Возвращение блудного сына

«смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»

Возвращение блудного сына.

Иногда, как бы ни был силен соревновательный дух, победить невозможно. Ты не сможешь быть быстрее брата, потому что он родился раньше тебя на пятнадцать лет. На пятнадцать лет дольше его любили. Он во всем и всегда будет первенцем. А закончить, прибежать к финишной прямой – не сможешь раньше него, потому что он умер, раньше тебя. Это всё равно, что сравнивать возможности черепахи и Ахиллеса.

Мой старший брат…Я перевожу дыхание, чтобы продолжить писать. Мой брат был плодом любви двух красивых, умных, чистых людей, честных трудяг, которые всего в жизни добились своими силами. В него верили, в него вкладывали все силы молодости, все материальные возможности. И он вырос...Мой старший брат был редким красавцем, этаким Аленом Делоном и умницей, любимцем женщин и богов. И абсолютно обожаем нашей матерью, любившей его слепо и беззаветно, всегда и во всём бывшей на его стороне. Ума палата, филиал Ленинской библиотеки. Профессиональный военный, боевой офицер, знающий прекрасно немецкий язык. Унд филе, филе андере, и многое-многое другое, да.

Его всегда увлекала история, особенно история военного искусства. И он, к сожалению, воспринял эту склонность как сигнал к тому, что ему нужно стать военным. Мама вспоминала, как не хотела отпускать сына из дома так рано, в пятнадцать лет, в суворовское училище. Но наша бабушка, ее мать, сказала, что, мол, если не отпустишь, он потом будет этим упрекать.

Разумеется, он поступил, был одним из двух счастливцев, от целой области. И мать, не зная, поступил ли ее любимчик (всеобщей телефонии тогда не было) пошла на вокзал, встречать поезд, на котором, по ее расчетам, должен был вернуться блудный сын. Но он не вернулся. Вернулся другой пацан, тоже из нашего города, который не поступил и, заливаясь слезами, сообщил о том, что брата приняли. Так и шли они, плача, по перрону. Парнишка от горя, мать – в смятении чувств. И от гордости за умницу сына, и от горя, что придется расстаться с ним. Когда она подошла к дому, увидела, что горит свет на кухне – не спит и отец. И, увидев, что жена плачет, тоже начал рыдать. Они думали, что плачут о том, что их любимое дитя, равно повзрослело и покинуло родное гнездо. На самом деле, я думаю, они оплакивали его заранее, предчувствуя, что он выбрал не тот путь.

Брата всегда ставили в пример. Всегда он был каким-то недосягаемым героем. Который отлично учился. Который был на войне. Который зарабатывает достаточно, чтобы помочь родителям купить машину.

Который, пока ты возишься с куклами, уже встречается с девушками, уезжает служить в Германию, привозит оттуда для любимой сестренки (немыслимое счастье) подарки - настоящие Барби и другие чудесные игрушки. Я помню вороненка, как живого, пушистого и с желтым клювом; плюшевого шимпанзе с черным кожаным носом, в красных боксерских трусах и перчатках; мешок смеха, из которого, если нажать кнопку, раздавался сатанинский хохот. Это были осколки какого-то иного мира, где он был как свой, по всей видимости. И, хоть я была мала, я легко отличала настоящее качество от китайских дешёвых подделок, заполонивших всё и вся в моем мире…

Я еще училась в средней школе, а он вернулся и начал работать учителем. Из любопытства, а потом, чтобы пересидеть день, прогулянный в своей школе, я приходила к нему на уроки. Он был превосходным преподавателем, настоящим Учителем. В совершенстве владеющим предметом и обожающим детей.. Эта любовь была абсолютно взаимной, за ним ходили толпами. Он приводил учеников домой, практически каждый день. Компания проводила у нас по пол-дня, причем непременно опустошая холодильник. Вряд ли мы все были в восторге, но это было естественно для тогдашнего гостеприимства семьи и нации в целом. Ходить в гости и приводить домой толпу было нормально. Поэтому, видя, как Старший сын счастлив, все терпели эту филантропию.

