Предисловие
Несколько дней я колебался, ставить ли приведенный ниже текст – настолько это страшная и омерзительная история. Но все же решил, что необходимо поставить ее в качестве предостережения тем, кто, придя в церковь, по наивности принимает ее РАБОТНИКОВ за святых по должности: доверившись незнакомым вам людям на одном лишь основании, что служители святой церкви должны быть нравственно безупречны, и не могут быть и оказаться моральными разложенцами, вы рискуете не только собственной душой и верой, но - что гораздо хуже – из-за вашей наивности может быть навсегда безвозвратно изуродована личность ваших самых дорогих и близких вам людей, ваших детей и внуков. Будьте бдительны, и помните, что Господь наш «Сам Иисус не вверял Себя им, потому что знал всех и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке» - а вы не знаете, и потому вам надлежит быть бдительными, чтобы не стать жертвами злонамеренного обмана церковных развратников.
«Эта история коснулась моей семьи...
Ростов-на-Дону. Пишу вам в гневе и ярости! Эта история коснулась моей семьи, и лишний раз утвердила меня в ненависти к церковникам.
Моя верующая мать с младшим братом ходили раньше в верхний храм, где руководителем был священник Макаренко, что, приехав в наш город, сразу расположил к себе многих людей. Ещё бы, большая седая борода, складно говорит, правильно говорит. Только вот за этими седыми волосами и пустыми словами на самом деле скрывались совершенно аморальные желания. Мой братишка, как и все дети, впечатлительный, послушный, доверяя матери, ходил на все службы с ней, участвовал в ритуалах. А она, как заворожённая, всё твердила: «Какой прекрасный батюшка! Какой прекрасный батюшка!»
(Противно даже это слово к нему применять!). Как-то раз и я даже сходил посмотреть, что там за волшебник. Как раз в этот день мать отвела брата к этому человеку на исповедование, после которого он стал сам не свой. Замкнулся, постоянно стал избегать смотреть в глаза; на все расспросы реагировал только молчанием. Как доходило время идти в церковь, стал придумывать причины, чтоб отмазаться, то голова болит, то ещё что-то. Я подумал, что парень наконец-то повзрослел, понял, что к чему, и просто не хочет мать обидеть. Мама уже и настаивать перестала, поняла, что бессмысленно, молилась «за отпавших» (или как сама говорит, «заблудших»). Особенно её раздражало, что я стал смеяться над её убеждённостью в непогрешимости «батюшек» после того, как увидел увлекательное видео, где этот старик предлагает оказать услуги интимного характера пацанам в парке.
А мама всё твердила: «Это поклёп! Он не такой!»
Но время шло, а брат всё больше замыкался, хотя раньше он во всём ровнялся на меня, скучал, когда я уезжал в Ростов в универ, постоянно общался, расспрашивал обо всём, сам всё о себе рассказывал. А это уже явно была не подростковая ломка какая-то.
Совсем недавно ночью я услышал, как он плачет (видимо, специально громко, чтоб я его услышал; будто не мог напрямую мне об этом рассказать). Полночи я его успокаивал, после чего он мне раскрыл, что его так потрясло в тот день на исповедании у старика. Оказывается, тот начал допрос с пристрастием о том, как он мастурбирует, как часто, на кого (м/ж); нравятся ли ему мальчики, думает ли он когда-нибудь заняться сексом с каким-нибудь мужчиной, и прочие мерзости. В ту ночь я в ярости побил мебель в доме, а на утро поехал в эту церковь, чтобы разломать старика физически так, как он сделал это с моим братом психически. В церкви мне сказали, что Макаренко там уже не работает, новый руководитель, где его найти, не знают.
Матери рассказал, та в слёзы. Несколько недель в себя приходили. Я всё пытался выйти на старика, найти его, но, в конце концов, его след пропал где-то якобы в Адыгее, типа он туда уехал. Наверное, это его и спасло…
Теперь и мама сама не своя, ходит как в воду опущенная. Я предложил ей вместе с братом пойти к психологу, но она категорически отказывается, типа город маленький, что потом люди скажут, никому ничего нельзя рассказывать. «Господь управит!» – её ответ на все возражения.
