В очередной раз взялась читать Платонова. И поняла вдруг, что это единственный серьезный писатель, чью литературу мы были способны понять еще в школе, потому что литература его - большая трагедия. А преклонение перед Платоновым - дань памяти огромному таланту, который был унижен, снасильничан, оскорблен советским государством и самим Платоновым.
В каждом слове Платонова видна его трагедия - желание изменить себя, обрубить себе слишком длинные руки и ноги, подогнать под новый шаблон, который единственный давал надежду выжить. И в каждом же слове видна и слышна невозможность Платонова учинить грех перед своим талантом, убить его, обезножить, обезличить.
Мне кажется, феномен особенной, какой-то сакрализованной популярности Платонова в России и мире (его, все же, немного знают за границей) - в сострадании усилиям, с которыми писатель пытался подогнать себя под новые стандарты жизни. И в оплакивании величайшего таланта, который Платонов очень хотел скрыть, замаскировать, изуродовать, чтобы выжить.
Всегда, с первого прочтения его рассказов еще в школе, я неизменно представляла себе Платонова топчущим остервенело, с ненавистью и чувством бессилия, свой талант
Чтобы не мешал жить, не довел до расстрела, до общей могилы в выгребной яме. Так красивые женщины в лагерях старались сделать себя страшнее, чтобы не быть изнасилованными вохрой: одни соль ели для отеков под глазами, другие кровь по ночам пускали, чтобы добиться болезненной бледности, третьи брили головы, были случаи, когда женщины, пережив одно изнасилование, исполосовывали себе лица краем консервной банки, чтобы сделаться уродливыми. Жена чекиста Сергея Миронова, красавица-полугречанка, до старости любила вспоминать, как ей повезло, что в заключении у нее случилось что-то с печенью и она на зоне пожелтела.
Вот и Платонов без малого двадцать лет пытался изуродовать или обуздать свой талант, который, как бы Платонов ни старался, все равно выдавал в нем главный изъян: видение советского человека хтоническим, слепленным из земли и отбросов, монстром.
Думаю, осознание бессилия в борьбе со своим талантом, невозможность поднять на него собственную руку, оскорбить его, раздавить, окончательно пришло к Платонову при написании "Счастливой Москвы". После нее он уже не предпринимал попыток встроиться в советское общество, скрыв от него самую страшную правду -
что видит людей земляными монстрами, едва ворочащими языком и покрытыми воскового отлива кожей, как у покойников или томящихся в темнице арестантов
Не назову Платонова в числе излюбленных своих писателей. Да и берусь за него редко. "Котлован" и "Чевенгур" я сейчас читаю второй раз в жизни, после школы. Но точно знаю, что и я, и мои одноклассники, даже самые заядлые троечники, с первой строки понимали, почему у Платонова сегодня отдельная, ни на кого не похожая популярность.
Это сострадание жертве, какую Платонов многие годы пытался принести советскому государству, чтобы выжить. И это преклонение перед громаднейшим талантом, который оказался гораздо сильнее своего писателя, задумавшего этот талант убить.
Применительно к Платонову часто употребляют выражение "неисчерпаемость таланта". Но талант его был не неисчерпаем - он родился непотопляемым и неубиваемым. Пробовал Платонов его в себе убить, да не смог.
---------------------------------------------------------------------------------------------------