Брат обладал широчайшим кругозором. Всё-то он читал и знал. По всем вопросам имел своё независимое и оригинальное мнение. Был одним из основателей исторического клуба для детей и взрослых, который существует и сейчас, спустя двадцать лет. Они изучали историю средневековья, плели кольчуги, сражались на мечах, организовывали турниры и фестивали…

Когда все сломалось? Я и никто не знает, очевидно. Но давно, давно. Он был еще очень молод, когда стали случаться запои. Начало было положено, насколько мне известно, спустя непродолжительное время после его первой женитьбы. Одной из ошибок человека с высочайшим интеллектом была склонность не слишком разборчиво относиться к женщинам. Что приводило к драмам, не уступающим по накалу страстей истории Кармен. В военном городке, по месту службы, он познакомился с некой Ольгой, которая недавно скоропалительно рассталась со своим Хосе. Ольга была молодой, высокой, стройной блондинкой, похожей на принцессу Диану. Видимо, страсть вскружила моему брату голову, а может, он желал быть, что называется, порядочным человеком... Короче говоря, он умудрился ей сделать предложение через несколько недель после знакомства. Они приехали к нам, я помню это очень хорошо, рано утром. Родители им устроили замечательную свадьбу. Только вот до Ольги, видимо, дошло, что ее неожиданная беременность не от брата, а от того Хосе.

И эта дурочка вернулась к своему предыдущему избраннику. А наш любимец богов, остался, видимо, впервые, у разбитого корыта. Говорят, в жизни нужно знать, у кого учиться и на ком жениться. А как иначе? Люди, которые живут, спят, едят вместе с вами, не могут не оказывать колоссального влияния, даже против вашей воли. Эта болезненная ситуация, когда тебя, сияющего в своем великолепии, предпочитают какому-то ущербному придурку, может надломить. Что и произошло.

Итак, сколько я себя помню, брат пил бесконтрольно много. Точнее, он пил немного, но это разрушало его психику, волю и личность, достаточно быстро. Как прямое следствие этому было и разрушение социальных связей. Из человека, которого все уважали, с которым хотели быть знакомы, он постепенно стал одиночкой. Но, как это ни абсурдно, жить один он тоже не мог, всё по той же, понятной причине. У него появлялись рыбы-прилипалы, от которых нельзя было ждать чего-то хорошего. Им было не слабо и обокрасть его.

И из квартиры, где теперь живу я, он переехал жить к родителям. Разумеется, это случилось под влиянием матери и под ее нажимом.

Далее, описывать падение нет смысла. Это уже было сделано Гончаровым в романе «Обломов». И еще Пастернаком в «Докторе Живаго».

Это продолжалось, пока однажды не закончилось..

Всё, что у него было, он, по факту, спустил в унитаз. Смерть застала его, кстати, именно в туалете. 24 мая 2017 года мой брат встал около шести утра, позавтракал, выпил кофе. Потом, словно почувствовал дурноту, зашел в уборную и закрыл дверь на защёлку. После этого живым его уже никто не видел.

Проклятая дверь туалета с дьявольской защелкой поймала моего брата, как кролика, в силок и не дала проститься матери с сыном в последние мгновения. Она слышала его страшный крик и агонию, билась в эту дверь, как рыба об лед, но не смогла открыть. Брат был один в минуту своей смерти.

Мать разбудила отца, он топором взломал эту чёртову перегородку, но было слишком поздно. Когда они вынесли своего первенца на руках из уборной, у него уже холодели члены.

Был ослепительно-солнечный майский день…Новость о его смерти застала меня на работе. Мы с детьми и воспитателями репетировали праздник выпуска из детского сада. Из обстановки воодушевления, этакого символа будущего, я провалилась резко в предбанник царства Аида. Горькую весть мне сообщила племянница, единственная дочь брата и сказала, что его больше нет. И я сразу ушла, после этого, просто ушла, накинув плащ и захлебываясь от боли, от которой я не могла вздохнуть. Огромные облака цветущих деревьев, детский праздник… были как изощренное издевательство, ведь они должны сопровождаться хрестоматийным счастьем, а не черным горем, внезапным и самым сильным в моей жизни. Было очень больно, что моей семьи, в ее прежнем виде, больше нет. Впрочем, нет, это я знала и раньше. Горько, невыносимо горько было, потому что больше нет шансов на возвращение моей семьи.

И на следующий день мы поехали хоронить отрезанный ломоть нашей семьи.

Мы ехали в мой родной город вместе с Анной и говорили об ее отце и о моем брате. Кроме всего прочего, он умудрился прохлопать и отцовство. С тех пор, как ребенку исполнилось семь лет, общение с дочерью и финансовое участие в ее воспитании свелось на нет. И когда она привела знакомить его со своим парнем, то родной папа, смущаясь, сказал, что имеет большее отношение к своей кошке, нежели к дочери. Бедная девочка, это разбило ей сердце, а кому бы ни разбило. И мы ехали и три часа говорили об умершем человеке, имя которого значит «Живой». Она мне рассказала, что в день его смерти проснулась из-за птицы, которая билась в стекло ее квартиры. У многих народов это означает, что прилетала душа близкого родственника .

