Версии причин экологической катастрофы на Дальнем Востоке.
Версия 1: Козельский полигон ядохимикатов сельхозназначения
В полутора десятках километров от Халактырского пляжа и Авачинской бухты, на берегу реки Налычева, находится Козельский полигон ядохимикатов. Там с 1970-х хранятся пестициды и яды для обработки пахотных земель. Полигон законсервирован, но утилизацией 100 т вредных химических веществ и 20 т мышьяка, который, по некоторым сведениям, также находится на полигоне, никто не занимался. В начале 2000-х местные экологи и руководство Кроноцкого заповедника обращались к губернатору и в Москву с просьбой решить вопрос с Козельским полигоном, поскольку в период тайфунов и мощных ливней часть химии из проржавевших контейнеров через почву попадает в реку Налычева и ее притоки.
Такие «смывы» фиксировались регулярно, но были незначительными. Однако никаких работ по вывозу ядов не проводилось. В сентябре на Камчатку пришли ливневые дожди, которые могли привести к вымыванию сразу большого их количества.
Эту версию подтверждают пробы воды и визуальное обследование дна реки Налычева, которую провели независимые экологи. Ниже по ее течению от Козельского полигона погибли почти все живые организмы. Еще одно подтверждение – спутниковая съемка, организованная 5 октября WWF – Всемирным фондом дикой природы, на которой видно, что воды реки ниже полигона мутные и имеют выраженный желтый оттенок. Впрочем, представитель фонда Алексей Книжников уточняет, что замутненность воды и ее желтый цвет на спутниковых кадрах могут быть связаны и с попаданием в реки большого количества грунта, смытого последними ливнями.
Еще одно косвенное подтверждение – опреснение зараженной воды, о котором говорили местные жители, прибывшие на Камчатку экологи и зафиксировавшие катастрофу серфингисты. К опреснению океанской воды могут привести как раз ядохимикаты сельхозназначения.
Версия 2: «Красный прилив»
Вице-президент Российской академии наук Андрей Адрианов доложил министру природы РФ Дмитрию Кобылкину, что причина гибели морских животных – цветение воды в океане из-за вредоносных пигментов, выделяющих токсины.
«Мы столкнулись с достаточно масштабным природным явлением, которое называется вредоносное цветение воды, или красный прилив океана. Цвет здесь может быть самый разный. У меня сейчас есть достаточно подробный анализ спутниковой информации, приведенной в сравнении с аналогичными датами прошлого года. Мы наблюдаем очень высокую концентрацию растительных пигментов в воде в районе юго-восточной Камчатки, в том числе в районе Халактырского пляжа и дальше на юг. Такие явления – не редкость».
К гибельным для морских организмов последствиям привела смена доминирования цветения различных видов токсичных водорослей. В результате выделяемые вредные вещества смешались и дали убийственный для природы эффект.
Обнаруженные 7 октября на побережье Сахалина трупы осьминогов и морских ежей отчасти могут подтвердить эту версию, так как «красный прилив» и зараженная токсинами водорослей вода не находятся на одном месте, а переносятся океанскими течениями.
Эта версия наименее вредна и для экологии, и для министерства природы, поскольку океан сможет самостоятельно восстановиться после отравления такого характера, а чиновникам не придется отвечать за ошибки, недочеты и бесхозяйственность на вверенных им участках.
Подтвердить или опровергнуть версию могут результаты проб и анализов, которые в настоящее время еще берутся в Москве.
Версия Адрианова впервые была озвучена сразу после катастрофы, но вызвала критику со стороны экспертов WWF, Кроноцкого заповедника и Greenpeace. По их мнению, «Красный прилив» не может заразить такие обширные территории и навредить придонным обитателям, поскольку ядовитые водоросли цветут у поверхности воды.
Версия 3: Ракетное топливо
Примерно на таком же расстоянии от побережья, что и Козельский ядомогильник, находится Радугинский военный полигон, точнее – цепочка полигонов, где проводят учения танковые и ракетные части и подразделения морской пехоты Тихоокеанского флота. По информации российских экологов и представителей Greenpeace, а также свидетельствам местных жителей, в Радугине с 1998 г. хранится 300 т высокотоксичного ракетного топлива. В начале нулевых военные пытались его сжечь, но ядовитый дым дошел до окрестных деревень и поселков. Жители подняли шум, и сжигать топливо перестали. По свидетельствам очевидцев, топливо хранится в старых ржавых и негерметичных емкостях в подземных хранилищах. Бетонные стены хранилищ давно размыты дождями, поэтому топливо могло попасть вместе с ливневыми стоками в почву и в реку Налычева.
