Тридцатые годы остались в памяти старшего поколения прекрасными фильмами, весёлыми, добрыми, оптимистичными, и удивительно жизнерадостными, бодрыми, какими-то редкостно запоминающимися песнями. И в то же время в мемуарах многих деятелей культуры того времени читаем о том, как боялись ночных арестов, как прислушивались к шагам на лестнице (ой, только не нужно рассказывать, что это те тряслись, у которых совесть была нечиста! Проклятые троцкисты, расхитители, бюрократы… Сколько людей сели «по спискам», по дурацким доносам, по принципу «был бы человек, а статья найдётся». Пример? Да пожалуйста: будущий академик, исследователь «Слова о полку Игореве» студент Д.С. Лихачёв арестован за участие в шуточном кружке студентов «Космическая академия наук», но вот преступление было ох, какое нешуточное: прочитал доклад о старой, дореволюционной орфографии, «искажённой и попранной врагами Церкви Христовой и народа российского». Это потянуло на 5 лет и Соловки. Кстати, к советской власти реформа правописания не имела особого отношения – её готовили ещё ДО 1917 года, большевики только радостно приняли её, видя в этом символ отказа от старого мира.)
И всё равно, слушали воспоминания стариков и поражались: «…было весело, на демонстрации шли с песнями, с гармошками, а потом всей общей кухней готовили стол, картошечка, селёдочка – вы и не знаете, что такое «залом», или «керченская»… и пели, и хохотали…»
Только прежде чем эти песни выйдут на радио, на концерты, появятся на пластинках патефонов, они обязательно проходят цензуру:
«Главное управление по контролю за репертуаром и зрелищами при Всесоюзной комиссии по делам искусств разрешает к исполнению произведения репертуара артистки Г. Катанян в пределах СССР сроком по 30 апр. 40 г. Твердый текст в количестве стр... пронумерован, прошнурован и зарегистрирован в Главном управлении за № 730 25 окт. 1939 г.»
«Начальник главного управления по контролю за репертуаром и зрелищами".
Подпись и гербовая печать! (https://clck.ru/RSUXf)
Другой организатор вредным голосом повествует: «Мой шеф посоветовал мне сделать развлекательную программу, и я решил провести передачу с участием группы жонглеров. Я попросил написать их заранее все, что они будут говорить во время выступления.
– Но мы просто жонглируем и ни слова не произносим.
– Они ничего не говорят, – сообщил я шефу.
– Меня это не касается. Мы должны что-то послать наверх.
Я вернулся к жонглерам с формами регистрации и сказал, что они должны что-нибудь написать. Они вернули мне бумагу, улыбаясь до ушей. Вот что там было написано:
– Эй! Ой! Уй! Ух! Ух! Гоп, гоп, гоп!
Спустя несколько дней оригинал пришел из цензуры со всеми нужными штампам». (Тот же источник).
А когда с началом войны артисты начали выезжать на фронт, цензура стала ещё бдительнее. «Так вот, приезжает фронтовая бригада в часть. Бойцы приводят себя в порядок, радуясь предстоящему концерту. Артисты где-то за перегородкой в тесноте переодеваются, а руководитель бригады спешит к политруку с бумагой. Тот, вздев очки, читает:
Не пережить своей любви, нет...
Проверено ГУРК.
Нам встречаться чаще надо возле леса, у реки...
Проверено ГУРК.
Под окном стою я с гитарою...
Проверено ГУРК.
Опыталья д ропове, платуне, сав на куне.
И это тоже Проверено ГУРК.
Чем покорил ты меня? Я пред тобою без слов.
Проверено ГУРК.
Осень, кана, подавела хасиям, милаяса добывать!
И это, разумеется, Проверено ГУРК!
Как вспомнишь, так сердце трепещет, и тихо струится слеза!
Вот и вправду».
Без такого «Разрешения» исполнитель не имел права выйти на сцену. И куда бы ни приезжали артисты, репертуар было нужно регистрировать - и в прифронтовом Белгороде, и в освобожденном Севастополе. А где же это делать среди руин? Не надо забывать, что всегда существовал политотдел, где зорко следили, чтоб (не дай Бог!) не спели чего-нибудь вместо «Увядших хризантем»...
Кстати, трудно поверить - но «Очи черные» были запрещены, никто не мог объяснить, почему, но их начали исполнять только после смерти Сталина.
Наверно, понятно, я убеждён, что цензура – это очень плохо, никто не должен диктовать поэту, что можно, а что нельзя в творчестве, но вот попался журнал, где известный рэпер Баста возмущается, что молодому его коллеге запретила концерт прокуратура Краснодара, мотивируя тем, что в его «произведениях» звучат строки:
– До одури в подворотне я буду бухать и дуть…
И что, будем требовать отмены цензуры? Плохо с цензурой, но не лучше и без цензуры… может, всё-таки нужно останавливать тех, кто предлагает «бухать и дуть»?