Посещение вместе с Даревским одного полусекретного научного учреждения продолжилось странным последствием для меня.
Сергей Григорьевич в очередной раз поехал со мной в Ленинград (так назывался в те годы Санкт-Петербург). Мы, пройдя через строгую систему охраны и проверки документов, предъявив справки о допуске к секретным объектам, оказались в Государственном оптическом институте (ГОИ).
Он располагался на Васильевском острове и занимал большой квартал, отгороженный стенами, колючей проволокой и неприметными сторожевыми постами. Почему он был так засекречен? Потому что в ГОИ изобретали, конструировали, строили системы оптического прицеливания мощной корабельной артиллерии.
Когда же оптические дальномеры стали заменять радиолокаторами, то в ГОИ начали создавать сверхмощные оптические системы для фотографирования вражеских объектов со спутников из космоса.
В ГОИ был изобретён и создан удивительный прибор-окно «Взор» для пилотируемых космических кораблей «Восток», «Восход» и др. Через «Взор» космонавты видели не только ту местность на Земле, над которой пролетали в данный момент, но и ту, над которой уже пролетели, и ту, что предстояло пролететь.
Брал меня Даревский в ГОИ потому, что я уже провёл несколько серий исследований того, влияют ли на зрение людей краткие воздействия невесомости и перегрузок.
В Ленинграде, на Васильевском острове, в ГОИ меня с Даревским принимали специалисты по физиологической оптике Евгений Николаевич Царевский и Николай Иванович Пинегин.
Моё присутствие должно было подтверждать, что в ЛИИ, в лаборатории Даревского есть специалисты, разбирающиеся в космических аспектах физиологической оптики; то есть я, как теперь понимаю, был в очередной раз «морковкой».
В тот раз Даревский и Пинегин завели разговор об оптических приборах, дублирующих радиолокационный контроль при стыковке космических кораблей. Потом почему-то стали говорить о сближении в космосе наших кораблей с американскими. И вдруг неожиданно для меня эти два совершенно мирных человека стали нарочито показывать свою боевитость и ультрапатриотическую агрессивность.
Суетливый, но всегда расчётливо сдержанный, Сергей Григорьевич стал раскачиваться как ванька-встанька, и кричать:
— Надо точно прицеливаться в них и стрелять, разрушать вражеские спутники!
А Николай Иванович, всегда медлительный, массивный, с большой седой головой, как-то несвойственно ему нарочито громко поддерживал:
— Да! Нужно поражать, разрушать корабли противника в космосе. — Из-под тёмных кустистых бровей сверкали его чёрные глаза.
И тут мне вспомнилось, как напряжённо, не жалея ни времени, ни сил, и днём и ночами, мы готовили к полётам космические корабли, сколько умения и изобретательности проявляли мои личные друзья в разных конструкторских бюро и в заводах-институтах. Неожиданно я будто увидел таких же, как мы, американских парней, строящих свои сложнейшие космические корабли. И что же? Все это для того, чтобы разбить, искорёжить все эти удивительные изобретения по чьей-то дурацкой злой воле?
Тут со мной случилось что-то, чего никогда не было. Будто молния сверкнула в моей голове и электрический разряд потряс моё тело, пробежал по нему. «Столько наших усилий! И всё зазря?! Такие удивительные космические аппараты, корабли, приборы! Всё это разломать, уничтожить? Нет! Это недопустимо!!».
До этого случая я иногда задумывался: «Вот, учёные делают изобретения. А их могут использовать (и используют!) в боях, на войне. Ответственны ли те учёные за страдания и гибель людей? Нет! — отвечал я себе, — учёные делают своё дело, научные открытия. А военные и политики пусть отвечают за их боевое применение».
Но после того случая на Васильевском острове, в ГОИ что-то круто изменилось во мне.
Вернувшись в Москву, в г. Жуковский, в ЛИИ я уже как-то не мог заниматься испытаниями военной авиационной техники.
Это заметил мой начальник Андрей Михайлович Клочков, героически воевавший в Великой Отечественной войне, и, ни слова не говоря, больше не включал меня в программы испытания военных самолётов. С того момента я участвовал только в исследованиях влияния на людей невесомости, в подготовке не военных космических полётов и в совершенствовании систем управления для гражданских самолётов.
Через несколько лет, когда многое о космонавтике было рассекречено, я узнал, что в то время готовили к полету боевой космический корабль (КК). На нем установили авиационную пушку калибром 23 мм (без отдачи!), созданную под руководством Нудельмана А.Э.
Экипаж этого боевого пилотируемого КК были назначены Павел Попович и Геннадий Колесников. Но они не полетели, так как в 1967 г. эта программа была закрыта. Решили строить беспилотные боевые КК?
Когда-то в детстве, в юности мы, мальчишки, с восхищением, с душевным трепетом смотрели на грохочущие по мостовой, на изрыгающие клубы дыма танки, едущие на парад, на Красную площадь в Москве.
Но после того странного случая на Васильевском острове я, глядя на танки, содрогаясь вместе с ними, конечно же, восхищаюсь их ужасающей мощью и вместе с тем с отвращением думается мне, как чьи-то кишки будут наматываться на их гусеницы, если будет война.
И вот, во время моих психологических исследований на чеченских войнах в конце двадцатого века я увидел это. Видел и наши взорванные танки, с оторванными башнями, с обрывками тел наших мальчишек-солдат на броне. Не ругайте, не корите меня, что пишу о таких ужасах; реальная война страшнее всего, написанного о ней.
Но я не стал пацифистом и позднее всячески способствовал укреплению обороноспособности нашей страны.
Друзья, сообщайте ваше мнение и подписывайтесь на канал «Проникновение в космонавтику».
Дайте прочитать вашим родственникам и знакомым. Пусть они тоже подпишутся на канал. Читайте предыдущие материалы и те, что будут публиковаться дальше.
С уважением, Леонид Александрович Китаев-Смык.