Это могут объяснить уже полученные данные о превышении в пробах воды из Авачинской и других бухт показателей по содержанию нефтепродуктов, однако в составе ракетного топлива находится гептил, следов которого, по заявлению губернатора Камчатки, не обнаружено.
Заявление губернатора подтверждается и травмами серферов, отравившихся во время занятий спортом в Авачинской бухте. Попадание большого количества гептила в воду привело бы не к воспалению слизистых, тошноте, рвоте и расстройству желудка, как было с серфингистами, а к более тяжелым последствиям, в том числе смерти пострадавших людей, поскольку гептил высокотоксичен и опасен для человека. Жертв среди серфингистов пока, к счастью, нет.
Версия 4: Сброс нефтепродуктов с проходящих танкеров
В первые дни после катастрофы министр природы РФ Дмитрий Кобылкин и другие официальные лица говорили о сбросе нефтепродуктов с проходящих океанских супертанкеров.
Но с реальностью эта версия соотносится плохо, поскольку к таким масштабным последствиям, как те, что видны на побережье Камчатки, мог привести сброс нескольких сотен или даже тысяч тонн нефти. Нефть оставляет на поверхности воды огромные и заметные пятна, которые не были зафиксированы спутниковой съемкой WWF и Greenpeace. Они обнаружили лишь незначительные загрязнения. Увы, стандартные для оживленных судоходных путей. Кроме того, нефтяное загрязнение всегда носит поверхностный характер, то есть от него страдают морские организмы, обитающие близко к поверхности воды, или птицы. Но на месте катастрофы не было зафиксировано ни характерной мазутной пленки на погибших животных, ни специфического топливного запаха.
МНЕНИЕ
Вадим Трескин, директор Поморского Центра социально-политических исследований «СТИГА» (Архангельск)
– Катастроф такого характера на Камчатке и Дальнем Востоке я не припомню. В регионе, где я работаю и где моя организация, – побережье Белого моря раз в несколько лет на берег выбрасывается большое количество морских звезд. И экологи, и местные жители связывают это с тем, что само Белое море представляет собой военный полигон.
Я бы обратил внимание вот на что. Для арктических морей весьма работоспособным инструментом является Международная программа по выявлению так называемых горячих точек. Это точки как с накопленным ущербом, так и вновь выявленные случаи. Они описываются экологами, фиксируется ситуация и предпринимаются действия по их ликвидации. Это касается и таких явлений, как накопленные еще с советского времени сельскохозяйственные удобрения. И печальной истории с завозом ритэгов (радиоизотопных термоэлектрических генераторов. – Прим. ред.), когда в качестве источников питания для маяков и устройств для навигации морских судов использовали радиоактивные материалы.
Я уверен, что для Дальнего Востока нужна похожая программа. То есть для определения проблемных точек уже сегодня и для выработки действий по их ликвидации. В современных условиях это был бы наиболее перспективный и грамотный план действий. В таком случае это становится предметом ведения и чиновников, и предприятий. То есть если тот или иной объект представляет из себя повышенную экологическую опасность и находится на территории региона, то владельцы этого предприятия начинают заниматься решением проблемы или ее профилактикой.
Каждый отвечает за свое. Если это накопленный ущерб военных – значит военные занимаются. Если это территория межпоселенная – значит либо муниципалитеты, либо иные государственные структуры. Если же это территория «ничья», тогда государству надо брать на себя ответственность.
В зоне камчатской катастрофы оказались национальные парки. Это ранимая природа. Груз рисков слишком велик, а потому это требует самого серьезного вмешательства. Восстановление природы региона – это горизонт нескольких лет. Ситуация может оказаться серьезной, и последствия могут повлиять на биосистемы региона безвозвратно.
Чиновники должны понимать, что каждый раз любая экокатастрофа заканчивается общественным негодованием. Получается, что общественность принуждает власти сделать так, как должно.