В прошлой, довоенной жизни Иваныч был не особо законопослушным элементом Советского общества, в последний, предвоенный год, все вообще перевернулось с ног на голову, осознание простых житейских радостей и прелестей честности, к нему пришло во время того, как по коридорам коммуналки за ним бегал с финским пером знатный вор, Федя «Чека», имевший намерение пошинковать ему печень, и оравший благим матом, – Порежу гада, век воли не видать!!!!
Так на Иваныча снизошло озарение – надо, что-то коренным образом менять, вот только жизнь по-новому уже вряд ли удастся переписать. В той жизни Иваныч был карточным шулером, шулером – с большой буквы и красной строки, обычно, своих старался не горошить, но так уж вышло, сделал ноги, прилег с анализом на дно. Мобилизация застала Иваныча во время отлежки в одном из подмосковных городков. Выдали гимнастерку и галифе, пожали руку и отправили на передовую. Вот и началась другая жизнь.
Иваныч, с первых дней и боев, в своей роте заработал непререкаемый авторитет - за знание жизни, возраст и отчаянную смелость.
Война не была страшнее лагерей, о которых он вспоминал с теплотой, ностальгировал. – Да в лагере лучше было…..ну да, это было тогда, а сейчас….ребятки гибнут.. Почему-то до смерти было обидно, за этих мальчишек, - И ведь баб то, поди, еще не щипали, - как мог прикрывал, объяснял, проводил беседы – «разморозки», с напуганными мальчишками.
- Иэээх….совсем неспелый ведь был,- огорчался Иваныч при виде очередной разорвавшейся юной головы, то справа то слева, - вот ведь, сучья жизнь.
Ночью шел бой, утром все стихло, и только воронки от мин да обгорелые березки, то и дело встречавшиеся на дороге, напоминали о том, что еще здесь было совсем недавно.
Их осталось пятеро, из целой роты: сам Иваныч, два рядовых, сержант, и молодой лейтенант, еще не начавший всерьез бриться. Немцы ушли через лес, к реке. Растерянный мальчишка - лейтенант не знал, что делать, Иваныч предложил идти по просекам на север. Вот и шли, тихо, прислушивались, присматривались.
За кустами, развороченными снарядом, кто-то шумно пыхтел и копался. Иваныч, показал на кусты, приложил палец к губам и тихонько отправился на разведку. За кустом, сидел немецкий солдат и сосредоточенно справлял большую нужду, Иваныч подкрался сзади и приставил дуло автомата к темечку немца, тот непонимающе лупал глазами, поднялся, как был – со спущенными портками. Иваныч - свистнул своих.
Окружили немца, рассматривали, в бою то не особо в стороны позыркаешь, а тут вот он, рядом, гад такой.
Углядев, что Иваныч, несмотря на отсутствие офицерского звания, здесь за старшего, немец, виновато заглядывая ему в глаза и скалясь, принялся, что то, усердно объяснять.
- Да….да…тпппру….угомонись ты ирод, лейтенант, ты че-нить по ихнему разумеешь, а то я как-то не тово.
- Ну, говорит, что такой же солдат как и мы, зовут Гюнтер…….отбился от своих во время боя.
- Прям так уж и отбился, струхнул, поди….спроси какого лешего они на нас поперли, если трухают по делу и без?
- Он говорит, что сожалеет о случившемся, все воюют и он.
Немец, многозначительно посмотрев на сержанта Цыцвера, и брызгая слюной, стал, что-то тараторить. По жестикуляции немца, можно было предположить, что он очень хочет задушить Цыцвера.
- Цыцвер…..вы эта…..знакомы, что ли? Че он на тебя кидается? Лейтенант, спроси, че он на Цыцвера пургу метет.
- Говорит во всем евреи виноваты…..убивать их надо……говорит.
- Да я тебя…..скотина, - взбеленился Цыцвер, хватаясь за карабин.
- Цыц сержант, тебе, что партия сказала – береги патроны, иди-ка пока проветрись, сами разберемся.
- Так по-твоему евреи, во всем виноваты?
- Ну, товарищи как же, я же с вами…. за вас, - чуть не плакал Цыцвер.
- Сказано тебе – сходи, погуляй, разберемся.
- Лейтенант, спроси, чем кроют? – попросил Иваныч закуривая.
- Что-то про зарезанных детей бормочет, - еле поспевал за разговорчивым немцем – лейтенант.
- Брешет он Иваныч, точно брешет, - встрял в разговор рядовой Конопатько, - не мог Цыцвер дитев резать, у него у самово их двое, все на карточку любуется и глаза трет.
- Ну, ведь врет же. Не евреи, Нерон ……. Таки римлянин, - из кустов подал голос Цыцвер.
- Эко вас товарищ Цыцвер покоробило, тебя батенька проветриться отправили? Ну, дык и свободен, че ты уши греешь….разберемся. Лейтенант, спроси, какие еще факты имеются.
Немец продолжал жарко разоряться, презрительно поглядывая в сторону кустов.
- Не хитрые, а жизнерадостные, - доносился голос Цицвера, из под кочки.
- От ведь….. он ище и по ихнему шпрехает……скройся.
Немец все не унимался.
- Не жадные, а бережливые, - доносилось с дерева.
- Что значит себе на уме!!!!! Что значит мочить их гадов???? – слышалось из под земли.
- Цыцвер….. помолчи, гад такой…..не видишь допрос идет.
- Братцы….да я ж когда-нибудь заявлял о своей – богоизбранности? – падал с небес скорбный шепот Цыцвера.
Иваныч, дирижерским жестом остановил повествование немца, докуривая, о чем-то, ухмыляясь, думал.
- Лейтенант, скажи Гюнтеру, что он свободен, пусть идет….не спорь….говори, давай.
Лейтенант перевел. Немец обрадовано закивал, протягивал Иванычу свои часы.
- Иди уже…домой….Гюнтер…..едри тебя в корень, - поднимая дуло автомата, сказал Иваныч и всадил, не успевшему встрять в происходящее, немцу пулю в лоб.
Все присутствующие ошарашено молчали. Довольный произведенным эффектом, Иваныч подозвал к себе Цыцвера. Взял его за грудки, приподнял, смотрел, глаза в глаза, о чем-то размышлял, затем, чмокнул в нос, поставил на место, обернулся.
- Иеееех, как давно не озоровал, в картишки бы раскинуться, проблефовать на воротнички, тьфу, раскорячь ты его к такой-то маме…….пошли, что ль ребятки…
