Шли они долго, пока весь лес насквозь не прошли. Тропы лесные сами под ноги ложились, корни древесные сами прочь отворачивали. Боялись мага смерти, опасалися. Так и вышли к большому дому из камня да чёрного дерева, с крышей красною, да с черепами на кольях ограды. Жуть брала от вида одного, дрожь по телу бежала.
Ох и не нравился Луке-Плакальщику дом некроманта! Ох и не любил он его! Слёзы сами собой так и наворачивались на каждом шагу. Дядька Кош сам по себе-то был не злой, только грубый. Мог и оплеуху дать, мог и наругать ни за что, но только Лука его понимал.
Столько со смертью накоротке жить, и не таким небось будешь.
У порога мальчишка помедлил, окинул мрачное жилище тревожным взглядом. Изменилось тут что-то. И сам дядька Кош был какой-то потерянный, не как всегда.
– Ты ж на меня зла-то не держишь? – спросил он угрюмо.
– Нет, что вы, дяденька Кош, – сказал мальчик. – Ведь вы меня к тётеньке Увве отвели! Хорошо у неё, спокойно.
Тут появился откуда ни возьмись кот, серый бок, умные глаза. И стало Луке сразу же веселее. Будто тётенька Увва своё спокойствие возьми да и отправь за ним следом, чтобы ему тут не пропасть.
Присел, погладил кота, на некроманта исподтишка взглянул. Тот сел на приступочку, задумался. С лица плох стал, будто точит изнутри что-то. Какое-то горе-злосчастье прицепилось, а не понять.
– Вы, дяденька Кош, скажите, что сталось, – предложил Лука. – Не вижу я что-то. Видно, вы колдун слишком сильный, прячете то, что другие спрятать не могут.
И носом шмыгнул, потому что уже внутри засвербило. Слёзы у него завсегда на подходе были, близёхонько – уж так был устроен, так жил.
Некромант кинул взгляд свинцовый – тяжёлый да холодный. Лука втянул голову в плечи – при таких взглядах и до оплеухи всегда было недалеко. Но Кош только хлопнул по колену да сказал:
– Пошли в дом, сам увидишь.
А в дому том нехорошо было. Лука-то уж точно знал, что некромант бессмертие не просто так ищет. В гробах под домом спали три его дочери, да не просыпалися. Как заколдовали их давным-давно, так и спят. И жизнь из них с каждым вдохом-выдохом медленно-медленно выходит. Пока не найдут воду живую или ещё какое средство – будут девицы спать и угасать в долгом сне. И вот уж лет сто дядька Кош всё ищет, ищет, чем бы дочерей расколдовать-пробудить. Так Марфа-Моревна сделала, казнь над бывшим мужем учинила. Лука, конечно, знал-понимал, что неспроста она так поступила, а всё-таки по этому поводу тоска-печаль его брала.
Думал он так: ну злишься ты на мужа, так накажи его, а не его дочерей. Неужто не своих не жалко? Он не видал дочерей некроманта, не знал ни их, ни матери их, ни Моревны, а и то готов был поплакать над ними.
Так вот нехорошо было в дому некроманта. И не тем, что снова он притащил всякую нежить, а тем, что всё вычистил, всех мертвецов схоронил, всю нечисть на волю выпустил, всех духов упокоил. Тихо, чисто, словно нежилой дом стал. Страшно!
Спустились они по лестнице в подземную часть дома, тут у Луки сердце болью и зашлось. Да не своею, а дяденьки Коша.
– Решил я, – сказал некромант, – что отпущу я души моих девочек. Да и сам жить не буду. Так ты вот поплачь по нам всем, прости да отпусти.
– А как же… ты ж сам-то, говорят, бессмертный, дяденька Кош, – запнулся Лука.
Жутко ему стало и тошно. Души мёртвых он уже отпускал. Но чтоб живых провожать? Этого он ни в жисть не делал!
– Будь я на самом деле настоящий бессмертный, разве не знал бы я, как девочек моих спасти? – спросил Кош.
И подвёл мальчика к трём кроватям, где лежали девицы-красавицы.
– Вот моя старшая, Марьюшка, косы тяжёлые, лицо белое, – сказал он, – вот моя средняя, Василисушка, волосы рыжие, непослушные, руки нежные. А вот и средняя, Настастьюшка, душа моя, брови чёрные, губы алые. В них моё бессмертие. Но на исходе их время, а на свете, видно, не осталось уже живой воды. Ни глоточка, ни капельки.
И не выдержал – заплакал.
Шагнул к нему Лука, Лука-Плакальщик, взял старика за руки немощные. И заплакал с ним вместе. А слёзы, что из их глаз потекли, смешались и засияли вдруг, словно алмазы.
Упал один такой алмаз на руку Настасьюшки, и щёки её зарумянились. Задышала глубже, будто вот-вот проснётся. Упала другая слезинка на лоб Марьюшкин – дрогнули ресницы тёмные, приоткрылись веки. И третья слезинка, сверкая, на грудь Василисушкину капнула.
Плачь, плачь, старый безбожник и охальник, плачь слезами мёртвыми. Плачь, плачь, мальчик, слезами живыми, чистыми, безгрешными.
И только злодейка Марфа Моревна где-то за тремя океанами да четырьмя морями охнула, за сердце хватаясь. Вышла оттуда игла ледяная, душу к свету отпустила. Заплакала и она.
Ожили девицы, встрепенулись, задышали ровнее, порозовели… но не проснулись. Не хватало им ещё одной малости – самой Моревны в гостях. Но и то хорошо, что срок, им отпущенный, стал дольше. Вытер дядька Кош слёзы и обнял мальчонку, как родного сына.
– Вот оно как, – сказал невнятно. – Не разглядел. Увве мой поклон!
И только кот, серая голова, зелёные глаза, тихо мяукнул да лапкой Луку за штанину тронул.
Дескать, догадайся, в чём дело-то, как ворожбу завершить да как девиц поднять от вечного сна.
Но нет, не догадался. Время не пришло.
Часть 1 (Горе Луковое 1)
Часть 2 (Горе Луковое 2)
Следующая часть (Горе Луковое 4)
А ещё у нас теперь есть свой чат ) Желающие могут присоединиться по ссылке: https://yandex.ru/chat/#/join/c7cff478-b01b-4007-aac4-f121396fae9b