Автобус притормозил на остановке «Оборонная улица». Через дорогу вдоль высокого забора стояли по стойке смирно благородные, раскидистые голубые ели. Важные, гордые, будто бы одетые в милицейскую форму, они охраняли колючими лапами военный объект. За забором, сквозь еловые ветви, виднелось красными пятнами трехэтажное кирпичное здание. А на проходной возле калитки хмурый охранник с колючими, будто еловыми, усами проверял у сотрудников предприятия документы и пропуска.
Это была когда-то бабушкина работа. Однажды в летние каникулы бабушка взяла меня с собой. Усатый охранник на проходной мою бабушку пропустил как старую знакомую и даже не нахмурился. А на меня посмотрел сверху вниз, хотя и строго, но все-таки по-доброму. Улыбнулся сквозь еловые усы, пробубнил что-то под нос и протянул мне сверток. Это были конфеты – розовые сахарные подушечки и леденцы.
Мы поднялись на третий этаж. Скрипучая, неподатливая дверь, словно упрямая лошадка, фыркала и не хотела подчиняться. Бабушка крутила в замке ключом, качала головой, шептала что-то, приговаривала, ворожила, как волшебница или ведунья. Я очень боялась, что замок не откроется, не подчинится нам. И я не узнаю того, что скрыто за таинственной дверью. Если дверь не хотела открываться, значит, она что-то прятала от меня. Она говорила будто: «Девочка, ты еще маленькая, тебе не положено смотреть внутрь. Вот подрасти чуток, а потом приходи. На работу приходи, а не просто так. Сюда на объект любопытных детей не пропускают! Не положено!»
Но вдруг замок запищал, сдвинулся, поддался, и скрипучая дверь покорно открылась и больше не мучила нас.
Комната была узкая и длинная. Сбоку у стены стоял железный, огромный аппарат. Бабушка что-то стала раскладывать на столе, а я подошла к окну.
Бабушкино окно выходило на улицу Тайнинская. Сквозь еловые лапы можно было украдкой подглядывать за дорогой, за прохожими, как настоящий партизан или разведчик.
Я обернулась. Бабушка перекладывала какие-то бумаги.
- Бабуль, а как ты работаешь? Расскажи!
- А как я работаю? Бумагу крашу. Видишь, стопки на полу. Здесь они белые. А теперь посмотри, - бабушка подошла к аппарату, открыла дверцу, достала длинные листы голубой бумаги. – Вот видишь, а здесь уже голубые. На, возьми-ка, порисуй пока.
- Здорово, бабуль! А в другие цвета ты красишь?
- Нет, только в голубой. Это краска специальная – синька такая, - и покачала головой. – Ох и вредная у меня работа - целыми днями синькой красить. Попробуй, постой-ка так по восемь часов. А за вредность не платят, не доплачивают мне-то. - Бабушка качала головой, но сильно не расстраивалась. Она любила свою работу.
Но мне было жалко бабушку. Я знала, что она не уйдет, потому что не могла.
Вспоминала почему-то бабушкину работу, когда проезжала остановку «Оборонная улица». И глазами невольно искала сквозь колючую паутину ветвей знакомое окно, хотя бабушка уже давно не работала здесь.