Начинать сказку с типового жили – были не буду.
Ни стариком себя, ни Аллу старухой не считаю.
Одно с этим роднит – и был, да и есть, у них – у нас наш Щорс.
Растёт парень на радость нам крепким парнем, силушка играет, да наружу просится.
Вот и присказке конец, начинается сказка. Точнее сказ про то, куда и как Макар (Щорс) телят гонял.
Утром пошли мы на прогулку. Только вышли за калитку – опять какой-то пришлый псина подвернулся…
Ну, быстро вняв гласу разума, Щорс послушно встал у ноги и изобразил из себя эталон послушания, поскольку глас разума был довольно громким и сдобрен не только командами.
И на столько вошёл в роль образцовой собаки, что даже за селом в поле и без поводка продолжал послушно гулять, меняя направление движения, подбегая ко мне и идя рядом по первому же намёку на команду.
По сей причине поводок мирно висел у меня на поясе, а в руках попеременно были фотоаппарат и телефон. Даже перчатки были сняты и уложены в поясную сумку.
Я не устану рассказывать, что даже одна и та же гора е бывает одинаковой в разное время.
Наснимал пейзажи вдоволь. Правда, кое кто почти всегда влезал в кадр, но это ничуть не портило снимки, а зачастую делало их даже лучше.
И вот так красиво прошла уже практически вся прогулка, длившаяся почти 2 часа. Где-то ещё с пол часа нам было нужно, чтобы вернуться домой.
Мы уже шли вдоль канала в сторону дома, я сделал последние снимки сочного зелёного хмеля, растущего у канала, убрал фотоаппарат и отстегнул поводок чтобы взять на него Щорса.
Уже был набран воздух в лёгкие для подачи команды – «Стоять», как из кустов показалась морда. Морда телёнка.
Ой - сказало выражение морды.
Ух ты – ответила мордаха Щорса.
Ой-ёй-ёй!!! Понеслась галопом телячья сущность.
Ага-га-га!!! – возликовала душа собакена, несясь за парнокопытной.
Щорс! Стоять!!! Назад!- неслось бесполезное вслед за галопирующими.
Телёнок свернул в деревья, Щорс за ним и опаньки…
Вау!!! – переполнилась радостью собачья душа. Солько тут игрушек???
В тени деревьев паслось с десяток телят под присмотром пастуха.
В миг картина перестала быть лениво-томной и вяло жующей свою траву.
Галопирующие телята, радостно носящийся то за одним, то за другим телёнком Щорс, превратившийся в машущий палкой столб пастух – всё это так оживило утренний пейзаж Кавказских предгорий, что даже мои команды просто терялись в море радости и движения.
Вся идилия праздника была нарушена одним, в миг прекратившим торжество веселья – ТВОЮ МАТЬ, ЩОРС – КО МНЕ!!!
В миг бананы заняли свои штатные места в закромах собачьего мозга, осовободив уши для восприятия других звуков, слетающих с моего языка…
Он от этих слов, как от щелчка бичом чуть ли не на половине прыжка, вдруг шарахнулся, прижал обрезки ушей, сам прижался к земле и испуганно шарахнулся в сторону.
Это стало для меня ещё одним открытием. Как-то раньше из моих достопочтенных уст он ни разу не слышал этого выражения.
И как-то бочком, опустив голову, буквально прижимаясь к земле на полусогнутых лапах по моей команде – ко мне, стал по дуге приближаться. Уже сменив тон, более ласково подозвал его – раза с третьего в нём чуть успокоился страх, шевельнулся помпончик и испуганно напряжённый шаг перешёл на рысцу.
Позади остались пастух и телята, успокоенный, но отчитываемый Щорс молча шёл у моих ног на поводке, солнце светило и разогревало воздух до состояния зноя, а я осмысливал произошедшее.
Да, Щорс был опять наказан – он был лишён возможности подойти ко мне и поластиться до самого вечера. А вечером, где-то за пол часа до вечерней прогулки, этот пройдоха нарисовал такое выражовывание мордахи, что я дальше уже просто физически не смог изображать из себя злюку. Ох, какое же это было бурное примирение – никакие скачки телят не могли сравниться с танцами этого пацана, который потом на прогулке так тщательно старался идти в ногу, что аж смешно было.