АнтиДедовщина-2
Продолжение
Новый год прошёл, опять команда: Стройсь!
Повезли на другую площадку, не на свою.
Там опять в узел связи. Зыков не отстаёт. Его злость берёт: на третий год службы пошёл, а не увольняют.
В здешнем узле связи, да и вообще в части порядки совсем другие. Дедовщина!
Сурков-то со товарищи уже не салаги. Он со Славкой второй год распочали, а другие уже по полтора оттрубили. Они, кстати, из Саратова были. Все. Смеялись над сослуживцами: дескать вы там в своих Барнауле, да Бийске поди паровозу сено на вилах подавали. А Барнаул вообще Баран-аулом называли. Но это всё без злобы, в шутку.
А поскольку Мишка Сурков сибиряк, то они, опять же в шутку, его В целом же команда дружная была. Только вот Зыков всё гонял Суркова по нарядам.
Но Мишка не сдавался, при случае Зыкову грубил и даже угрожал иногда, типа я тебе сейчас кипяток на башку вылью. Это когда Зыков при солдатах начал было ругать Мишу, что будто бы чай в чайнике холодный.
Через некоторое время кто-то из местных у Миши спросил:
- Чего он тебя гоняет-то? Через день на ремень…
Миша сказал просто:
- Да скотина он просто.
Парни просекли.
А надо сказать, что Зыков каждый день к от там Зыков с парнями и бухал, в основном он, они-то на дежурстве, как правило все. Они его терпели, «дед» всё-таки. А когда от Суркова узнали, что Зыков «скотина», они поступили просто: напоили до бесчувствия и Володю Кулешова, он из Саратова, как раз был, и говорит: «ты давай принимай отделение, я не приду».
Ушёл на дембель, даже не попрощался с отделением. В смысле, с сослуживцами, с одними из которых отслужил полтора года, а с другими тоже больше года.
Сурков не расстроился, а даже, если честно, обрадовался.
Ушёл из его жизни навсегда Зыков – мелкий человечек огромного роста. Кем-то он станет на гражданке с его желанием делать карьеру да людей притеснять по праву сильного. Много таких ещё встретиться в жизни Суркова…
В части, меж тем, назревали великие события, не революция, конечно, но…
Одним словом, где-то в марте вышел долгожданный служивыми Приказ министра обороны. Приказ с большой буквы, ибо он повелевал многим и многим солдатам: не только «дедам», но и старикам, отслужившим два года, уходить в запас. Дембель! Великое слово и великое понятие для солдатиков. Это воля, это свобода! Чтобы понять чувства, обуревавшие дембелей – надо это пережить.
И вот проводили всех ушедших в запас, помахали автобусу, увозившему их на станцию Тюра-Там, именуемой в военной среде станцией «Тюрьма-там».
Послушали на прощание знаменитый марш «Прощание славянки», кто-то даже робко слезу пустил.
Кое у кого на дембель ушли друзья, ставшие друзьями именно здесь, на службе. Потом будут переписки, фотки и прочее, но это потом. А сейчас расставались навсегда. Ведь солдаты призывались не только из разных областей, но и из разных стран, как через пару десятков лет оказалось. Жить стали в разных странах.
Сурков с ребятами, разумеется, слезу не пускали. Они здесь, на этой площадке без году неделя, да и отсюда вскоре предстояло уехать. Так они, по крайней мере, надеялись.
Вечером, прямо после отбоя, Суркова и других позвали в канцелярию. Пришли парни призыва годовалого и полуторагодовалого. «Стариков» из сержантов не звали. Они, кстати, тоже уже отслужили по полтора года, потому и перешли в разряд «стариков», но стали сержантами, а старшиной был именно старшина Козырев. Он, проходя мимо, заглянул в канцелярию, увидел большое количество солдат в кальсонах, удивился и сказал:
- Отбой же был…
Развивать мысль он не стал, замечание его было проигнорировано. То есть никто никак не отреагировал, и он, удивлённый, ушёл.
Солдаты были в кальсонах, так как была уже команда «Отбой!»
Стариков в узле связи было человек двадцать, человек десять из них сержанты. Салаг тоже человек двадцать, остальные одногодки с Сурковым и Славкой – «черпаки».
Собралось человек двадцать, включая и Суркова с радистами. Они не знали о причинах собрания, поэтому помалкивали.
Парни поставили на плитку большой алюминиевый чайник, вскипятили и бросили в чайник пару пачек чая (пачки тогда были грамм по пятьдесят).
Сварили чифир (или чифирь, по-разному называли), стали пить из кружек вприкуску с сахаром. Особенным кайфом считалось окунуть кусочек рафинада в жуткую чёрную жидкость, откусить и запить маленьким глотком чифиря.
Суркову чифирь не понравился, а кое-кто заявлял, что он «летает».
Сидели в канцелярии часа полтора, никто не беспокоил. Говорили о том, что надо Козырева с другими сержантами урезонить. Больше всех говорил маленький солдат по кличке «крокодильчик». Он всюду таскал в кармане маленького глиняного крокодильчика с открытой пастью. Время от времени солдатик доставал крокодильчика, совал ему в пасть тоненькую сигаретку (они в комплект игрушки входили), поджигал и крокодильчик пускал из пасти кольца дыма. Такие сигаретки были особенные.
«Крокодильчик» кричал, что сержантов надо отмудохать. К его предложению отнеслись с прохладцей.
Разошлись вроде и не договорившись ни о чём конкретном.
Славка уже кивал носом, да и Миша очень хотел спать.
Все улеглись.
