Я очень люблю свою работу. По профессии я педагог, учитель русского языка. Любовью этой я "заразился" от своей мамы: она тоже была учителем русского языка, и совершенно замечательным учителем. Правда, я и как профессионал, и как человек совсем на неё не похож, но само отношение к своей работе у меня - от неё.
"Что было главное в моей жизни? Без раздумий отвечаю: любовь к детям", - это сказал В.А.Сухомлинский, один из моих любимых педагогов. То же я могу сказать о себе.
В работе с детьми мне нравилось и до сих пор нравится всё. Известно, что многие учителя-филологи не любят проверять тетради. Я никогда не проверял обычные задания (проверяли ученики - сами у себя), а вот сочинения и другие творческие работы я проверять люблю. Я терпеть не могу современную школу, но школа, класс, где учились мои ученики, для меня всегда были особым местом.
Человек я чрезвычайно способный во многих отношениях - и, в особенности, умеющий самостоятельно учиться. В этой профессии это очень важно.
Кстати, у многих читающих этот текст, несомненно, весьма превратное представление о профессии учителя. Это самая сложная из всех творческих профессией. Более сложная, чем профессия театрального режиссёра (хотя чем-то они и похожи). Более сложная, чем профессия врача (душа сложнее, чем тело). Это, видимо, вообще самая сложная профессия.
Как ни странно, в современном мире есть страны, где это почти все понимают - например, Финляндия.
Я родился в Молдавии, которая тогда была частью СССР. А в 1990 г. мы переехали в Россию.
Когда в 27 лет я потерял лучшего друга, потерял любимую и потерял родной город - он необратимо изменился - я решил уехать. В Россию.
Почему в Россию? Потому что я учитель русского языка. Я человек русской культурой. С русскими языком и культурой я неразрывно связан, не могу жить без них. Поэтому, раз я решил куда-то уехать, то естественно было выбрать Россию.
Работа нашлась в Ленинградской области, г. Приозерске. Это районный центр, примерно 30 тыс. жителей.
И моя мама, и я - непрагматичные люди. Практический расчёт - не наша сильная сторона. Мама проработала 10 лет в сельской школе (села Ваду-луй-Водэ, недалеко от Кишинёва, столицы Молдавии) и была счастлива в своей работе. Потом, в Кишинёве, она тоже работала далеко не в элитных школах - хотя уровень её как преподавателя был высочайший. И это все понимали: у неё была куча всяких званий, на её уроки приезжали учителя со всего города. Но устраиваться она не умела, и была довольна тем, что занимается любимым делом - неважно где.
Я тоже такой. И я совсем не думал о том, как я буду жить в этом самом Приозерске, что это вообще за место такое. Я хотел работать с детьми. Это единственное, что мне оставалось в жизни. Я понимал, что я сильный человек в этом смысле. Это была моя "медаль", лучшее, что во мне было. Как и всякий человек, я хотел делать то, что у меня хорошо получалось.
Но решение переехать в Россию оказалось страшной ошибкой.
* * *
Должность директора в 1-й школе г. Приозерска занимала некая Фёдорова Фаина Ивановна. По специальности была она учительницей английского языка. Не знаю, как у неё обстояли дела с английским языком, но дети её совершенно не уважали, на уроках "балдели", ничего не делали и не знали. Зато в общении в начальством она оказалась талантливой, и её назначили на должность. Школа была большая и совершенно неуправляемая. Сама Фаина Ивановна увлекалась экспериментами, но они были совершенно ужасны, так как в педагогике она ни в зуб ногой.
К сожалению, жертвами этих экспериментов стали и мои дети, что вызвало у меня вполне понятное раздражение. Начал я с того, что попытался объяснить, к чему это всё для "подопытных кроликов" приведёт, самой Фаине Ивановне, но она слушала меня, улыбаясь, и всё сказанное у неё в одно ухо влетало - в другое вылетало. Она была русская - и не могла понять, как может рядовой учитель, ещё и молодой, учить директора. Правда, на меня не обиделась.
