«Жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твоё».
Это не выбор, это не избирание, это чуть ли не принуждение, угроза, запугивание, по крайней мере, так выглядит внешне. А то положение, в котором находится молодой человек, а именно молодому человеку есть смысл предлагать выбор, тяжело назвать внутренним, молодость ещё вся на поверхности и потому понимать слово смерть, проклятие, благо потомков, гибель потомков может только внешне, в то время как если обратить это речение к внутренней жизни молодого человека, то оно будет выглядеть иначе:
Я предлагаю тебе истинную жизнь и то, что только кажется жизнью; истинное благословение и то, что только названо благословением.
Вот тогда всё понятно. Но кáк можно сделать выбор, если то, чтó кажется жизнью, ещё не обнаружило свою кажимость ? А ведь для истинного выбора должны предоставляться два равноценных, одинаково не кажущихся, а пережитых, прочувствованных и осознаваемых предмета, то есть они оба какое-то время должны давать жизнь, радость, полноту бытия. Но в одном из них тонкая, Божественная душа постепенно натыкается на неприемлемые, неоднородные для неё явления, и потому вынуждена отказываться от него и переходить к другому предмету, и потому этот другой всегда оказывается вторым, вторичным, а первый — первичным. И получается, что у нас нет возможности выбирать из двух предметов одновременно, в мире времени и пространства истинный выбор предполагает развитие, ход, историю, это история нашего детства, отрочества, юности, преддверия зрелости, последвадцатилетие, когда уже есть какие-то знания и опыт о правде и обмане, о верности и предательстве, о чистоте и грязи, о корысти и бескорыстии, о честном и бесчестном пути.
Оказывается, два равноценных предмета рассчитаны на двух разных существ, чтобы каждый из них выбрал посильный для себя, а точнее предназначенный для него, или тот, для которого он предназначен. Ведь и трава — пища, и мясо — пища, и если эти две пищи предложить тигру, он выберет одно, а олень — другое, и потому истинный выбор или предметы для выбора даются не для того, чтобы выбрали их, а чтобы выбрали своё, выбрали себя, познав себя с помощью прикосновения к данным предметам. Ведь и тигрёнок может попробовать траву, и олень может понюхать мясо, но они, в отличие от человека, с помощью ничем незамутнённого чутья, мгновенно понимают, что это не их пища, не их жизнь, не их судьба, что это не они. Человеку же, одураченному всеми религиями и философиями, цивилизациями и государствами, толпами и обществами, мнениями и самомнениями, очень долго приходится грешить, то есть промахиваться, заблуждаться, блудить, ошибаться, издеваться над собой, злодействовать над другими, пытаясь втиснуть в себя не своё, и делать это до тех пор, пока глубинные кошмары и ужасы не одолеют его полностью и не заставят рванутся в сторону неведомого, но своего, потому что всё, заслонившее ему его истинное место, сделало это место неведомым. Но время не ждёт, и у того, кто должен непременно найти своё место, в нужный час открывают глаза.
Спаси душу мою от людей мира, которых удел в этой жизни, которых чрево Ты наполняешь из сокровищниц Твоих; сыновья их сыты и оставят остаток детям своим. А я в правде буду взирать на Лице Твое; пробудившись, буду насыщаться Образом Твоим. —
Вóт человек иной пищи. Он не может есть пищу мира сего, — так гдé его выбор ? Да он уже в нём, он сам и есть выбор, его уже выбрали, когда привели в этот мир. Но для того, чтобы он об этом выборе узнал, ему нужно сначала, то есть первично предложить несъедобное для него, и это не трудно — ведь вокруг любого Божественного Ребёнка кипит жизнь людей мира сего с их отвратительной для него пищей. Так мы рождаемся среди них и никто нам не говорит о нашем происхождении и назначении, кроме нашего постепенно и неуклонно возрастающего ужаса и отвращения к чуждой нам пище. Но это отвращение мы со всей силой начинаем чувствовать только тогда, когда уже напробовались этой не своей пищи, а значит загрязнились ею и должны очищаться для принятия пищи истинной, то есть пищи своей.
Мы, как и любое существо, хотели жить, а жить можно только среди себе подобных, среди чужих можно только мучиться и ждать жизни. И это хотение жить всё время натыкало нас на чужих и, в конце концов, привело нас к отторжению от них, и мы поняли, что наша участь на Земле именно в том и заключается, чтобы мучиться и ждать жизни, а не иметь и знать её. Вóт и весь выбор.
Каждый представитель Божественного Рода тем и отличен от людей мира сего, что ради того, чтобы не потерять себя, согласен и способен терпеть муку одиночества и безвестности, отодвигая свою жизнь на потóм. Любой человек мира сего ни на каких условиях не сможет согласиться на одиночество и не выдержит безвестности, а о жизни на потóм вообще не имеет понятия. И это не только потому, что всего перечисленного он безотчётно боится, а потому, что, будучи отделён от общей массы себе подобных, не сможет приносить той пользы, ради которой создан, ради которой уже выбран и устроен.
Таким образом, выбора нет ни у кого, выбор — это бессмыслица, его кто-то выдумал, изобрёл ради самоодурачивания или одурачивания других. Выбор был бы возможен только там, где, куда ни поверни, всё будет хорошо. Но если одно из двух грозит гибелью, бесполезностью, бессмыслием, а значит преступлением перед собой и другими, а значит виной, осуждением, отчуждением, отлучением, и если всё это известно наперёд, — то какой же идиот сделает выбор в худшую для себя сторону ? А если наперёд неизвестно, то и о выборе, как уже сказано, речи быть не может.
Одним словом, любые разговоры и болтовня о выборе есть всего лишь проповеднический приём для затягивания в секту, в церковь, в политику, в организацию, в толпу, которая всегда заинтересована в пополнении своих рядов, в увеличении своей массы.
Какой выбор и кто́ может делать в этом сумасшедшем доме, обстановка которого никогда не способствовала ни спокойным размышлениям, ни плодотворным умственным движениям, ни принятию откровения, а ведь без них ничего нельзя ни понять, ни осмыслить, ни тем более выбрать ? Какой выбор можно делать, находясь в стаде бегущих бизонов ? Конечно же, кому-то найдут и место и время для выбора, но ктó это будет ? Да только тот, кто уже выбран, а не тот, кто, родившись скотником или ремесленником, вдруг сделается Сократом или Моцартом.
Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя.
Хорош выбор ? Превосходный. Вот так и я хотел жить обычной человеческой жизнью, а ктó мне её дал ?