Утром произошло неожиданное.
Как всегда, старшина Козырев приподнял край своего одеяла и, слегка выглянув, громко крикнул:
- По-одъём!
Обычно после этой команды все вставали, кроме, разумеется, дедов и стариков, и выходили во двор. Короткая пробежка, несколько упражнений, затем туалет, умывание, чистка зубов и… столовая, завтрак.
Сегодня же подниматься стали только «молодые» - новый призыв и отслужившие по полгода.
Остальные – не шелохнулись.
Старшина ещё пару раз высунул нос из-под одеяла с криком «Подъём!», и тишина.
Молодые протопали на улицу, минут через сорок зашевелились остальные, потянулись к туалетам.
Так и произошла эта маленькая революция в отдельно взятом армейском подразделении «узел связи».
С тех пор сержанты вели себя с «новыми стариками» корректно. По нарядам и караулам не гоняли. Все эти тяготы военной службы легли на плечи самых «молодых». Но они ведь тоже станут когда-то «черпаками», а потом уж и «стариками». И как сложатся взаимоотношения между всеми этими категориями служивых – неизвестно.
Известно одно: эти взаимоотношения зависят от командиров, не сержантов, а от офицеров. Это известно точно. Там, где служил Сурков с товарищами до попадания в Ленинск и в эту «революционную» часть, никакой «дедовщины» не было, хотя тогда ещё служили по три года и деды были настоящими по армейским меркам.
Кулешов, командир отделения, которым он стал по наследству от Зыкова, без всяких приказов, так сказать по факту, сообщил сослуживцам, что надо собираться. На их родной площадке создали бригаду и их возвращают «домой».
Были вопросы: а в свой ли полк их вернут, а существует ли их полк, а будет ли там их «родной» начальник связи капитан Кравцов?
Кулешов, разумеется, ответов на эти вопросы не знал. А тут кто-то с телефонки сообщил, что будет пуск сразу двух космонавтов, одного из которых запустят с соседней площадки. Причём телефонист сообщил, что одного из космонавтов фамилия то ли Бережной, то ли Береговой.
На следующий день ребята ринулись на спортплощадку, там вышка была, с неё лучше видно. Они забрались на вышку, смотрели в сторону соседней космической площадки, видели какой-то дым. Кулешов сказал, что солома отсырела, пуска скорее всего, не будет.
Пуск был. Ребята так и не узнали, кого в космос запустили, то ли Бережного, то ли Берегового, а завтра, сказали местные, с «двойки» (тоже космическая площадка) будут запускать Шаталова.
Суркову с ребятами повезло: они видели один пуск, а вечером их перевезли на родную площадку, где вместо их полка разместили уже бригаду.
И оттуда они увидели пуск второго космонавта. «Двойка» была всего в шести километрах от их жилой площадки.
Сурков долго считал, что ему повезло увидеть пуск двух космонавтов: Берегового и Шаталова, но так и не смог в дальнейшем в Интернете найти упоминание о таком, спаренном, как тогда говорили, полёте. Есть и Береговой, есть и Шаталов, но то, что это был спаренный полёт, почему-то сейчас нигде не говорят. Есть и тот, и другой, и… всё.
Но вернёмся к бунту или революции, если хотите, в узле связи.
Когда они уезжали, то ничего страшного не происходило: бунт закончился тем, что «деды» не свирепствовали, несмотря на своё сержантское положение.
Это был, если так можно выразиться, антидедовский бунт, закончившийся более или менее мирно.
Наверное, такое случалось и в других частях Советской армии, если кто-то помнит, прошу рассказать.
P.S. Кстати, в Ленинске, где служил некоторое время Сурков с товарищами, тоже был похожий, хотя и безмолвный случай. Безмолвный в самом прямом случае. Старшина, видимо, с целью устрашения личного состава батальона связи, однажды, зимой, повёл батальон в столовую. Был мороз да с ветром, солдатики даже в шинелях мёрзли, честно говоря. Тем не менее старшина приказал запевать.
И вяло запевали:
- Путь далёк у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди…
Вяло, потому что голодные, мороз щиплет не только щёки, но, казалось, и язык.
Потом и вовсе песня заглохла.
Старшина человек упрямый, ему сломать нужно солдатиков, не потому, что он дед, а просто такой вот человек был, вроде Зыкова. Он опять орёт:
- За-апе-вай!
Запели чуть веселей, но тут запевал другие стали толкать под рёбра локтями.
Замолчали.
Старшина новую команду даёт:
- Батальон, стой!
И тут же:
- Кру-гоом!
И опять:
- Запевай!
Тишина. Полная тишина, только скрип сапог по снегу.
В столовую-то вести солдат вести пришлось, иначе плоховато старшине придётся, коли до начальства дойдёт. Но как только батальон снова развернулся, тут и ударило, так, что снег с деревьев посыпался:
- Солдаты в путь, в путь,
А для тебя родная, есть койка раскладная,
Прощай труба зовёт,
Солдаты, в поход!
Про койку – это уж солдатская самодеятельность. Факт то, что старшина подуспокоился немного. Поменьше стал солдатиков доставать.
P.S.-2 Будут комментарии – прошу!
Ну и палец вверх, если понравилось. А если уж сильно, сильно понравилось – подпишитесь.
P.S.-3 Да, я здесь упомянул Володю Кулешова из Саратова. Та ещё из Саратова служили Мельников Саша, Гусаров Саша, Фомичёв Николай. Вдруг прочтёте, отзовитесь. Мой телефон: +? 9039077561 – Юрий Пыль.