РАБОТА.
Шура, по-моему, через горком партии г. Пензы пошла работать на завод №821 Наркомата Минометного Вооружения по адресу: Каракозовская, 26* в качестве начальника (или зав) отдела кадров и секретарной части завода (она была связана с военкоматом по бронированию работников и служащих завода). Я сидела с Инночкой. Жили на Шурину зарплату (500 руб.).
*Пензенский литейно-механический завод № 821 (На базе площадей Чугунно-литейного завода Наркомпищепрома РСФСР ( с 1941 года). Пенза, Каракозовская ул., д. 26).
В детской кухне получали какое-то скудное питание девочке, я варила ей на воде манную кашу. Но самое ужасное было то, что наша малышка заболела воспалением легких, от чего и умерла 15 декабря 1941 г. В восемь с половиной месяцев.
Из-за холода (я в летних туфлях) я не могла, поехав с Шурой на кладбище, проводить Инночку. Наш заводской кучер дядя Тимоша отвез Шурочку и маленький гробик, сделанный в модельном цехе завода, на кладбище. Работники кладбища посоветовали не копать могилу, а попросить родственников умершего от ран капитана поставить гробик на его гроб, они разрешили, так и сделали. Бедная Шурочка! Ребенок умер, муж пропал без вести на Смоленском направлении, мы в чужом городе, в тяжелых сомнениях о маме и сестрах Вале и Маше, оставшихся в оккупации!
На этой квартире мы занимали комнату, а на кухне жила хозяйка Ольга с тремя детьми: пасынком Петей, падчерицей Надей и дочерью Клавдией, а их отец был неизвестно где. Жили очень бедно, и от нас, кроме платы за квартиру, никакой прибыли не было. Через полгода мы ушли на другую квартиру по адресу: Железнодорожная ул., д. 3.
Хозяин с нас денег не брал. Жили мы как многие эвакуированные. После смерти Инночки Шура «приняла» меня на работу на завод. Питались в столовый завод. Шура в ИТРовской столовой завода. Ей полагалось по карточке 500 г. хлеба, а мне, как и всем рабочим, 800 гр. хлеба в день.
По карточкам положено было 400 гр.крупы, 400 гр. сахара, 400 гр.масла, 400 гр.мяса - все это на месяц. Я даже не помню, было ли мясо, масло.
Бывало, заберешь хлеб за несколько дней вперед, и в конце месяца уже его нет. На 1 и 2 мая 1942 г хлеба не было, т.к. новых карточек на новый месяц не выдали. Вот я так и отметила этот праздник. 2 мая была годовщина со дня смерти Раечки. На праздник Шурочку пригласила к себе ее подруга, секретарь директора Александра Андреевна, энергичная, добрая, простая, симпатичная женщина ровесница Шуре. Она нас поддерживала, приглашая иногда к себе Шуру. Жила она с мамой и сынишкой лет трех. Муж Федя был на фронте, после ранения вернулся без ноги. Это было уже после нашего отъезда в Орел. Иногда помогала нам буфетчица Катя.
14 ноября 1941 года мне исполнилось 16 лет. Надо получать паспорт, а моего свидетельства о рождении не было. Где-то с моих слов мне выдали его, и я получила паспорт. Работала я на заводе в механическом цехе контролером ОТК. Через некоторое время нас, контролеров, человек семь, послали на часовой завод имени Фрунзе (ЗИФ) в метрологию для изучения мерительных инструментов, для привития навыков чтения чертежей и т.п. Через три месяца мы сдавали экзамен на разряд, мне, как и двум другим девочкам, Маше, Кате, присвоили 5-й разряд контролера ОТК. Это были умные, скромные, серьезные девочки. До сих пор жалею, что не сохранила связь с Машей, а она была на 2 года старше меня.
НАСТРОЕНИЕ МОЛОДЕЖИ.
Шла война, мы испытывали трудности всякого рода, но молодость брала свое. Мы, девчонки, хохотали по поводу и без повода, особенно было смешно, когда хотелось есть, как ни странно. Одна 35-летняя женщина, инженер из техотдела завода, горбатенькая, с умными глазами, прислала мне открытку в Орел, когда мы вернулись домой, где просто вспоминала, какая я была неунывающая, веселая и т.п. Это Нина. Была еще табельщица Маша, скромная, хорошо воспитанная, очень милая, красивая девочка, старше меня на 2 года. Одна ее сестра Катя работала в техотделе завода, другая окончила институт (физкультурный?), была спортсменкой. Из ребят отличался Вася с 1926 года р. Веселый, остроумный, внешне тоже привлекательный. Он был центром нашей компании. Работал слесарем- лекальщиком. Постарше были ребята с Украины токари: Ким, Гриша (их забрали на фронт, и они погибли в 1942 г), Лева -он нравился моей подруге кладовщице Кларе. Его забрали тоже в армию. Отправляли на фронт и сотрудников постарше, поэтому делалась перестановка кадров, она касалась и контролеров ОТК, поэтому нам приходилось после дневной оставаться на вторую, ночную смену. И так бывало не однажды. О трудностях не задумывались, т.к. вся страна работала под девизом: «Все для фронта, все для победы!»
