали стихийное бедствие. Я метался из стороны в сторону перед ужасающей своими размерами багровой дверью в съёмочный павильон, из которого то и дело доносились недовольные выкрики режиссёра. Я знал, что меня вот-вот должны позвать на сцену, и это ожидание было сравнимо с очередью на расстрел.
Пять дней в Москве пролетели незаметно. Сейчас, стоя перед входом в павильон и ожидая своего выхода, кажется, что все эти бесконечные редактуры креативной группы, гримёры, костюмеры и фотографы были не то сном, не то полётом больной фантазии. В памяти лишь монотонно звучал зазубренный материал моего выступления на телешоу. Чувство, будто я никогда не проходил никакой кастинг и не преодолевал тысячи километров на самолёте, чтобы сегодня выйти на сцену в этом совершенно незнакомом мне городе. Я словно всю свою жизнь находился на этом самом месте, ожидая услышать свою фамилию в громкоговоритель. В голове пролетали имена и лица людей, что окружали меня эти дни и сейчас затаились в комнате для участников, чтобы спустя несколько минут стоять на том же месте, что и я сейчас, и точно так же умирать от волнения, хаотично повторяя сто раз заученный текст выступления в голове.
Тяжёлая дверь со скрипом приоткрылась, и оттуда выглянула хрупкая девушка, больше походившая на серую мышку. Необычайно смешная в своём полосатом свитере и гигантских, закрывающих половину лица очках она всё равно выглядела в сто раз сильнее меня в этот момент. Отчаянно жестикулируя своей худенькой ручкой, она приказала мне срочно бежать на сцену. Разум в моей голове отключился из-за прилива адреналина, и далее тело будто двигалось на автопилоте. Суетливые лица тысячи незнакомых мне людей, кто-то вручил мне стакан воды и приказал выпить, с другой стороны мне выдали микрофон и почти силой вытолкали в сторону сцены. Минув небольшой коридорчик, святившийся розово-фиолетовыми цветами, я оказался почти у самой сцены, где меня уже ждали ведущие с совершенно будничными выражениями лиц. «Готов?», - коротко спросил один из них. Не помню, но, вроде, я ответил что-то в стиле: «Да». «Что это у тебя на руке?», - весело спросил второй, указывая глазами на японский талисман, привязанный к запястью моей руки. «На удачу», - ответил я, вспоминая прекрасное лицо своей любимой жены, что привезла мне эту столь важную сердцу безделушку из дождливого Саппоро. Вспомнил и мордочку своей кошки Маркизы, и как эти два дорогих мне создания в эту секунду волнуются за меня и с нетерпением ждут моего возвращения где-то на другом конце гигантской страны.
Ведущие вышли на сцену и уже спустя считаные минуты назвали моё имя, приглашая на сцену. Собрав последнюю волю в кулак, я выбежал под расстрел телекамер и сотни незнакомых глаз. Прожектора ослепили меня, и я стоял, плавясь, точно восковая свеча под этим жарким равнодушным ко всему происходящему светом. Близ сцены стояли критики, целью которых на шоу было не засмеяться с моих шуток. Надо отдать им должное, со своей задачей они справились гораздо лучше, чем я со своей – рассмешить их. Чувство разочарования наполнило мою душу, когда ни один мускул не дёрнулся на лице этих людей. Но затем я услышал смех замаскированных в непроходимых джунглях ослепляющего света зрителей, поодаль хмурых членов жюри. И в тот момент сердце моё утонуло в океане неописуемого спокойствия – хоть кто-то счастлив от проделанного мной пути. Лица критиков оставались неизменными все те бесконечные пять минут моего выступления на сцене. Затем заиграла музыка, и я направился со сцены в сторону выхода, где меня уже ждали с вопросами и камерами. «Как вы думаете, почему вам не удалось рассмешить членов нашего жюри?», - спросила взволнованная девушка с микрофоном в руках. «Наверное, я просто очень плохо выступил», - пожимая плечами, ответил я.