До сих пор ходит в церковь, теперь только в нижнюю («слава богу» их всего у нас две). Но брата я теперь никогда даже на порог туда не пущу!!! Берегите своих детей от подобных извращенцев, как бы ни была крепка ваша вера в их непогрешимость!"
Справка
«В окружении донского митрополита Меркурия (Иванова) регулярно случаются гей-скандалы.
Ещё один пример - протоиерей Геннадий Макаренко.
Он приехал в Ростов-на-Дону по приглашению главы донской митрополии и всегда занимал ключевые позиции в епархии.
8 февраля 2012 г. из Майкопской и Адыгейской епархии он был принят в штат Ростовской-на-Дону епархии. Отец Геннадий служил в храмах г. Ростова-на-Дону, возглавлял Центральный благочиннический округ Ростова, а впоследствии и Аксайское благочиние. Входил в состав Епархиального совета.
Со временем духовенство и семинаристы стали подмечать "неладное".
То батюшку увидят в парке, бегающего в 4 утра в одних трусах. Ну, что же? Порфирия Иванова тоже видели в одних трусах на центральном рынке г. Ростова-на-Дону.
В другой раз протоиерей Даниил Азизов заметил, что о.Геннадий "лайкнул" в опроснике социальной сети Вконтакте фотографию с изображением мужского детородного органа. Как бы там ни было, в числе лайкнувших была замечена фотография маститого протоиерея с бородой.
В конце концов, 6 ноября 2019 г. в Ростове разразился гей-скандал.
В паблике "Ростов Главный" была размещена видеозапись, на которой мужчина, похожий на о.Геннадия, предлагает сделать молодому парню минет (https://vk.com/wall-104083518_1262051).
Следует отметить, что Парк Революции - это популярное место для встреч представителей ЛГБТ-сообщества.
Мало кто в тот день мог поверить, что на видео запечатлен почтенный священник, а не новогодний актер или пранкер.
Но у правоохранительных органов Ростова и духовенства епархии сомнений не было. По голосу было ясно, что это протоиерей Геннадий Макаренко.
А дальше случилось, как говорится, "чудо ХХI века".
Пресс-секретарь митрополита Меркурия Игорь Петровский выступил с официальным разъяснением происшедшего. По его версии, сюжет вырван из контекста, а почтенный старец хотел лишь "отзеркалить" хулиганов, один из которых будто бы ни с того, ни с сего предложил старцу ублажить его.
Вымышленная Петровским ситуация немыслима для Ростова. Никто не стал бы так публично унижать седовласого священника на улице. Это, как будто, и на уголовную статью тянет. Кстати, парню было 18 лет?
Второе. Любой наблюдательный зритель заметит, что, вопреки измышлениям Петровского, священник говорит с парнем тихо и ласково. Ничто не говорит о том, что старец "быстро сообразил, что с данной публикой надо разговаривать резко, быстро, шокирующе, методом «тыка в глаз».
Движения руки священника также говорят о многом. А еще в голосе парня слышится искреннее удивление и отсутствие малейшего желания приобрести интимный опыт со священником, которого он называет "отцом". Не мог этот парень минуту назад крикнуть: "Возьми у меня? Слышь, дед. О…-си". Всё это откровенная ложь Петровского.
С ноября 2019 до июля 2020 года батюшка Геннадий многим чем не угодил своему митрополиту и был отправлен в отставку (там и коронавирус, и финансовые интриги). Дело рассмотрел церковный суд и протоиерея тихо вывели за штат епархии.
На прощание митрополит сказал ему: "Мы тебя от "парка" спасли, а ты нас подвел"».
