Московско-немецкий акцент великого француза
Автор текста: Алексей Мокроусов
Балет – Петипа, ювелир – Фаберже, а теперь еще и Рюкерт. Большая выставка в московском Кремле разбавляет череду бесконечных яиц и простодушных вариаций на тему «покажите мне богато» профессиональным рассказом на тему, чье название кому-то покажется забавным: «Карл Фаберже и Федор Рюкерт. Шедевры русской эмали». Хорошо, что не все боятся обвинений в заискивании перед Западом и его тлетворном влиянии – остававшийся до конца жизни прусским подданным Рюкерт не уродился Федором и уж тем более Ивановичем, в родном Эльзасе он был Фриц Мориц, но раз провел в России всю жизнь, звался на местный лад.
Каким образом он переехал в нашу страну, непонятно, вообще документов о его жизни известно немного, даже даты рождения и смерти в источниках разнятся, не говоря уже о стремлении некоторых его почитателей повысить значение Рюкерта за счет удвоения «к» в его фамилии, от подобного переводчики давно уже призывают отказываться. Его «живописное по эмали заведение» существовало с 1886 года, располагалось оно на Таганке, в Рогожской части. Сотрудников было мало, с годами их число с четырех выросло до 14. А вот, например, когда Фаберже открыл в Москве фабрику в Большом Кисельном переулке, ее штат за десять лет вырос с 50 до 235 рабочих.
Экспансия крупнейшей ювелирной компании из Петербурга в первопрестольную стала неизбежной: в Москве царил другой вкус. Сейчас в Кремле выставлено много ковшей и коробочек, портсигаров с кабошонами и вилок-ложек (все они, конечно, серебряные: многие сделаны московскими мастерами без участия Рюкерта), и нет, скажем, брелков-слоников из сердолика или обсидиановых звонков в виде колонны - воздушные и прозрачные вещи Фаберже в европейском стиле создавали в основном выпускники училища барона Штиглица, оплота европоцентризма в Петербурге. Но мода на исконно-русское требовала другого подхода, московский рынок завоевывали с учетом его особенностей. Отсюда внимание Фаберже к московским мастерам-эмальерам, знаменитых такими именами как Овчинников и Хлебников, среди исполнителей заказов оказался и художник по эмали Рюкерт.
Московско-немецкий акцент ФабержеОт выставок о Фаберже сегодня сводит зубы, но музеи Кремля избегают общих мест. Девять лет назад здесь поместили Фаберже в контекст мастеров камнерезного дела, зрелище запомнилось. Нынешнее тоже не из последних – почти 500 экспонатов (работы из американских частных коллекций не доехали в силу уже навязших в зубах причин, не были доставлены и предметы из коллекции Ее Величества Королевы Елизаветы II, зато есть экспонаты из музея Виктории и Альберта), много редкостей, двуязычный англо-русский каталог и тщательно выверенное многообразие, от неизбежных флаконов, чарок и яиц до картин и набросков, работ Виктора Васнецова, Верещагина и задорной «Деревенской кокетки» Федора Сычкова. Они здесь не для атмосферы, это исходный рабочий материал Рюкерта.
Редкое по дизайну исключение в истории сотрудничества Фаберже и Рюкерта.Есть популярный советский жанр - картины, вышитые на коврах; в квартирах по всей стране висели богатыри, охотники на привале или Аленушка у кромки воды - еще чуть-чуть, и не станет Аленушки. Работы Рюкерта напоминают об истоках массовой страсти к красивому, он переносил на шкатулки, ложки и ковши сюжеты популярных картин, от «Трех богатырей» до «Витязя на распутье», сколько коробок и портсигаров ими украшено! Рюкерт копировал и Репина с Рерихом, и менее известных авторов, как Зворыкин и Трутовский.
В Европе царил ар нуво, в России выходили «Весы» и «Аполлон», а тут – разлюли-малина, поддавки далеко не изощренному вкусу. В начале века рядовые поклонники ювелирки были уверены, что «изящно может быть лишь то, что дорого» - и вспоминали Фаберже и Васнецова. Сохранивший разговор 1903 года директор Императорских театров Владимир Теляковский позднее сделает другую примечательную запись. В мировую войну начальник Канцелярии Министерства Двора и уделов Мосолов жаловался «на трудное положение своей семьи в Швейцарии, где кроме золота никаких денег не принимают. Мосолову пришлось купить у Фаберже бриллианты и их отправить с англичанином в Лондон, который их там должен продать и золото перевести в Швейцарию». Здесь примечательно все, от пристанища семей высшего чиновничества до восприятия в кризис Фаберже как защиты.
Раньше Рюкерта в России почти не знали, он стал моден сперва за границей и лишь затем на второй родине. Пальма первенства в деле собирания Рюкерта принадлежит коллекционерам. Видимо, на первом месте среди них Максим Ревякин, прославившийся в свое время тем, что принес в Александровский дворец блюдо, украденное из него еще в годы войны (Ревякин обнаружил его в антикварном магазине), а теперь – изданным к выставке альбомом о Фаберже и Рюкерте, он стоит втрое дороже официального каталога.