Тихо в доме ведьмы. Тихо и холодно. Пахнет не травами – пахнет бедой и дымом. Тихо. На мягких лапах бродит недовольный кот. Некормленый и будто бы растерянный. Ластится к хозяйке, а та руку еле подымет, дотронется до мордочки. Падает безжизненная рука на одеяло. Не осталось у ведьмы сил. Тихо тикают на стене ходики. Скоро встанут – кончится завод. Встанет и сердце ведьмы. Мало ей осталось.
А было так. Жила-была ведьма. Летала, как все ведьмы, на метле. Сходилась с другими ведьмами в тайном месте в круг, творили чёрные заклинания, поливали ими окрестности. А потом к ним же люди и шли – кто хворь вылечить, кто бурёнку на ноги поставить, кто хозяйство поднять, а кто – землю от саранчи защитить. Смотря какие чары им, бедолагам, достались. Платили люди хорошо, только сами не знали – чем: годами своими, отнятыми взамен якобы благ, только чтобы прежнее вернуть. Платили за детей, за стариков, скотину и землю – а ведьмы продлевали свои жизни, чтобы и дальше творить зло.
А потом ведьма всё-таки устала на этом свете быть, и вот позвала она свою правнучку, молодую и красивую девушку, и попросила:
– Поцелуй меня, детонька. Одна ты у меня из родных-то осталась, кровиночка ненаглядная. Поцелуй меня, и уйду я прощённой. Дом тебе оставлю, приданое богатое – будешь всегда жить в довольстве, ни в чём нуждаться не будешь. Знаю, что не любишь ты меня, но в такой малости – не откажи…
Обманывала она девушку, нет прощения ведьмам, и души их прорастают после смерти на болотах ядовитыми травами да сверкают болотными огнями. А колдовство своё ведьмы передают из уст в уста.
Поцеловала правнучка ведьму – не ради богатств и дома, а ради милосердия. Впилась ведьма в её маленький рот, укусила до крови. В поцелуй последние чары вплела – и стали волосы правнучки из чёрных седыми, стали глаза из голубых – серыми, как небо пасмурное, а сердце окутала тьма. Умерла старая ведьма, дыханием своим отравив правнучку и ведьмою её сделав.
Стала правнучка жить в её доме, и вот пришёл час, когда надо было лететь в условленное место и творить злые заклятия. Застучала в нетерпении метла в углу, задрожали стёкла в окнах, но девушка из ведьминых книг уже знала, что творится – заперла двери, затворила окна ставнями тяжёлыми, обняла своего рыжего кота, к сердцу прижала и сидела так всю ночь, только молитвы шептала.
Не помогают ведьмам молитвы, обжигают им губы, опаляют изнутри светлым пламенем, и святая вода действует на них как отрава, пусть и не смертельная. Разъедает их свет, кости наружу являет. Думала молодая ведьма, что умрёт, но тут распахнулись и двери, и окна – так и хлынули чёрными тенями внутрь другие колдуньи.
– Прячешься, – сказала главная ведьма, отгоняя свет, словно надоевшую мошкару. – Молишься. Извести себя задумала, дар не передав? Нет, извини, другие у нас планы на дар старой Кри. Встать! Посвящение у тебя нынче, праздник, будешь плясать, пока ноги не подогнутся да пока вся дурь из твоей башки не выйдет!
И против воли заставила плясать, и посвятила в ведьмы, и нарекла ведьминским именем – Ирра. Забрали ведьмы девушку на холм, и там швырнули ей под ноги жертву – белого ягнёнка, плачущего словно дитя.
– Пей кровь его до последней капли, съешь сердце его, и будь нашей, – велела главная ведьма, забирая у девушки волю.
Целый год жила ведьма, наречённая Иррой, в домике старой Кри. Собирала травы, плела заклятия, но никому старалась ни вредить, ни помогать Просили её порчу навести, просили и привороты творить, умоляли от смерти лютой спасти или ребёнка выходить – редко когда допрашивались. Дурная слава пошла о ней среди народа! Другие-то ведьмы отзывчивые, ласковые, хоть и страшные. А в помощи не отказывают – хоть сколько ходи! Хворь вылечат, молоко корове вернут, отворотят мор от деревни или землю сделают плодородной, чтоб родила на славу, урожай чтобы был такой богатый – излишки не успеешь продать… а эта что же? Смех один: только и сделала за целый год, что девочку утонувшую выходила да выправила кривобокой соседке её горб. И платы никакой не взяла. А ведь известно, что без платы колдовство быстро выветривается! Эх, да что там – никчемушная из Ирры ведьма. Все так говорили.