Я рассказала ей то же, что сейчас рассказываю и вам. Всё, что знала и помнила о нём. И так мы и ехали три часа. И я все рассказывала и рассказывала. Все смотрела и смотрела на эту прекрасную девочку, до боли похожую на своего отца.

Впервые ноги не шли, когда мы подходили к дому. Далее воспоминания отрывочны, кадрами.

Когда мы зашли домой, родители зарыдали, как дети. Словно во сне, медленно я прошла в гостиную. Он лежал на столе, в дорогом и красивом гробу, полном цветов и трав. Его лицо уже было серым, вокруг витал флер тления.

Я и мать не спали всю ночь, по очереди сидели у покойника. Сейчас, вспоминая те дни, наши пережитые ощущения можно представить с мясом, плохо прокручиваемым на мясорубке. Мясорубка не в состоянии справиться, работает вхолостую, в напряжении, из последних сил, начинает снова и снова, потому что деваться ей некуда, мясо уже внутри и прокрутить это всё-таки нужно. И не только мясо, старое и жёсткое, но и жилы, кости, кожу.

Брат зачастую вызывал раздражение и непонимание у многих своей оригинальностью. Злая особенность сопровождала его и после смерти. Даже читалка по покойнику (которой, кстати, очень щедро заплатили) имела наглость стоять на улице и громогласно насмехаться над тем, что мать положила в гроб душистых свежих трав, чтобы немного отбить запах тления. Почему-то это показалось ей достойным насмешки. Я знаю об этом от Анны, которая проходила, по случайности, мимо и слышала слова читалки. Девочка и так была на взводе, по понятным причинам, поэтому читалка, подлившая масла в огонь, получила свою порцию резкостей вполне заслуженно.

Утром, когда я надевала траурное, глухое черное платье, было чувство, что я какая-то ритуальная жрица Египта. Я хоронила, казалось, не только своего брата, но и надежду, а еще свое детство, иллюзии и мечты. В последнее время мы с братом были ближе, чем обычно. Финансовые дела его только пошли на лад, потому что я помогала ему находить работу. Заказы письменных работ и занятия с детьми онлайн. Я хоронила свою сопричастность, свой альтруизм, желание помочь и выкарабкаться из болота. Мне было не всё равно. Я яростно сопротивлялась тому, что он увязал всё глубже и глубже. И когда, казалось, дело сдвинулось с мёртвой точки и пошло на лад, всё кончилось. Одному я рада – что он смог провести несколько занятий, после очень долгого перерыва и произвести, как обычно, неизгладимое впечатление на свою ученицу. Через несколько дней после его смерти я написала, что занятий больше не будет. Нам перезвонила мать девочки и рассказала, что ее дочь безутешно рыдает, а на все попытки утешения говорит, что такого учителя она не встречала и больше не встретит.

Я не смогла потом больше носить это платье, казалось, я чувствовала запах смерти и горя, пропитавший его.

Это был самый тяжелый день в моей жизни. Погано на душе было просто невероятно. Это было неотвратимо, как убой для приговоренного скота. Да, было так тяжело, как будто это нас ведут на смерть. Было так тяжело, что невозможно было сказать слово. Мы с братом ехали в катафалке рядом с его гробом и держали руки на крышке, молча прощаясь . Пиком был момент, когда в церкви, после панихилы, стали закручивать винты в гроб, с хрустом и противным визгом. Все мы от этого звука взвыли, всей семьей и бросились в объятия ближайшего, осознав, возможно, что остались одни обломки после крушения крепкого и красивого здания нашей семьи, несмотря на то, что умер только лишь один ее член. Брат был этаким Самуилом, которому достаточно было уронить опору храма и погубить всех, кто был с ним. Каждый из нас, казалось, отныне жил сам по себе, варился в своем соку и вряд ли мог найти утешение в близости с кем-либо из ближайших родных.

Брату нашли очень хорошее место, если вообще может быть хорошим место для упокоения, если уместно так вообще сказать. Гроб стали опускать и…он не поместился в могилу. Кроме того, винты раскрутились и чёртова домовина приоткрылась. Видимо, материализовалось его нежелание умирать и наше желание, чтобы он жил.

