На дворе стоял поздний вечер. С недавних пор намерение батюшки отправить меня и Мишку в Петербург стало слишком очевидным. Честно говоря, на тот момент я не задумывался о будущем. Детство было суровым и тем не менее Мишка, драгоценный мой брат, сделал его поистине удивительным. Мы были абсолютно разными, как огонь и вода, но было у нас и кое-что общее, Пушкин. Он был нашим кумиром. Бывало, спор наш разгорался со скоростью пожара в лесу перекидывая искры пламени с одного деревца на другое пока в одночасье следом не загоралось все вокруг и вот, я и брат с лицами цвета самой спелой свеклы стоим напротив друг друга думая над тем как доказать нерадивому его место ровно до того момента как брат наш младший, Андрюша, не произносит стихи того кем восхищаемся мы оба в равной степени:
Ты богат, я очень беден;
Ты прозаик, я поэт;
Ты румян, как маков цвет,
Я, как смерть, и тощ и бледен.
Услышав знакомые строчки от младшего братца, лица наши мгновенно просветлели и лишь мгновенье промедленья стоило мне очень многого. Мишка схватил простынь и накидывая ее на свои тощие плечи, подняв высоко к небу руку, продолжил:
Не имея в век забот,
Ты живешь в огромном доме;
Я ж средь горя и хлопот
Провожу дни на соломе.
Странная гримаса проскакивала на моем детском личике в такие моменты, то ли негодование, то ли радость, а может просто мальчишеский азарт, но отставать я никак не планировал и дав смачного пендаля своему братцу за столь неумелое представление я гордо выпячивал грудь говоря тем самым “вот так надо, смотрите и учитесь” продолжил я стих:
И тебе нередко лень
Нужный долг отдать природе;
Я же с черствого куска,
От воды сырой и пресной
Сажен за сто с чердака
За нуждой бегу известной.
Читая стих, я забывал обо всем на свете и это было моей роковой ошибкой, ведь братья, в миг моей славы решили сокрушить меня окончательно. Сговорившись и утвердив свой коварный план, они взяли меня в клещи, но кое-что они всегда упускали из виду. Я был проворнее. Ловко проскользнув меж них и оставив в дураках обоих, я продолжил:
Окружен рабов толпой,
С грозным деспотизма взором,
Афедрон ты жирный свой
Подтираешь коленкором;
Я же грешную дыру
Не балую детской модой
И Хвостова жесткой одой,
Хоть и морщуся, да тру.
Блестяще выступив с выражением глубочайшего удовлетворения, я склонил голову в поклоне и получив подушкой по голове шлепнулся на пол. Громкий смех Мишки и Андрюши разразился эхом по всей гостиной, а побежденный я мог лишь по теплому слегка улыбнуться. Эти минуты счастья навсегда отпечатались во мне, но так уж заведено в этом мире, что все хорошее обязательно заканчивается.
Со стороны двери раздался неловкий кашель, услышав который мы как один повернулись в одном направлении. В дверях стоял наш батюшка.
-Михаил, Федор, пройдемте в мой кабинет. - Объяснять что-либо здесь, смысла не было, все присутствующие понимали, что произойдет дальше. Медленно мы проследовали за ним в кабинет. Предстоял нам серьёзный и долгий разговор в комнате средних размеров с высоким потолком. Все в этой комнате напоминало собой кабинет строгого преподавателя: неимоверное количество книг, лишь чудом умещавшихся на этих скромных полочках. Чудовищные кипы бумаг, разложенные по разным стопкам, в углу, справа от стола стояла средних размеров доска испещренная множеством слов написанных на мертвом языке, а в противоположном углу располагался шкаф с некоторым количеством алкоголя которым батюшка наш иногда баловался.
Странным взглядом окинул нас отец наш, Михаил Андреевич, в нем чувствовалась гордость, печаль, строгость и отеческая любовь. Именно таким взглядом он посмотрел на меня и Мишку, а затем поведал нам то, что подготовил нам в будущем. Он понимал, что что-то может пойти не так, но при этом озвучивал свои задумки с полной уверенностью в голосе. Спорить с ним в таком состоянии не имело смысла, теперь мы могли лишь тяжело вздохнуть и следовать велению батюшки нашего беспрекословно, а это означало что с утра нам предстоит отправиться в училище, где стезя писателя закроется для меня окончательно. Насколько же легко рушатся человеческие мечты? Еще час назад я грезил жизнью писателя, а теперь вынужден стать военным...