Послесловие
Доверяли. Доверяли слепо, и слепо доверились. Кто обрел веру в сознательном возрасте, знают, как им эту веру даровал Господь, когда Сам избрал их. «Не вы Меня избрали, но Я вас избрал». Однажды, проходя мимо моей беспутной жизни, Он сказал мне: «Следуй за мною». И когда я побрел за Ним, «ужасаясь», Он Сам привел меня в Свою Церковь. Поэтому, придя в Нее вослед Христу, я безоговорочно принял все, что там было, как Его Волю, как Им Самим устроенное Царство Божие на земле. Как же я был наивен, и как глубоко заблуждался насчет божественного происхождения, и «святости» церковных порядков и отношений, ничего не зная из того, что знаю теперь – и как же я был счастлив тогда! Как сказано у Екклезиаста: « Во многом знании много печали, и познание умножает скорбь». Это про меня, как, впрочем, и про всех живущих.
Как-то глубокой осенью некий «странник», богомольный гражданин приличного вида, приставший ко мне в храме и попросившийся переночевать, наутро предложил мне съездить «к Сергию», в Загорск – было это как раз накануне дня памяти преподобного. С нами был его маленький сынок, и мы отправились. Дорогой он мне расписывал свои знакомства с монахами, священниками и семинаристами, и объяснял план устроиться на ночь в семинарской гостинице. Я ничего не понимал из того, о чем он толкует, но доверился ему, как человеку, имеющему незнакомый мне опыт общения в церковных кругах.
Вечер, почти до ночи, мы провели в Лавре на службе, и когда вышли из церкви, на дворе стояла темень. По окончании богослужения многие остались в храме, стали устраиваться на ночь кто как мог, сноровисто и привычно занимая более удобные места у стен, поближе к теплу, в укромных углах, тупичках, где не дует. Кучками собравшись там и сям у икон, вслух читали молитвы при колеблющемся красноватом свете догоравших немногих свечей, или тихонько растяжно пели невпопад, кланяясь вразнобоицу, или стоя на коленях, кто как. Все было мне в диковину, казалось чудным, непонятным – я впервые оказался на «вселенском» празднике, куда отовсюду стекаются простые верующие люди, паломники, привычные к житейской неустроенности, к тому, что в церкви кроме их самих никто о них заботиться не станет.
Но сам я был не в таком положении: обо мне обещали позаботиться. Мой проводник привел меня на лавку в аллее, напротив входа на семинарскую территорию, и велев обождать, пока он договорится и придет за мной, оставил меня одного. Как сейчас, вижу его неторопливо удаляющуюся спину, слегка вихляющую походку хромоножки, мерно переставляемую палочку в одной руке, а в другой – руку мальчика, и как они исчезают за створкою решетчатых ворот. А я остаюсь: на пропитанной дождевой влагой, кем-то забытой, неубранной на зиму одинокой садовой скамейке, в забросанной мокрой опалой листвой аллее, под бесприютным чернильным осенним небом – ждать.
Каждые четверть часа мерно били часы на лаврской колокольне, вызванивая медлительное течение времени. Когда колокола ударили в восьмой раз, я стал понимать, что меня попросту бросили на произвол судьбы. Тут-то и подсел ко мне на лавку – он, тот самый. Что-то мне сразу не понравилось: какая-то неприятная навязчивость, и в то же время – елейность, приторность – но не имев опыта общения в среде привычно верующих, я решил, что, должно быть, так принято знакомиться в церковных кругах. Однако из дальнейшего развития событий все оказалось куда проще: он был обычным педерастом, только с «церковным» уклоном, и имел банальное намерение «закадрить» меня. Он что-то ворковал «про Владык» - это запомнилось – и под неумолчное журчание сладких речей во мне росла тоскливая уверенность, что меня обманули и покинули. Благополучно устроившись по своему усмотрению и тихонько похрапывая в безмятежном сне на казенной койке, мой «старший брат» во Христе давно забыл про меня, мерзнущего на сиротской лавке под промозглым небом в обществе отвратительного типа, и даже не удосужился известить, что другого места для меня в церковном мире пока нет, и не предвидится.
