Серебристая Чаща
Роман
Е.Ермак
157.
Олег на удивление быстро оправился после увиденного в квартире Людмилы, а Маргарита Васильевна старалась не затрагивать эту тему. Единственный раз они обсуждали только, куда подевался ремень Олега. Казалось, что Олег этого просто не помнит или… или притворяется? Маргарита Васильевна жила в постоянном напряжении. Она-то подозревала Олега в причастности к смерти Людмилы, то боялась, что за ним придут из милиции, и нужно будет биться за его свободу. Сын всегда был чутким и считывал ее мысли чуть не на расстоянии, но сейчас он был поглощён новой школой, новой жизнью, новыми друзьями.
И в это утро Маргарита Васильевна завтракала вместе с Олегом и изучающе рассматривала его лицо. Мать обычно спала, когда они собирались и уходили в школу. Это было как молчаливое соглашение не мешать друг другу по утрам, чтобы никто не спешил и не раздражался. Они втроём жили мирно, и Маргоша мечтать о таком не смела пока томилась в браке с Алексеем, если бы ещё не эти подозрения.
Она задумалась и остановила свой тяжёлый взгляд на лице сына, и он его заметил, спросил:
-Что случилось? Почему ты так на меня смотришь?
У Олега менялся голос, поэтому последнее слово он проговорил хрипло и низко.
Маргарита Васильевна даже вздрогнула от голоса подростка. Будто чужой человек произнес эти слова, а не ее сын, не ее мальчик.
-Олег, где же всё-таки твой ремень?
Олег отвёл глаза в сторону.
-Ты выбежал тогда из квартиры… Ты видел Людмилу?
-Я видел ее ноги, мам.
-Ноги?
-Как они висели в воздухе над полом. Я убежал. Я так испугался! - Олег съежился от давних воспоминаний.
Маргоша встала и подошла к нему, обняла, прижала его голову к груди, про себя отметила, что раньше прижимала к животу. Олег вытянулся за лето, хоть и просидел почти половину каникул дома.
-Олег, милый мой, успокойся, солнышко мое, но скажи мне, зачем ты туда пошел? К Ромке? За дозой?
Олег кивнул. А Маргарита Васильевна продолжила:
-Но он не дал тебе? Или его не было дома? И ты разозлился? - дальше Маргоша боялась что-то предполагать и почувствовала, как кожа покрылась мурашками, и время остановилось. Господи, пусть он промолчит, пусть он промолчит! Зачем она спросила?