У нас в квартире было два советских кресла. Они стали для меня символом и одиночества, и горечи, и ощущения надвигающейся беды.
Иногда я думаю - что если бы моя мать стала драматической актрисой? Как минимум премия "Золотая маска" была бы ей обеспечена, а мы были бы избавлены от множества проявлений. Но, к сожалению, она не была актрисой. Поэтому ее выступления смотрели мы.
Когда отец не выдерживал ее истерик, они ссорились. Бывало, что по квартире летала мебель, посуда, сковородки - в том числе, с содержимым. Каждый раз после ссоры она садилось вот в такое кресло и выла. По-бабьи, по-деревенски - о неудавшейся женской доле, о не сложившейся жизни, о детях, которые не ценят - и т.д. Истерики продолжались часа два, с показательными возгласами: "я умираю" и требовательным: "Принеси мне воды, что стоишь, не видишь - мне плохо". Заканчивались истерики одинаково - она звала нас к себе на руки (позднее - только меня), обнимала и, рыдая, приговаривала, что только мы ее не бросаем. Могла, конечно, сказануть: "И ты меня бросишь", а потом смотреть в глаза и юлить: "ну ты же меня не бросишь?".
Когда отец ушел, кресло стало местом дознавателя. У нас была многодетная семья, и на месте подсудимого перебывали все. Обычно она вызывала кого-то из нас, ставила перед собой и начинала допрос. Причины были разные - от пропавших из сумки 5 тысяч (после деноминации уже 5 рублей) до не убранной мусоринки на полу или не по росту составленных книжек после уборки. И каждый раз: "Смерти моей хочешь", "Сволочь, ненавидишь меня, вон как зыркаешь" и т.д.
Чуть позже она заставляла нас вставать на колени и клясться, что мы этого не делали или больше никогда не будем делать. Когда мы повзрослели, часто именно из этого кресла она могла двинуть нам ногой прямой в лицо, после чего следовали побои. Заканчивалось все одинаково - спустя четыре - пять часов истерик она нас прощала, обнимала, рыдала и заставляла чувствовать благодарность за то, что простила.
А потом, когда она ложилась спать или теряла к нас интерес, или шла делать заготовки, я сворачивалась клубком на этом кресле, уместившись в него полностью, и плакала.
Если бы мне однажды предложили отдать такое кресло и приплатить миллиард, я бы отказалась.