Вообще, с педерастами доводилось мне встречаться и раньше, в своей обычной мирской, «доцерковной» жизни. Это теперь они голову подняли, а в советские времена их за людей не считали, и вынуждены они были таиться и прятаться, как правило, не смея публично проявить свои пристрастья. Однако, иногда все же бывало. Как-то раз ко мне пытался пристать один, в автобусе. Пользуясь толкучкой, он, пробираясь вперед, слишком уж надолго притиснулся ко мне, и поняв, в чем дело, я точно знал, что делать. Ни секунды не колеблясь, я, развернувшись, левой рукой отстранил его от себя, сколько мог, а с правой со всей силы ударил его в нос кулаком. Опрокинув залитого хлещущей кровью неудачливого «ухажера» на загаженный рубчатый пол, и вытерев платком кровь с разбитых пальцев, я бросил испоганенный полотняный лоскут прямо в растерзанное лицо. Затем, перешагнув брыкающееся тело, я растолкал опешивших зевак, и вышел вон из с треском распахнувшихся дверей наружу, чтобы пройтись и отдышаться от омерзительной «вони», почти физически накатившей на меня от этого негодяя.
Пробило одинадцать (все «владыки» давно спать полегли), и я решился, наконец, покинуть безнадежный пост, чтобы поискать возможного ночлега, а заодно отделаться от неприятного «собрата» – и направился обратно в храм. В храм за мной он заходить не стал, и, как я обнаружил с облегчением, куда-то исчез. Но и в храме мне места не было: везде вповалку спали люди, устроившись прямо на полу, на пальто и припасенных одеялах. У стен, у колонн, в проходах – повсюду притулились мужчины, старухи, женщины с детьми, кто лежа в самых невообразимых положениях, кто сидя на полу или редко на складных матерчатых стульчиках, привалясь к чему пришлось, а то и просто спина к спине – все устроились, как могли, с возможным удобством, на всю ночь, и уходить никто не собирался. Все было занято, можно было только стоять с теми, кто у икон продолжал читать, петь и молиться. Но выстоять всю ночь посреди храма на ногах я не мог, я это понимал. И я вновь вышел наружу, совершенно не представляя, что же мне делать, куда податься? Тут же, будто из земли, около меня возник и завертелся мелким бесом мой давешний супостат. Как он был рад, он знал, что мне деваться некуда, и сразу предложил ночевать с ним «у знакомых». Вот тут я запаниковал. «Бежать» - была единственная мысль, и я понесся на станцию, опасаясь опоздать к последней электричке. Бес не отставая, гнал меня без разбору дороги, и в укромном месте, на подъеме по тропе, он, догнав, слегка погладил и ущипнул меня за зад.
Всю жизнь, вспоминая этот позор, я жалею, что не врезал ему прямо там, лягнув ногой – позиция была удобная, и он, слетев вниз, возможно, свернул бы себе шею в овраге. Но тогда я смалодушничал, и сделал вид, будто ничего не заметил: я не верил себе, не мог поверить, что верующий в Бога церковный человек может оказаться на такое способен – у меня это буквально не укладывалось в голове. «А вдруг мне показалось?», - уговаривал я себя, сидя в безжизненном вагоне еще не скорой электрички, за окном которой продолжал кривляться и паясничать, отвешивая мне прощальные пассы, отвергнутый мной воздыхатель, - «Вдруг я не так его понял? Может, у церковных людей это что-нибудь другое означает?» Долго протоптавшись на сыром ветру, гулявшем вдоль плохо освещенной безлюдной платформы, он-таки дождался отправления, и не ушел, пока не выпроводил меня в Москву, будто долг выполнил.
