- А, ну да, я понимаю, - закивал Анатолий. – Дело важное, дело нужное. Ну, что же мы посреди улицы стоим, пойдемте!
Лешка хитро подмигнул мне за спиной учителя – впрочем, мог бы этого и не делать. Догадаться, что он собирается использовать Кедрова в качестве рупора для дезинформации, было несложно. В поселке должны были думать, что мы: а) собираемся драпать отсюда как можно скорее; б) единственное, что мы планируем предпринять, – это превратить маяк в неприступную крепость и забаррикадироваться там наглухо. Учитель для этой цели подходил как никто другой.
Так что последующие полчаса мы с Лешкой на все лады пели эти два мотива, сетуя на дремучесть местных жителей, изуродовавших наш траулер и на то, как появление Твари расстроило наши планы. У нас ведь задание, мы уже должны были быть далеко отсюда, а тут все одно к одному, да еще и бойца потеряли.
Учитель ничему не удивлялся, в положенных местах тяжко вздыхал, и лишь посетовал на то, что с нашим уходом поселок вновь останется без защиты.
- Мы бы и рады вам помочь, но служба! – дежурно отбоярился Лешка.
В этот момент меня отчего-то перекоробило. Мы действовали абсолютно верно, но то, что пришлось беззастенчиво врать именно этому человеку, наверное, единственному в поселке, кроме отца Георгия, с кем можно было поговорить по душам, било по нервам. Я обматерил себя кисейной барышней и призвал держаться. Вроде бы помогло, но неприятный осадок все равно остался.
- А вы в поселке сколько лет уже живете? – спросил я учителя, лишь бы заполнить повисшую над столом неловкую паузу, вызванную словами Лехи.
- Я? Да около десяти, пожалуй.
- А как вы сюда попали?
Анатолий выпрямился, провел рукой по лбу. Затем негромко начал:
- Можно назвать это стечением обстоятельств, можно судьбой. У меня ведь была семья: жена и дочка. Я в них души не чаял, и они меня очень любили. А потом пьяный придурок на «Жигулях» сбил моих девчонок и даже не остановился посмотреть, что с ними. Дочь умерла на месте. Жена через три дня в реанимации. Тяжелая черепно-мозговая травма; впала в кому да так в себя и не пришла. Думаю, может, оно и легче: не узнала, что доченьки нашей больше нет на свете. Я похоронил их и вознамерился наказать того мерзавца, что их убил. Но увы, я не Монте-Кристо, а подонок оказался сыном высокопоставленного папаши. Тот мигом повернул все дело так, что его сынок оказался ни в чем не виноват: оказывается, это мои девчонки переходили улицу в неположенном месте на запрещающий сигнал светофора. Надо ли говорить, что все было с точностью до наоборот?! Ну а чтобы я не дотянулся до его сынка и не наказал его лично, папаша быстро переправил его за границу учиться. И все, я оказался у разбитого корыта. Самому страшно вспомнить, какой я тогда был. Попадись мне этот урод, голыми руками бы его порвал, не преувеличиваю! Терять мне было нечего, а жизни без девчонок я себе просто не представлял.
Анатолий замолчал, видимо, вспоминая и заново переживая весь тот ужас. Затем продолжил:
- Какое-то время пил, не помогло. Потом решил бросить все и отправился путешествовать. Без цели, просто так, как фишка ляжет, в какую сторону в кассе билеты окажутся. Оказались на север. Долго ли, коротко ли я тут ошивался – занесло в райцентр. Ну а там познакомился с местными мужиками, они меня слезно упросили к ним в поселок учителем пойти. Старый учитель, мол, скончался скоропостижно, деток учить некому. Я и согласился. Считал, что полгода-год здесь перекантуюсь, приду в себя и домой отправлюсь. Ан нет, не вышло. Прикипел я к этому месту, уже и не мыслю себе иной жизни. Меня здесь уважают, опять же: много времени на хобби остается. Я ж раньше резьбой по дереву баловался – так, несерьезно. А тут вдруг понял: мое это, душа просит. А от покойного предшественника мне еще и нежданный подарок достался – машинка вот эта швейная. Тут мне и приработок нежданно-негаданно привалил: кому порты пошить, кому куртку сладить. А еще года через три почувствовал, будто отпускает меня: была внутри туго свернутая пружина, и нет ее больше. Стал решать, как поступить – вернуться на родину? Так и не ждет меня там никто, кроме двух могил. А они, как известно, могут ждать вечно. Опять же, встречу ненароком того ублюдка, ведь не удержусь, прибью. А у него у самого, может быть, уже мал-мала меньше подрастают. Оставлю детей сиротами и сам за решетку загремлю. И что, кому-то от этого легче будет? Жену-то с дочкой не вернуть. А с другой стороны, на кого я местных детишек брошу? Если уеду, им ведь никто учителя не пришлет. Просто не поедет никто сюда, и точка! Власти поселок-то наш закрыть пытались. Вижу, вы не в курсе? Да, было такое мнение: взять и переселить всех отсюда поближе к райцентру. Но местные на дыбы стали, кому ж охота ни с того ни с сего родного дома лишаться! Значит, если уеду, так мелкие неучами и будут расти. И пусть это не мое дело, но я за них вроде как ответственность несу. В общем, запутался окончательно, да так здесь и остался.
- А вы сильный человек, - заметил Лешка.
- Ой, да ладно вам, - замахал руками Анатолий, - это вы преувеличиваете. Как раз наоборот, неудачник и размазня. Я ведь, по совести говоря, мог успеть этого подонка кончить до того, как его от меня спрятали. Но все колебался, взвешивал, размышлял. В итоге дотянул до предела и опоздал. И даже какое-то облегчение в тот момент почувствовал, что никого убивать не придется. А потом посмотрел на себя со стороны и так мерзко стало, не передать.
Анатолий все говорил, говорил, а я поймал себя на том, что отлично понимаю его, несмотря на то что я солдат и со смертью знаком не понаслышке. Как писал полушутя, полувсерьез Роберт Бернс:
Я славлю мира торжество,
Довольство и достаток.
Приятней сделать одного,
Чем истребить десяток.
Лишать жизни другого – противно человеческой натуре, какие бы высокие цели при этом ни преследовались. Тем более если такой целью становится месть. Месть всегда бесплодна, а восстановленная во имя ее справедливость – иллюзорна. И наверное, даже неплохо, что у Анатолия все вышло так, как вышло: возмездие сорвалось, зато у детишек Богом забытого северного поселка появился учитель. Зря он, конечно, на себе крест поставил, но тут уж ничего не попишешь: каждый волен сам выбирать свою судьбу. И если он решил, что больше у него никогда не будет семьи – что ж, его право. Хотя и грустно по большому счету – молодой ведь еще мужик.
Начало
Когда не спит тварь. Часть 32