Я написал статью в "Учительскую газету" - про эксперименты - но не конкретно про нашу школу, а вообще. Там фамилия директора не упоминалась, школа не была названа. Статью опубликовали, и я её положил директриссе на стол. Она её прочла. Пытался я это обсуждать и на педсовете.
В точности так я себя вёл и в своей первой, кишинёвской, школе, но её директор, Танасова Виктория Марковна, меня высоко ценила как учителя, хотя я работал первый год, - она любила детей, хотя была до мозга костей советским человеком, - но критиковать её можно было, даже публично: она соглашалась, даже что-то пыталась менять. Она понимала, что я действительно часто говорю правду, что я талантливый педагог.
Неудивительно, что и тут я себя вёл так же. Это ведь были мои дети, я ими жил, в этой работе был единственный смысл моей жизни.
Но Фаина Ивановна в итоге всё-таки обиделась. Она отличалась легкомыслием (как-то на линейку она явилась в яркой тунике, которая очень далеко не доходила ей до колен, а было ей больше 50-ти лет, - дети взирали на странный облик начальницы с большим удивлением, а Фаина Ивановна бросала вокруг кокетливые взгляды), но и злопамятностью.
И решила от меня избавиться.
Но я уходить не хотел.
На лето мы с мамой уехали в Кишинёв. Когда вернулись, оказалось, что я уволен. Я подал в суд, и меня восстановили до начала учебного года: дети ничего не узнали. Как ни странно, тогда в России был настоящий суд.
Эта неудача несколько охладила пыл Фаины Ивановны, но только на время. Делать ей в школе было нечего, поэтому она развлекалась тем, что плела интриги, и главным своим врагом решила назначить меня. Она была умная, не без способностей - и интриги плести научилась хорошо.
Я проработал после этого ещё два с половиной года. Я очень хотел выпустить этих детей: это было для меня чрезвычайно важно. Но не получилось. На этот раз Фаина Ивановна хорошо подготовилась, и суды продолжались так долго, что дети мои успели закончить 9 класс. Продолжать бороться не было смысла. То, что я создавал в своём классе, было уже давно разрушено.
В книге "Мои дорогие дети" (это моя самая любимая собственная книга, единственная, переведённая на другие языки: на украинском она вышла даже раньше, чем на русском) значительная часть глав - о тех моих учениках.
Потом мы переехали в Петрозаводск.
Здесь я был уволен из школы-45 уже после первого года работы, хотя работал успешно, живя в очень тяжёлых условиях (мы с мамой тогда ещё ничего тут не купили, снимали холодную комнатку 8 кв. м. у одной из школьных уборщиц).
Я перешёл в 1-й лицей, он находится в сотне метров от 45-й школы. Но был оттуда уволен спустя 4 месяца после начала работы, тоже весьма успешной. В лицее мне дали класс, который буквально разваливался: стоял вопрос о его расформировании. Я его за 4 месяца сделал лучшим в параллели, самым дружным и даже лучшим в учёбе. После чего был уволен.
45-й школы сейчас больше нет.
Директор 1-го лицея, Ю.А.Шабанов потом трудился коммерческим директором ликёро-водочного завода, директором издательства "Петропресс", а потом стал депутатом Законодательного собрания.
Кстати, замом по науке у него была нынешняя главная "яблочница", преемница Явлинского, Э.Э. Слабунова. Она сыграла при моём увольнении крайне подлую роль: пыталась накопать на меня компромат, но неудачно. Выполняла поручение Шабанова.
Потом я ещё работал в 3-м лицее. Оттуда я уже ушёл сам.
Какое-то время, недолго, я проработал в школе посёлка Пийтсиёки и в 261-й школе Москвы. Эти две школы ничем не отличались друг от друга: беспорядок, ужасные директора.
Я понял, что в России работать в школе не смогу.