А вот еще «любопытное», так сказать, свидетельство, за которое отвечаю, как за типичное из многих тех, которые, что называется, «неводом не перечерпать». Ко мне обратился священник со своей кручиной: ребенка его знакомых, прислуживавшего в храме, «отпидорасил» поп. И теперь они не знают, что им делать. Дело-то, и вправду, не простое. Поп этот, уже пожилой священник, с матушкой и детьми, а то и внуками, служил в сельской церкви поблизости богатого «новорусского» поселка, где у этих «знакомых» дом. Брат попа, монах, стал в свое время епископом, и получил хорошее место рядом с с Москвой в Калуге. А мог бы быть теперь и патриархом, речь о митр. Клименте Капалине и его трех братьях, один из которых, старший – женатый протоиерей, о котором сей рассказ. Остальные трое – монахи, кроме Климента, еще одни митрополит, скандально известный Дмитрий Тобольский, четвертый до епископа не дорос, спился, но все четверо, судя по всему – пидоры и педофилы. Вот мать-то их счастливая, вывела деток «в люди»!
Как нынче иной раз водится, богатые, кое-как уверовав вместе с семьями, стали церкви помогать, на службах по праздникам бывали, давали попу денег на то, на се... Мальчику в церкви понравилось, стал он «к батюшке» сперва на исповедь ходить, потом его в алтарь взяли, прислуживать, стихарь нарядный, специально на него пошитый, на службе стали на ребенка надевать, и со свечой по церкви пускать перед священником с кадилом. Родители, как в церкву придут, на сыночка умиляются. А батюшка-то, оказывается, даром времени не терял: присмотрел удобный случай, и улучил момент совратить малолетку, подпоив его кагорчиком. Малый пришел домой «из церкви» поздно ночью пьяный да растерзанный – так родители и ахнули. Думали сперва, может, кто со стороны, пока дознались – и теперь вот «не знают, что и делать», советуются. О чем тут советоваться, с кем? А если и советчик из тех же окажется, что он присоветует? Ну, вроде бы, какие тут нужны советы – ведь взрослые же люди. И вспомянулся мне собственный мой первый «церковный» опыт: все, что ли, с этим «гадом» на церковном пороге встречаются?
В общем, я им сказал, мол, нечего оглядываться на то, что поп. Мало ли, бандит на себя милицейский мундир напялил, он от этого, что, блюстителем закона, или защитником общества стал? Бандит и есть, и пуля его сыщет, пусть даже и в мундире. Так и поп этот, он что, христианин? Педераст он, и есть мерзость пред Богом и позорище перед людьми.
А пока они думали да советовались, незадачливого совратителя братец исхитрился в Москву перетащить, под крылышко известного в церковных кругах высокопоставленного архиерея, тоже из педерастов. Даю подсказку – он от патриархии поставлен был за «связи с армией» отвечать. И так они напару усердно потрудились эти «связи» налаживать, что епископа того, наконец, сняли, а вместе с ним слетел и помощник. Тут уж и братец не помог, а пожалуй, пришел его черед теперь уже о самом себе позаботиться. «Скажи мне, кто твой брат...».
А вообще, насколько монашество увязло в содомии? Не знаю. Но по тому немалому, что знаю, думаю – минимум наполовину. Такая вот страшноватая картинка получается: погрязшее в гнусном разврате монашеское архиерейство, ранее узурпировав высшую церковную власть, единолично распоряжается, в частности, церковными назначениями. Епископ сам решает, кому быть священником, а кому не бывать: тем самым приходским «батюшкой», которому вы доверяете интимные стороны своей жизни, и своих дочерей, сыновей, внуков и внучек. Пустили козла в огород, а он оказался крокодилом.
Великая беда, как разлив реки, незаметно влилась в церковно-приходскую жизнь, а впустили ее сами те, что все приговаривали: «Нам все едино, что ни поп, то батька. До Бога высоко, до начальства далеко, мы не станем судить да осуждать, нас это не касается, что у них там наверху творится». Коснулось, вас и ваших детей, дома и на приходах. И разбираться придется вам – с тем, что творится в вашей церкви, потому что больше некому, как всегда. Это ваше дело, и это ваша жизнь. И да поможет вам в этом Христос, Бог наш.
Олег ЧЕКРЫГИН
https://pravtoday.ru/ovcy-i-volki-detskaya-igra/