Нас утешало внимательное отношение к нам наших пензенских друзей и подруг, да и вообще людей, с кем сводила судьба. У нас нечем было топить печку-буржуйку. Шурочке предложили брать отходы из модельного цеха, а одна охранница с проходной завода, мать Вали, вышедшей замуж в 18 лет за ленинградца, модельщика 32-х летнего Лешу, сшила из тика сумочку, чтобы в ней можно было носить чурочки для нашей печурки. Один рабочий принес для меня валенки. Шура давала мне свои черные модельные туфли на каблуках, и я в них ходила на танцы во дворец часового завода.
Шурочка ходила в ПТУ, чтобы оттуда принять на работу молодых специалистов. Директором этого ПТУ был Григорий Ильич, умница, очень деликатный человек. Он стремился нам помочь хотя бы немного.
К Шуре все ИТР относились тепло, с уважением, ласково относились и ко мне. Помню начальницу ОТК, ленинградку Розу Павловну. Ее конторка-ОТК- была на «голубятне»: над станками в цехе возвышалось подобие балкона или лоджии. Поднимаясь по крутой деревянной лестнице, я пою на мотив куплеты мсье Трике из оперы «Евгений Онегин»: «Вы Роза, вы Роза, вы Роза Павловна»... Она ласково смотрит на меня, и мы обе смеемся...
Помню яркую женщину иранского подданства Надежду лет 35-40. Это меня очень удивило: живет в Крыму, а гражданка Ирана. Была она красивая, носила крупные янтарные бусы под стать крупным чертам своего лица, всегда была бодрая, приветливая. По случаю 7 ноября завод устроил застолье: ИТР за одним столом, а остальные, и я с подругами, за другим. Я не помню, чем закусывали, но очень хорошо помню, что пили, - водку. Пили все, налили и нам, семнадцати- восемнадцатилетним девчонкам. Это было для меня впервые. Я сидела со всеми. Вокруг галдели, веселились, забыв, что где-то идет война... И вдруг подходит ко мне инженер Ревекка Ефимовна, спрашивает: «Ты помнишь, как тебя зовут?» - «Тая», - отвечаю я серьезно, не поняв иронии. «Александра Федоровна, посмотрите, что они с ней сделали», т.е. «напоили». Но в основном я себя чувствовала нормально и даже помню до мельчайших подробностей одну необычную сцену на этом празднике. Девятнадцатилетняя Аня, высокая, симпатичная, в невменяемом состоянии подошла к главному инженеру, смущенно смотря ему в лицо, положив ему на плечи руки, ласкаясь, припадая головой к его плечу, произносила только: «ой, ой, ой». Он, слегка усмехаясь, был доволен и вовсе не спешил освободиться от ее ласкающих рук. Сцена была забавная и длилась не одну минуту... Потом мы, девчонки, не смаковали ее поведение, но каждая удивлялась неожиданной дерзости поступка Ани. А застолье я считала необходимостью, коллективным делом, как и работу.
О театре. В Пензе в сезон 1941-42 г. г. работала ростовская оперетта. Я пересмотрела, пожалуй, все оперетты. Часто посещала театр и Шура. Надолго запомнились артисты, их герои, мелодии и арии. Был очень хорош артист- простак Кушнир. До сих пор не забуду прелести выступления между действиями оперетты балетной пары - Чановой и Сулемы: на сцене приглушенный зеленоватый полумрак и-танец змей: оба в черном, он в танце, касаясь ее, лежащей на сцене, подталкивал ее, а она, двигаясь, извивалась змееподобно.
В оперетте «Холопка» Андрей с Полей поют «Под дугой звенят, звенят бубенчики, а мы сидим с тобой, сидим, как птенчики... И день за днем мы мчимся все вперед. Звенят бубенчики под дугой».
А лошадь изображали два артиста под бело-серым шерстяным платком с полуметровыми кистями. Фантазия зрителей помогала им, то есть нам, представить себе метель, экипаж, настоящую лошадь с бубенчиками.
Ходили в драматический театр. Нам повезло послушать, да и посмотреть, три оперы: «Евгений Онегин» Чайковского, «Кармен» Бизе, «Чио Чио Сан» Пуччини. Я считаю, что неподготовленный зритель как раз не только слушает оперу, но и смотрит, хотя говорят, что оперу «слушают». Я полюбила эти оперы, впечатление от которых живо во мне до сих пор. Спасибо Пензе! Ходили на спектакли. Помню «Корневильские колокола» с песней героя : «Плыви, мой челн, по воле волн».
«Может быть, что царица
Меня в дом позовет,
Может, хищная птица
Жалкий труп мой склюет.
Плыви, мой челн по воле волн,
Плыви, моя, плыви, ладья...» Спектакль «благочестивая Марта» тоже смотрела в Пензенском театре. Эту же пьесу видела спустя лет 20 уже на сцене Орловского драмтеатра, молодого человека в нем хорошо сыграл артист Стебаков. В других спектаклях, которые я смотрела, его не видела.