С тех пор я занимаюсь репетиторством, уже долгие годы. В Интернет можно найти множество - десятки - отзывов моих учеников и их родителей обо мне.
Все отзывы сугубо положительные.
Оказалось, что Россия - это два параллельных мира, которые нигде не пересекаются. Официальный - он совершенно фантастический, ничего общего с реальностью не имеющий. В этом фантастическом мире я - неоднократно уволенный с работы учитель, с ужасной трудовой книжкой, давно уже безработный. В реальном мире - у меня прекрасная репутация: я отличный учитель, хороший методист, автор многих интересных педагогических книг. Несколько лет я был одним из самых популярных авторов журнала "Мой ребёнок".
Я действительно хороший педагог. Если бы я жил в Финляндии, был бы очень обеспеченным, благополучным и уважаемым человеком. В России я тоже в каком-то смысле уважаемый человек (моими учениками, их родителями, моими читателями), однако это никогда не мешало всякой швали травить и душить меня.
Такая уж это страна.
Если бы я остался в Кишинёве, то мог бы спокойно работать. Но, к сожалению, связи с Кишинёвом оказались разорваны - вернуться было уже невозможно.
И всё-таки, если бы меня спросили, был ли я счастлив в своей работе, я бы ответил: "Да! Очень!"
И до сих пор я очень люблю свою работу, несмотря на то, что репетиторство - это не то, в сравнении с работой с целым классом. Да, при индивидуальной работе научить легче, но я воспитатель по призванию. Работать с классом мне нравилось больше.
Однако здесь это оказалось невозможно.
* * *
Когда меня увольняли из 45-й школы, директрисса сделала это так: я работал на время декретного отпуска основного работника. Она попросила эту учительницу, которая около года просидела в декрете (оставалось ещё два года), написать заявление, что она хочет выйти на работу, - и та написала. А когда я был уволен, она написала заявление, что хочет продолжить пребывание в декрете.
Так вот, эта учительница до сих пор "сеет разумное, доброе, вечное" в одной из петрозаводских школ ( в другой, так как 45-й уже давно не существует: директрисса так здорово ею управляла, что её пришлось закрыть - туда просто не хотели отдавать детей, сама эта директрисса тоже уже давно не имеет отношения к образованию).
Я знал, здесь, в Петрозаводске, прекрасных директоров школ: Исаака Самойловича Фрадкова (с ним мы были друзьями) и Галину Сергеевну Корожневу. Но в их школах учителя не были нужны: там был стабильный состав учителей.
* * *
Я начал работать с детьми в 19 лет. Сейчас мне 58 лет. Но каждого нового урока я по-прежнему жду с радостью. Хотя это, по большей части, уроки по скайпу.
Это очень хорошая работа для того, у кого есть к ней призвание. Я человек призвания.
В этом была и моя сила, и моя слабость.
* * *
Я очень мало сделал в педагогике.
Мастерства я достиг не меньшего, чем Макаренко, Сухомлинский, Корчак. Но они работали в хороших условиях (не материальных - речь о творческой свободе). Я - в ужасных. И мне ни разу не дали довести дело до конца. У меня нет ни одного класса, который бы я выпустил.
Поэтому у меня нет не только такого уникального педагогического опыта, как у этих выдающихся педагогов, но даже и такого, какой есть у всякого хорошего учителя, - а я таких знал, и не так уж мало. Мне просто не дали работать.
Я написал много хороших книг.
Но всё-таки моя работа - главное, что было в моей жизни, - тоже оказалась неудачной. Её искалечило русское рабство.
Я был не менее сильным педагогом, чем моя мама. И она это понимала. Я совсем другой (она была сильным преподавателем и режиссёром (у неё был драмкружок в школе), я сильный воспитатель и методист, а также писатель), но достиг не меньшего в смысле мастерства. Однако она была социальной конформисткой, и ей не мешали работать, поэтому сделала она больше.