Честно, меня это добило. Мне казалось, что-то надорвалось во мне. Боюсь, это было слишком для меня. Да еще была необходимость вернуться на работу, опять в атмосферу радостного и хлопотливого бытия. Пара недель такого состояния – и добро пожаловать, паническая атака. В ночь с восьмого на девятое июня я вскочила посреди ночи, в 2 часа, оттого, что мое сердце бешено колотилось, нет, оно било набат. Я ничего не знала об этом явлении. И я подумала, что у меня сердечный приступ, что я умираю. У меня действительно темнело в глазах, я задыхалась, мне было так плохо и страшно, что я даже не могла вызвать скорую. И первая мысль была: «У мамы умрёт второй ребенок за месяц». Я металась по квартире, пытаясь начать хотя бы нормально дышать. Как назло, дома не было даже валерьянки. В итоге, в отчаянии я постучалась к соседке. Тётя Надин вызвала скорую и дала мне лошадиную дозу успокоительного. Через пару часов все прошло и я уснула на рассвете.

Я была испугана, как никогда в жизни. Потому что от любой опасности можно скрыться, но куда ты скроешься от самого себя? Я боялась оставаться одна, цеплялась за лучшего друга, умоляла, чтобы он пожил со мной. Всё это время молилась, опять-таки, как никогда раньше в жизни.

Знаете, я то самое дите, которое спрашивало у родителя, когда вновь и вновь возвращался его блудный сын – почему ты всё прощаешь, почему ты принимаешь его, как ни в чём не бывало. Но именно ко мне он вернулся на 33 день после своей смерти, в день рождения своей дочери. Вернулся мой брат, единственным способом, которым возможно после смерти – сон, мысли, молитва, в поэме, в главе этой книги.

Он приснился и вернулся ко мне ранним утром, уже в тех снах, которые между реальностью и дымкой, приснился идеальным, в расцвете молодости, двадцатилетним, без единого шрама, пятнышка и рубца, без морщинки, в чистейшей и красивейшей парке (когда-то у него была такая).

Вернулся мой настоящий старший брат. Тот, что дал мне денег на сборник проклятых поэтов, каким-то невиданным чудом найденный мной в единственной книжной лавке нашего провинциального городишки. Рембо, Верлен и Малларме – они для меня в пятнадцать лет значили примерно то же, что и Святое Писание для ранних христиан. Эти стихи спасли в период жесточайшего кризиса, одиночества и тоски. Это была острая вспышка счастья от сознания того, что я в мире не одинока, что у меня есть братья по перу. Поэтому я навсегда буду благодарна брату по крови, который дал мне 50 рублей на эту книгу.

И когда меня напечатала местная газета, эту радость по-настоящему смог разделить, пожалуй, только он. Мать, например, молча завтракала и сделала вид, что это – обычное дело, когда твоя дочь-школьница печатается в городской газете с тиражом 10 тысяч.

Я пришла к нему домой с опубликованными впервые стихами. Он развернул газету, начал читать и сказал: «Слушай, это очень талантливо». Наверное, это был для меня один из важнейших дней в моей жизни. И он искренне восхищался ими, действительно понимал.

Ко мне вернулся мой брат, тот самый, который ждет меня у школы, где работал учителем истории, покуривая и с хитрецой посматривая на меня. Пожалуй, он был единственный из взрослых, кто ничем не попрекал и даже прикрывал мои злостные прогулы, оправдывал снисходительно душевные терзания подростка.

Вернулся тот брат, к которому я прокрадываюсь ночью в комнату, потому что у него телевизор, чтобы посмотреть чемпионат Европы 2008 году по футболу, легендарный матч с Голландией. Он сначала ворчит спросонья, сердито ворочается, а потом так же воодушевлённо начинает болеть вместе со мной. Это был удивительный момент в жизни не только нашей, но и всей страны. Как же все радовались в ту ночь и на следующее утро! Были настоящие народные гуляния. Мы пересматривали матч раза три, честное слово, вновь и вновь испытывая это торжество счастья неожиданной победы.

Вернулся тот брат, который бегал со мной на плечах по лесу за рыжими пушистыми белками, рядом с нашим новым домом.

Вернулся брат, который записывал мой голос на кассету.

Он вернулся с невестой в отчий дом и я выбегаю встречать их, юных, глупых и прекрасных, на рассвете, босая, в длинной белой ночной рубашке. И этот момент всегда будет в настоящем времени, а не в прошедшем.