Все, кроме рыжего кота. Тот в своей хозяйке души не чаял.
Он ей помогал, как мог – если занеможется, боком о неё тёрся, если она прячется, виду не подавал, куда Ирра подевалась, если ей тоскливо и плач наружу рвётся – садился рядом и мяукал протяжно, давай, дескать, поплачем с тобой вместе.
Ирра книги читала, перебирала – что будет, если умрёт ведьма, дар свой никому не передав, и вычитала. Умрёт она – с нею и дар будет похоронен, а у других ведьм их колдовства поубавится. Целый год ворожить не смогут, да и потом ослабеют. Пойдут тогда на болото, травы ядовитые рвать да огни болотные ловить, чтобы сил себе придать.
Пошла Ирра на болото, все травы чарами чёрными пожгла на корню, все огни болотные к себе притянула, вобрала в себя, и отправилась домой – умирать. Наложила на избушку чары, чтоб не вошёл никто, легла на лавку и глаза закрыла. Не стала ни ворожить, ни яд принимать, чтобы уйти тихо, неслышно, чтоб не прорастать ядовитой травой, не оставлять после себя ни одного болотного огонька.
Кот. Лапой трогает лицо, есть просит. Выпускала же его, как только пробрался?
Хочет, видно, с хозяйкой умереть. Тогда зачем тревожит, зачем головой трётся о лицо, зачем зовёт? Нешто выпустить его? Но ведьма уже не могла встать, не могла отпереть дверь. Пусть его…
– Чтоб тебя, хозяйка, – услышала Ирра, угасая.
Вот уже и чудится всякое. Не могут ведь коты говорить?
– Не могут. Пришлось то зелье выпить, что котам пить не положено. Вставай, хозяйка. Есть для тебя путь прочь отсюда. Жить хочешь?
– Так – не хочу. Не буду ведьмой. Не стану у людей жизнь отбирать, не стану кровь младенцев пить. Лучше смерть.
– Не дадут они тебе умереть, глупая. Обмани их.
Привстала ведьма.
– Обмани! Замани этой ночью на болото, где больше нет чёрных чар и колдовских огней, уведи их под воду стоячую.
– Не могу, – простонала Ирра.
– Самое время, – настаивал кот. – Выпей настоя, чтобы силу свою вернуть, призови огни, что в тебе горят, позови их смерть твою отпраздновать, на части тебя растерзать, принять твой последний вздох. Замани собой, позови в трясину. Умрёшь, только и их за собой уведёшь.
Встала. Встала, пошатнулась. Выпила зелье-другое, улыбнулась нехорошо. Души губить не хотела? Так нет у ведьм душ, прокляты они, творят зло. Страшно. Убивать страшно, а пуще того – не хочется с ведьмами связываться. Умирать одной страшно, а среди злых ведьм ещё того хуже!
– Только будь со мной, котик, – попросила слабым голосом.
Собрала всю волю, позвала ведьму главную и других с нею, сказала – не хочу больше жить, упокойте меня на болоте, да и сделала, как сказал кот.
Только не успели они растерзать её, не успели принять последнего вздоха – дрогнула трясина да поглотила всех ведьм, а последнюю – Ирру – оставила. И кота вместе с нею.
– Вот теперь заживём, – сказал кот. – Осталось только следить, чтобы не прорастала болотная трава, каждую весну жечь её на корню, да смотреть, чтобы болотные огни, колдовские метки, не появлялись.
Так они и сделали, так и жили. Невелик дар остался у Ирры, да ведь много и не требовалось. Долгую жизнь прожила. Дочь родила, радость для сердца, людей лечила да песни пела.
...Только тихо сделалось в доме ведьмы нынче – умирала она. Прожила лишь свою жизнь, до чужих не касалась, и внучку свою позвала, рассказав что да как. Наказала траву колдовскую жечь да огни болотные гасить. Позвала в последний раз, чтобы девушка приняла дар Ирры на благо людей.
Тихо в доме. Только ходики ещё тикают.
– Не давай мне уснуть, котинька, – просит ведьма. – Дай дождаться ведьму будущую.
Шаги за окном – лёгкие, девичьи. Успела внученька.
Вот и хорошо.
Тихо в доме.
Обсудить всё, что касается канала, или просто поболтать можно тут: Чат Ванильного некроманта