предыдущая глава (начало) смотри:
Как долго сестра Феодора ждала этого момента, как часто её воображение рисовало встречу с дочерью, сколько слов было заготовлено, но теперь она совсем растерялась. Мать и дочь долго смотрели друг на друга и не знали, что сказать друг другу.
Перед Ксенией стояла совсем незнакомая женщина. Даже взгляд был чужой - спокойный, глубокий и скорбный. Только в интонации голоса: «Ксюша?» - послышалось что-то родное, знакомое.
- Это вы, матушка? - наконец прошептала Ксения. - Не узнала! Совсем забыла Ваше лицо...
- Ты была совсем маленькой, когда...
Вдруг дверца экипажа с шумом распахнулась и в проёме показался нетерпеливый спутник Ксении:
- Ну, долго ещё там? Совсем замёрз!
Он спрыгнул на землю и подошел к сконфуженным собеседницам.
- Ксения! Оставь свою затею, и поехали!Темнеть начинает!
Он небрежным взглядом окинул фигуру сестры Феодоры.
- Это она?
- Пока не знаю, Иван Ильич. Дайте мне ещё времени! Будьте любезны!
Ксения бережно взяла мужчину под руку и проводила обратно к дверям экипажа, что-то приговаривая по дороге. Он недовольно покачивал головой и разминал замёрзшие ноги, но, наконец, занял прежнее место в экипаже.
- У нас с Вами, матушка, минут двадцать - не больше..- произнесла Ксения, когда вернулась к своей собеседнице.
- Сколько лет я оплакивала тебя! Сколько искала! Даже в столице Господь сподобил побывать. Все приюты обошла - да всё без толку! Где же ты была? Поведай, не томи! - взмолилась сестра Феодора.
- Всего и не передашь... - начала рассказ Ксения, поднимая воротник. Она замёрзла, пальцы побелели от мороза и почти её не слушались. - Я плохо помню детство. Помню наш дом. Помню Вас, матушка. Отца почти не помню - ни лица, ни нрава. Потом что-то случилось, и Вы пропали. Ещё помню, как мы вместе со школьным учителем и полицейским ехали в город. Я думала, что они меня к Вам везут. Но в городе Вас не было, были какие-то чужие люди, дети, все одинаково коротко стриженные. Помню, как я боялась, что и меня обреют, и пряталась от взрослых под кроватями, которые стояли в ряд в огромной комнате.
Потом меня вместе с другими детьми куда-то повезли. Помню: железная дорога, ночь, вьюга, громкий свист, вспышки света, стук колёс и покачивание вагона. Мы долго ехали, иногда нас выводили на станциях на свежий воздух. А дальше я слегла с горячкой, но одна добрая женщина из попутчиц меня пожалела и взяла к себе. Те, кто нас везли в столичный приют, боялись, что больные дети умрут по пути, и поэтому не возражали.
Город, где меня высадили, был на полпути от столицы. Моя первая хозяйка была женщиной сердобольной. Она ввела меня в дом и воспитывала вместе со своими детьми - у неё было ещё три дочери. Но мне было всё не то и не так. Тоскливо было, дурно. Я каждый вечер ждала, что Вы меня найдёте и заберёте домой. Я становилась у окошка и загадывала, какая по счёту женщина из тех, которые идут мимо по улице, окажется моей матушкой - третья, пятая, пятнадцатая. Каждый раз, когда ложилась спать, я надеялась, что проснусь - а Вы рядом, и вся эта мука закончится. Я долго с упрямством верила в чудо, а потом вдруг поняла, что навсегда осталась в чужом доме.
С тех пор меня стала душить злоба. Я совсем отчаялась и злилась на Вас, на отца, а больше всего на свою покровительницу и её девочек. Мы жили в добротном городском доме, никогда не голодали и были одеты в красивые платья, но часто дрались между собой, а виновной всегда оказывалась я. Помню, как красиво было в доме, богато, и как сильно меня злила эта красота. Помню, как я нарочно портила мебель и разливала чернила на свои белые чулочки.
Хозяйка старалась не замечать моих причуд, но однажды случился настоящий скандал. Как-то я подралась с одной из сестёр. Дело было в гостиной. Я толкнула девочку, и она влетела в высокое зеркало на стене. Зеркало треснуло, и осколки посыпались на бедняжку. Слава Богу, она осталась жива, но осколок поцарапал девочке лицо, и чуть не отсёк кусочек носа.
Крику было, крику! Все сбежались, вызвали доктора. Помнится, я струхнула и пожалела о своей проказе, но было поздно. Хозяин был вне себя, кричал, меня прятали от него несколько дней, а потом отдали на воспитание какой-то родственнице в соседний город.
Моя новая хозяйка держала швейное ателье. Какой она была суровой! Все её боялись. В мастерской при ателье, куда меня сразу же определили, работали ещё пятеро девчат.А вот с ними мы подружились. Все они были сироты из местного приюта, и хозяйке даже грамоту какую-то выдали за попечение над обездоленными.
Работали мы без роздыху. С утра до вечера, и с вечера до утра. Хозяйка экономила на всём: и на нашей еде, и на освещении. Ночью мы по старинке работали при свече, а иногда и при лучинках. Выходных почти не было, только по большим праздникам нас отпускали помолиться и на прогулку по местной набережной. Ходили мы туда вместе с нашей мучительницей и изображали добродетельное семейство. Прохожие умилялись.
Мы спали мало, уставали, а хозяйка сильно ругалась за испорченную ткань и лупила розгами. Тогда мы с девчатами одну штуку придумали. Одна из нас лезла под стол и там спала. Как только в комнату входила хозяйка, другие толкали спящую ногами и будили, а хозяйке говорили, что иголка упала или нитки покатились. Потом мы менялись и так отдыхали по очереди.
Зато я научилась хорошо шить. Всё могу, даже верхнее платье - и костюм, и пальто. А как я себе свадебное платье сшила?! Работала ночами, украдкой. Подруги мне подарили отрез, а всё остальное - кайму, подкладку, рюши я потихоньку тащила из мастерской. Платье получилось - загляденье! Хозяйка меня в нём как увидела, так рот от удивления и открыла, а сказать нечего - рядом со мной уже был мой супруг, а его-то она уважала!
Продолжение смотри: