- Что ты мне все - правда да правда! Заладил одно и то же! - Аника сделал несколько жадных глотков из кувшина с ледяной водой, - Перебрал я вчера, парень. Ну да ладно. С кем не бывает? Я тебе так скажу: правда — она девка стыдливая и всегда прячется под покрывало. Ты убил двух саков. В лучшем случае тебя ждет виселица, в худшем вырвут раскаленными щипцами твое мужское хозяйство и посадят на кол, на котором ты издыхать будешь несколько дней. Нужно очень много свидетельств, чтобы доказать в суде, что эту, как ее там, Чаяну, действительно пытались изнасиловать. Это во-первых. Во-вторых, с чего ты решил, что сама девушка захочет сказать правду. И причин тут несколько. Девушке может быть самой стыдно. И, безусловно, страх перед саками! Они здесь на привилегированном положении, потому как в них видят потенциальных героев, способных хорошо надрать задницу норманнам. Ну, здесь, я имею в виду ситуацию с норманнами, им ничего не светит. Скорее всего разбегутся, только завидев их дрессированных псов. Но пока дело до настоящей драки не дошло, саки в фаворе, понимаешь? Ни ногтя ты не понимаешь! Зачем тебе вообще понадобилось их убивать? С какого олова ты вмешался? Саки каждый день кого-то побивают и насилуют.
- Я не хотел убивать! - Ишута шумно вдохнул, - Так само вышло. Руки стали делать все сами.
- Этим и отличается невежа от бойца, что у одного руки и ноги сами по себе, а голова вообще не пойми-не разбери, а у другого все подчинено разуму и воле.
- Я за этим и шел к тебе!
- За этим он шел...! Какого пня, я вообще тут с тобой языком молочу! Отдыхал бы себе сейчас на постоялом дворе и в ус не дул.
Мастер и ученик сидели на лесной поляне, привалившись спинами к обгорелому стволу некогда исполинского вяза. Когда Аника понял что произошло, то хмель вихрем выметнулся у него из головы. Схватив все свои нехитрые вещи, он приказал Ишуте следовать за ним. Ругая мальчишку и проклиная на чем свет себя, старый воин скорым шагом направился к городским воротам, понимая, что еще немного - и убийцу начнут искать. Они оказались на выходе из города, опережая весть о случившемся преступлении буквально на несколько минут. Сонная стража, ничего не подозревая, выпустила их. Двух спешно удалявшихся к лесу мужчин еще можно было видеть с одной из башен, в то время как городские ворота уже захлопнулись намертво.
- Как бы ты поступил на моем месте? - Ишута задрал голову и стал разглядывать оливковый загар облаков.
- Прошел бы мимо! - Аника выплюнул измочаленную во рту травинку.
- Прошел бы...?!
- Ну уж точно не стал бы убивать! Врезал бы хорошенько да и хватит...!
- Нет, а что бы ты сделал на моем месте, находясь в том же возрасте, что и я?
- В твоем возрасте я бы...
Но Ишута перебил:
- Ты ведь уже убивал!
- Да, потому как не был еще... да никем вообще еще не был.
- А я кем-то есть сейчас?
- Вот о чем послушай, - Аника с тонким скрипом вытянул новый стебелек и прикусил за белый кончик, - Вполне возможно, что существуют разные жизни. Одна здесь — на земле! Другая там, где растут молодильные яблоки. У иных народов человеческий дух блуждает в разных формах. Сегодня — цветок, завтра — собака, потом человек и так далее. Но не нам с тобой сейчас об этом думать. Пусть об этом рассуждают волхвы всяческих религий и верований. А задача в сути очень простая с одной стороны и невероятно сложная с другой. Нужно с пользой прожить одну единственную жизнь и достойно встретить одну единственную смерть. - Аника снова сделал большой глоток из кувшина с родниковой водой. - Был где-то двор с одной разлапистой елью и двумя стройными липами. И старый дом. Ты спросишь, к чему все это? Что проку от этого дома? И впрямь какой прок от него, если он не может ни укрыть меня, ни обогреть, ибо на путях моих странствий он только греза. Но он где-то еще существует, а это не так уж порой и мало. Особенно в ночи я ощущаю его достоверность. И вот я уже не безымянное тело, выброшенное на чужбину, я вновь обретаю себя — память моя полна запахами, звуками, прохладой его сеней, голосами близких для меня людей. Даже трель сверчка доносится до меня. Для чего нам нужны все эти бесчисленные приметы? А чтобы вновь осознать самих себя, чтобы понять, откуда, из каких утрат рождается в чужбинной ночи глубокое одиночества. И однажды меня посетила прозрачная, как эта вода в кувшине, мысль: начинать нужно не с техники, чтобы стать великим бойцом, начинать нужно с образа, который ты защищаешь и отстаиваешь. Только в этом случае можно рассчитывать на незримую помощь, приходящую, словно из ниоткуда, словно кто-то наблюдал за твоими усилиями, борьбой и, наконец, протянул руку помощи. Со мной это случалось многократно. Где бы я ни был, против кого бы ни выходил с оружием в руках, какие бы идеалы и интересы не отстаивал, я всегда остро ощущал, что дерусь за образ дома, в котором мне суждено было родиться. Дерусь за ту утрату, которая сделала меня человеком.
* * *
Почай очнулся и с трудом разлепил тяжелые веки. Какого-то идола он не послушался того маленького человека из леса, убившего огромного норманна. Зачем нужно было снова прыгать в долбленку и лезть на явную погибель? Что стало с его другом Вокшей?
Густая осока, идущая от пабереги в воду, спрятала его от неприятельских глаз. Он хорошо помнил только начало боя, когда они едва успели приблизиться к корме одного из драккаров. А дальше, все как в тумане. После первого удара, полученного багром, он еще пытался продолжать драться, но потом - ухмыляющееся лицо рыжебородого норманна и молот, который вначале, взметнувшись вверх, расколол солнечный диск на бесчисленные осколки, а затем стремительно полетел вниз на голову Почая, прикрытую дедовским костяным шлемом. Раздался треск, и из глаз полетели бесконечные золотые брызги. Холодная днепровская вода не дала полностью провалиться во тьму.
Почай греб к берегу, ухватившись за обломок своей долбленки, борясь с тем, чтобы не потерять сознание. Уже у самой кромки берега силы окончательно покинули его. Он замер без памяти, наполовину вывалившись из воды, головой упираясь в кусты ивняка, ногами - в воде. Дома каждая травинка помогает. Молодая осока наклонилась и укрыла его.
Почай перевернулся на спину. Это движение стоило ему очень дорого: голова чуть не лопнула от боли. Какое-то время он лежал неподвижно, закрыв глаза. Острые солнечные лучи проходили сквозь веки, постепенно наполняя покореженное сознание светом и жизнью. Когда почувствовал, что можно снова попробовать, ухватился за небольшой ствол ивы и стал медленно поднимать тело. Удалось сесть, хоть и не без огромного труда, в сопровождении разноцветных, плавающих перед глазами кругов. Несколько глубоких вдохов, рука перехватывает ствол выше и — вот уже, плоть пошатываясь стоит на ногах. Теперь самое главное, не рухнуть. На второй подъем может не хватить сил.
Он подобрал с земли увесистый бадог и, опираясь на него, побрел вдоль берега с огромным трудом сохраняя равновесие, цепляясь свободной рукой то за стволы ив, то за высоколобый берег, то просто за воздух. Почай шел драться и хотел умереть так же, как большая часть его близких и родных. Через сотню шагов открылся плес и пологая песчаная отмель. Два десятка сородичей, крепко связанные по рукам и между собой, сидели в кругу, а вокруг деловито расхаживали норманны, обирая убитых и добивая раненых. На высоком кострище лежал человек, приготовленный к последней дороге. Почай только успел горько подумать о том, что враг поплатился всего лишь одним убитым, как тут же к нему подошли, ударили чем-то в область шеи, поставили на колени. Темно-красная пелена киселем встала перед глазами, и он рухнул лицом в песок. Он слышал над собой и, словно издалека, чужую речь, состоящую сплошь из жестких, занозистых звуков; скрип бортов и уключин, шаги, шаги, то быстрые и легкие, то тяжелые и глубокие, еще слышал шум родного леса, стоны раненых и неспешный плеск днепровской воды. И вдруг высокий, блеющий вскрик:
- Никса!
Почай повернулся на бок и приподнял голову.
Вдоль берега по самой кромке воды шла девушка. Подол сарафана на уровне щиколоток потемнел от воды, светлые с легкой рыжиной волосы распущены и падали на лицо, почти полностью его закрывая.
И снова этот визгливый крик:
- Никса!
Кричавший норманн хлопнул себя по ляжкам и пошел навстречу.
...Была одна резвая девушка, дочь вдовы. С утра уходила она в лес пасти козье стадо и, пока козы щипали траву — пряла лен. Раз, увлекаемая своим веселым и живым характером, стала она плясать, подняв над головою руки. Это было в полдень; вдруг — словно из земли выросла — явилась перед ней прекрасная дева в белой и тонкой как паутина одежде, с золотыми волосами до пояса и с венком из полевых цветов на голове. Она пригласила пастушку танцевать вместе; « мне хочется тебя поучить!» - прибавила красавица, и обе пустились выказывать свое искусство под чудную музыку, которая неслась с древесных ветвей: то были звуки соловьев жаворонков, малиновок и других певчих птиц. Ножки пляшущей лесной девы, как ноги эльфов, были так быстры и легки, что даже не мяли травы, а стан ее гнулся будто ивовая ветка. Так плясали они от полудня до вечера. Когда лесная дева исчезла, пастушка хватилась за свою пряжу, но было уже очень поздно, она не успела окончить своего урока и воротилась домой крепко опечаленная. Надеясь завтра наверстать потерянное время, она скрыла от матери то, что с нею случилось. Но на следующий день явилась лесная дева, и они опять проплясали до самого вечера. По окончании танцев лесная дева заметила печаль своей подруги и помогла ее горю: взяла лен, обмотала вокруг березы, тотчас спряла его в тонкие нити и затем исчезла — будто ветром спахнуло! Эта пряжа имела чудесное свойство: сколько не сматывали ее с веретена — запас ниток нимало не истощался. В третий раз лесная дева подарила пастушке березовых листьев, которые потом превратились в золото...
- Никса! Никса! - Бормотал Эгиль Рыжая Шкура, жадно протягивая трясущиеся руки, идя навстречу девушке, словно вышедшей из воды.
...А случается, что никсы, выказываясь из вод, поют чарующие песни, которым не в силах противиться ни один смертный. Когда раздадутся их звуки, странник бросается в воду, увлекаемый столько же обаянием их красоты, как и гармонией сладостного пения; пловец спешит направить к ним свою ладью и так же гибнет в бездне. По преданию норманнов никсы знают одиннадцать различных мелодий: человек может слушать без опасности только первые десять, и то в значительном отдалении; но когда они запоют одиннадцатую, то ветхие старики и дети в люльках, больные и увечные, даже деревья — все пускаются в неудержимую пляску. Красота их обольстительна, очи блестят, как небесные звезды, а рассыпанные по плечам кудри шелестят и звенят очаровательною музыкою; как скоро скоро человек заслышит музыку их кудрей, он впадает в непробудный сон.
- Никса! - Эгиль рухнул на колени и поцеловал мокрый песок.
Раданка, словно не заметив стоявшего на коленях Эгиля, прошла мимо и остановилась напротив Хроальда. Изумленные таким неожиданным сюжетом скандинавы, замерли, побросав свою работу.
- Кто есть? - Хроальд задал вопрос, даже не пытаясь скрыть своего удивления.
- Невеста! - Раданка показала рукой в сторону Почая.
- О, невеста! На Русия хорошая невесты! А вот воин...мля, мля, мля! - Хесрир покривился.
- Это не воины! Воины потом придут! - Раданка твердо смотрела в глаза норманну.
- Они никто не говорит по вашем языке! - Хроальд обвел жестом сгрудившихся сородичей, - а потому хочу твой предложить быть со мной! Ты очень похожа на мой младший дочь! - Хроальд сипло засмеялся, и в этом смехе отчетливо послышались нотки циничной и покровительственной похоти.
- Я хочу быть с ним! - Раданка снова показала на Почая, - Если у тебя есть сердце, продай нас как семью!
- Смелый девушка! - Хроальд поцокал языком и прищурился, явно о чем-то задумавшись. Наступила тягостная пауза. И все же чувство мести восторжествовало в сердце старого хесрира. Быть отвергнутым пленницей — это уже через чур. А брать силой не позволял возраст и статус.
Норманны не дошли до лесного схрона, в котором укрывались бежавшие из Казии старики, женщины и дети, каких-то сотню шагов — стрела Ишуты и яд старухи Хары заставили непрошеных гостей ретироваться. Среди казийцев была Раданка. Как только она поняла, что опасность миновала, устремилась по следам викингов. Она сама плохо понимала, что делает, в голове лишь крутилось - Почай, Почай..!
- Не могу допустить, чтобы ради такой девушка не было спора меж мужчин! - Хесрир погладил бороду, - Эгиль!
Рыжая Шкура, опомнившись, поднялся с колен.
- Тебе нравится эта девушка, Эгиль? - Хесрир перешел на норманнский.
- Отдай ее мне, Хроальд! Прошу тебя! А я, обещаю, сложу в твою честь такой хвалебный нид, каких еще не было от возникновения гигантов.
- Нид — это хорошо, Эгиль! Но лучший нид в мою честь — это кровь, пролитая от меча. Ты получишь свой приз, добрый скальд, но его осталось только заслужить. Девушка нравится не только тебе, но и мне, при этом она невеста вон того раненого русса, - Хроальд ткнул пальцем в сторону неподвижно лежащего Почая.
- Я убью его, конунг! - Эгиль потянул меч из ножен.
- Эгиль, ме-е-е, ме-е-е! Заколи его козлиными рожками и пропой над ним нид в честь валькирий! - Эндриди высунулся из-за плеча Тормода.
Его передразнивание вызвало бурю восторга и взрывы хохота.
- Ха-ха-ха. Эндриди, откуда у тебя такой талант? - И уже обращаясь к Эгилю, - Убью-ю! - Хроальд чуть не задохнулся от негодования. - Ты бы мог его убить, кабы он был твоим! Девушка подошла ко мне, значит она моя, а русса я тоже возьму себе уже по праву хесрира. Так что, Эгиль, здесь тебе не на что рассчитывать. - Хроальд замолчал, напряженно глядя в глаза Эгилю.
- Я не понимаю тебя, благородный Хроальд! - Голос Рыжей Шкуры, без того дрожащий и высокий, еще больше возвысился и стал напоминать плачущего ребенка.
- Ну-ну! Мы ведь мужчины, Эгиль! Не нужно так волноваться! Мы все решим по справедливости! - Хроальд гулко сглотнул и тихо засмеялся.
- По справедливости?! - В блеющей интонации скальда промелькнул ветерок надежды.
- Только так. А потом ты всех удивишь своим скальдскапом! - Хроальд умышленно делал большие паузы между своими фразами. Ему нравилось нервозное волнение Рыжей Шкуры и томительное ожидание остальных.
- Говори быстрее, почтенный хесрир! - Эгиль уже уходил на визг, вызывая прыгающий смех в толпе викингов.
- Ладно-ладно! Не буду никого больше томить! - Хроальд вскинул руку, но при этом снова взял молчаливую минуту. Наконец, выдохнув:
- Обещаю Эгилю, мужу мудрой Асгерд, что он возьмет себе эту девушку, но.. - вновь пауза, - только после поединка вот с этим руссом! - Рука хесрира указала на Почая.
- Ты не можешь рисковать воином своей дружины, выставляя его против тралла! - Запротестовал Эгиль. - И так уже погибли Халли и Эйнар, Тормонду перерубили жилы на ногах!
- Чего ты боишься, храбрый мой хариуха, я не пойму! Русс ранен, к тому же у него затекли руки. Он и меча поднять не сможет, не говоря о том, чтобы противостоять такому ладному викингу! Заодно мы дадим шанс жениху, понравившейся тебе девушки, уйти в чертоги Одина и попасть на пир. Он ведь едва живой, но с дубиной в руке вышел один против нас. Давай останемся благородными и не будем возмущать асов! И еще, я хочу напомнить, что пока эта девушка принадлежит мне, а значит я могу требовать чего-то взамен. А я хочу увидеть как умирает в поединке русс. Разве мое желание не справедливо! - последнюю фразу хесрир адресовал всем своим боевым товарищам?
Одобрительный гул пробежал нетерпеливой волной по собравшимся.
Раданка, присев на корточки рядом с Почаем, гладила его по волосам. Они смотрели друг на друга, не обращая внимания на то, что происходило вокруг них. Языковая преграда отгородила молодых людей от подготовительных шагов ужаса.
- Тогда дай скорее убить его! - Закричал Рыжая Шкура.
- Я не могу позволить убить его, пока он связан! Сиггурд, развяжи русса!
Не успел норманн разрезать путы на руках Почая, как Эгиль с обнаженным мечом ринулся на жертву. Его едва успели удержать.
- Нет, Эгиль, так дело не пойдет. Посмотри сколько людей могло стать свидетелями твоей позорной победы! - Лицо Хроальда пошло алыми пятнами. - Пусть встанет на ноги и возьмет выбранное оружие. И уже перейдя на славянский, обратился к Почаю: - Я хотель бы видеть твой оружие! Мой даст тебе возможность остаться с твой девушка, но для того ты должен драться вот с этот воин! - Хроальд показал рукой на Эгиля.
Почай обвел спокойным взглядом норманнов, посмотрел на Раданку, заглянул в глубину ее синих глаз и молча показал рукой на топор, висевший на поясе Сиггурда.
- Русс выбраль топор! - Хроальд воздел указательный палец в небо. - Это неплохой выбор. Но разве русс может что-то топор?
- Избу срубить могу. А людей — еще не пробовал. - Почай поплевал на ладони.
- Карашо. Бери топор Сиггурд и попроси у него щит тоже! - Хесрир усмехнулся.
- Не нужен щит. Возьму вот это. - Кривич поднял с земли свою дубинку.
- Что ж, это уже вызвать интерес! - Старик закивал головой. - Эгиль будет свой меч и щит выбрать. Я знаю, что каварю.
- Ладно. Дальше можешь не кав-варить! - Почай передразнил Хроальда, и тому это не очень понравилось. Предводитель норманнов шагнул в сторону и резко взмахнул мечом между соперниками, что означало начало схватки.
Эгиль тут же ринулся вперед, делая ставку на то, что соперник еще не вполне оправился от пут, но неожиданно его меч нашел лишь пустоту, со свистом рассекая воздух. Почай успел сделать шаг в сторону, уклоняясь от разящего сверху вниз удара. Второй такой же удар он встретил, скрестив над головой дубинку и топор, затем тут же отбил колющий.
Эгиль, не сумев разделаться с противником в первой же атаке, отступил на несколько шагов и вопросительно посмотрел на Хроальда. Во взгляде его явно читалось следующее: «неужели ты позволишь убить меня?». На что старый хесрир, все поняв по взгляду сородича, два раза кивнул.
Рыжую Шкуру прошиб ледяной пот. Он видел, что перед ним не великий соперник, а простой днепровский крестьянин, кое как, с точки зрения настоящего бойца, державший в руках оружие. Но видя перед собой спокойную ярость в глазах, Эгиль понял, что этот бой может закончиться скверно, и уж точно не будет легкой прогулкой.
Почай же действительно являл собой образец настоящего деревенского увальня, но только внешне. Сотский Вакура давно уже звал этого парня в свою дружину. На обязательных сборах сотский внимательно присматривался к молодежи и тех, кто выказывал способности к воинской науке, начинал готовить уже отдельно. Почай попал на заметку наблюдательного сотского. Дело было только за временем. Молодой человек пообещал Вакуре, что как только женится, то сразу станет дружинником.
А дальше заработала «мельница» Почая. Удар за ударом - то топором, то дубиной. Эгиль едва успевал отражать щитом, мечом, уходить с уклоном влево и вправо. Хоть и не из лучших в этом ибротте слыл Рыжая Шкура среди своих, но все же викинг есть викинг. Вдобавок защищенный с ног до головы доспехами. Почаю удалось в одном из выпадов дотянуться дубиной до шлема соперника. Удар пришелся вскользь сверху вниз по ободу в области лба. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Эгиль зашатался и попятился. Шлем наехал на глаза, перекрывая зрение. Почаю нужно было сделать только завершающий удар топором. Но такой исход, а точнее не убедительная по времени схватка, не устраивала столпившихся норманнов. Раздался неодобрительный гул, и Хроальд, не дожидаясь пока дело закончиться не в пользу Эгиля, вскинул руку и крикнул: «Стой!». На Почая тут же накинулось несколько человек, повисли на руках, оттащили. Хроальд сделал лукавый поклон в сторону днепровского бойца.
- Мой просит сильный прощенья! Я заметил, что соперники находятся в неравных условиях. - кашлянул в кулак и продолжил на норвежском, - Тормонд, прошу тебя дай свой шлем этому воину!
Тормонд сухо засмеялся. Он понял куда клонит хесрир: этот днепровский увалень просто зальется в его шлеме. Викинг рывком сдернул с головы бронзовую защиту и, подойдя к Почаю, нахлобучил тому. «Нахлобучил» иначе не скажешь, тем самым изрядно развеселив зрителей этого спектакля. Растерявшийся Почай крутил головой во все стороны, а Рыжая Шкура уже бежал на него, но неожиданно споткнулся, полетел лицом в песок. И снова взрыв смеха. Это Хроальд поставил «ножку».
- Нельзя так, Эгиль! Я снова спас твою честь! - Хесрир смеялся, обнажив кривые зубы.
Пристыженный Рыжая Шкура застыл на месте, дожидаясь пока соперник изготовится к бою. Но Почаю никак не удавалось зафиксировать шлем так, чтобы он не мешал в борьбе. Наконец, Эгилю самому надоело это представление, напоминавшее скорее веселое посмешище, а не поединок без права на милость.
Викинг сдернул с головы свой шлем, давая понять, что противник тоже может отказаться от защиты.
На берегу, после этого жеста воцарилась тишина, даже Хроальд готов был признать поступок Эгиля мужественным и на миг ему вдруг стало искренне жаль этого неудачника.
Противники снова сошлись, на сей раз норманн крепко завладел инициативой. Он атаковал слева и справа, сверху и снизу, понимая, что нельзя давать ни единого шанса. После двух минут плотного боя, Эгилю удалось сделать два обманных движения, завязав дубинку и топор врага на своем мече, он вскинул щит и нанес жесткий, акцентированный удар умбоном в область плеча. Почай вскрикнул и выронил топор, правая рука повисла плетью. Отмахиваясь дубинкой, кривич попятился. Но Эгиль вновь сократил дистанцию боя, принял щитом очередной выпад и, не меняя рычага руки, коротко ударил кулаком, сжимавшим меч, в зубы. Почай потерял равновесие и пал навзничь, и тут же острие клинка уперлось ему в горло.
- Мой не хочет твой убивать! - Эгиль заговорил на славянском и этим произвел серьезное удивление среди викингов, которые считали его плохим скальдскапером и козлетонистым певцом. - Но женщин одна, понимаешь? Стань мой тралл, я твой не стану обижать! - Говорил он обращаясь к Почаю.
Неожиданно Тормонд, стоявший в нескольких шагах от места схватки сдавленно выругался. Все посмотрели в его сторону. По заросшей щеке огромного норманна текла маленькая струйка крови. Струйка эта вытекала из небольшой царапины.
- Что это! - Тормонд, наклонившись, подобрал маленькую стрелу длинной всего в каких-то три пальца.
- Тормонд, не трогай рану и не слизывай кровь! - Закричал Хроальд, - Огонь. Скорее клинок на огонь, нужно успеть прижечь. Эйнар погиб от такого же яда!
Но было уже поздно. Верзила Тормонд уже успел провести рукой по ране и слизнуть алые капли с кончиков пальцев. Уже через минуту он грузно осел на песок и вылупленными, бессознательными глазами стал пялиться на Хроальда.
- Обыскать берег! Проверить каждый куст! Такой стрелой можно стрелять только с близкого расстояния! Он где-то здесь!
Норманны горохом рассыпались по берегу, задыхаясь одновременно как от бешенства, так и от страха, они рубили своими топорами, вставшие на их пути, молодые деревца и кустарник. Горячка продолжалась несколько минут, пока Хроальд не махнул рукой и не велел прекратить поиски. Никому из норманнов не пришло в голову обратить внимание на воду. Ели бы это случилось, то наблюдательное око наверняка заметило бы маленькую, тростниковую трубочку, едва торчавшую над плоскостью Днепра, которая неспешно двигалась вдоль берега к нависающим над водой кустам ивняка.
- Ас-сы! - Хроальд, обнажив меч, ринулся к Почаю. Страшный взмах, отскочившие солнечные лучи от зеркала клинка. Но металл неожиданно встретился с металлом! Лязг! Короткое шипение. Хариуха Эгиль подставил под удар хесрира свой меч.
- Этот тралл мой, Хроальд! Я взял его в честном бою. И девушка моя!
Конунг, не говоря ни слова, сверкнул мутной медью безумных глаз на Эгиля и снова поднял оружие, но уже против сородича. Стальные клещи сжали запястье, не позволив пролиться крови.
- Нет, Хроальд! - Лицо Бьорна, словно вытесанное из скалы, возникло перед хесриром. - Сначала мы должны похоронить Эйнара и Тормонда, как полагается и срочно двигаться дальше. Потом решим, что делать с этими!
- Пусти меня, Бьорн сын Ульрика! - Хроальд задыхался от ярости.
- Нет. Не отпущу. Давай похороним наших сородичей и срочно уберемся отсюда. Мы еще слишком близко от Смоленска! За нами может начаться погоня.
- Чего ты так боишься? - Хесрир, набрав полную грудь воздуха, шумно выдохнул. Это действие немного охолонило его.
- Ты сам знаешь. Эти, - Бьорн кивнул на Почая и Раданку, - стоят хороших денег. А Эгиль наш сородич. Наш брат. Давай перерубим друг друга, а остатки пусть отбиваются от руссов, которые придут за своими.
- У руссов нет войска. Я все видел сам и краем уха слышал, что оно ушло на Литву, в городе только полторы сотни стражи. Они не рискнут оставить город совсем без вооруженных людей и не смогут организовать настоящую погоню с этим числом, да еще мы пожгли их шнеки. Вдобавок скоро появиться Харальд на восьми, а то десяти драккарах. Я все рассчитал, Бьорн. Думал так. Но выходит не все...
- Ты мудр, хесрир! Но все же давай вначале отдадим почести Эйнару и Тормонду.
- Будь по-твоему. Но огонь держите и пусть все время на нем будет раскаленное железо. Иначе мы все умрем. Давно, может два десятка лет назад мы уже сталкивались с таким ядом. Неужели время возвращается? Если не прижигать рану, то смерть настанет очень быстро.
- Сталкивались? - Бьорн ошеломленно распахнул глаза.
- Да. Тогда вот так со мною стоял твой отец. Я поклялся, что найду убийцу и отомщу за него. Но не нашел. Я даже пробовал использовать деньги, но всего чего я смог добиться, это узнать лишь имя убийцы. Его звали Абарис. Но прошло много лет. Абарис уже тогда был преклонных дней. Неужели чаша Гуннхильд ходит по кругу?
Для проводов боевых товарищей викинги решили использовать долбленые лодки врага. Они положили в них трупы Эйнара и Тормонда, обложили сухими ветками, к ногам привязали камни. Сложили в лодки боевое оружие, принадлежавшее убитым, доспехи и те нехитрые вещи, которые викинги брали с собой в походы, дабы не забывать о родном очаге. Затем подожги и оттолкнули от берега. Уже через сотню шагов ярко горящие долбленки стали разваливаться и с шипением уходить под воду. Вскоре все кончилось и величественный Днепр вновь спокойно понес свои воды на закатное солнце.
Смеркалось. Хроальд поднялся на Хрофтотюр и, распинывая сидящих на палубе траллов, прошел на корму. Снял шлем и положил его на полку у руля. Погрузившись в свои думы, он смотрел на закат, полностью отгородившись от реальности. И только глухой стук и последовавший за ним всплеск вывели его из этого состояния. Непроизвольно бросив взгляд на рулевое весло, хесрир увидел, что его шлема на полке нет. Его шлем, его гордость, его боевой товарищ, ни разу не подводивший хесрира шел ко дну, тускло поблескивая в воде начищенным налобником.
- Чума меня забери! - Конунг сплюнул с досады.
Выросший из ниоткуда Бьорн похлопал по плечу хесрира:
- Ничего. Я достану. - И стал развязывать боковые ремни доспеха.
-----------------------------------------------
Ишута сидел по горло в воде и зорко следил за действиями неприятеля. Когда конунг норманнов поднялся на судно, волхв беззвучно, как учил Абарис, поплыл к кормой части. В смеркающемся свете он был практически незаметен, да и самим викингам не приходило в голову следить за днепровской водой, достаточно холодной в мае и вдобавок веющей мистическими тайнами.
Шлем хесрира заманчиво поблескивал на рулевой полке. Волхв осторожно подтянулся на одной руке, держась за скобу, а другой, что сжимала посох, ударил по шлему. Потом затаился под нависшим над водой деревянным хвостом дракона.
Когда Бьорн разболокотился и прыгнул в воду, Ишута набрал полные легкие воздуха, поднырнул, сделал несколько гребков под водой и увидел перед глазами мясистые, волосатые ноги норманна. Быстрым движением он накинул веревочную петлю на лодыжку и резко, используя дно, пошел в глубь течения. Один конец веревки был в его руке, другой туго затянулся вокруг ноги Бьорна, который даже не успел вскрикнуть. Все было проделано настолько быстро, что сова и то дольше взмывает крылья. На глубине в полтора человеческих роста Ишута одним верным движением привязал свой конец веревки к топляку и, не высовываясь наружу, гибкой тенью рванулся к берегу. Он удачно задержал и дыхание: ни единого лишнего всплеска.
Берег оцепенел. Траллы и викинги в немом ужасе смотрели на торчавшие из воды кисти рук Бьорна. Скрюченные пальцы казалось еще движутся, пытаясь ухватиться за воздух. Но на самом деле это легкие волны Днепра, ударяясь о запястья, создавали такое жуткое впечатление.
Хроальд, уронив челюсть, с которой тянулась жирная нитка слюны, пялился на Днепр.
- Мы презрели асов, не спрося их разрешения на поход! Мы все здесь умрем! - Стоявший рядом с Хроальдом Сиггурд попятился.
- Это не мы презрели, а он! - Олаф ткнул пальцем в хесрира. - Он послушал ведьму Асгерд и ослеп от жадности!
- Тихо! - Хроальд вскинул руку. - Тихо вы , карлы! Трусливые, тщедушные карлы, а не викинги. Чего вы испугались?
- Этот вопрос мы уже слышали! - Сиггурд трясущейся ладонью коснулся рукояти меча. - Ты очень часто спрашиваешь: чего мы все боимся? Это странно, Хроальд. Очень странно. Не может так быть, чтобы все сразу почувствовали страх.
- Не болтай, Сиггурд сын Тьерна Счастливого. Твой отец умер с улыбкой на устах, с такой же улыбкой он прожил свою достойную жизнь! Сейчас...
Хроальд подошел к Почаю:
- Ты. Хотель, чтобы твой невеста жив? Иди. - Хесрир показал мечом в сторону утонувшего Бьорна. - Достань наш брат.
Почай поднялся и сказал лишь одно слово:
- Нож. - И не дожидаясь, когда ему подадут, выхватил из-за пояса Олафа кинжал и направился к воде.
- Я хожу по Днепру не один десяток лет. Здесь нет никаких подводных богов. Вам ясно? - Хроальд сумел прийти в себя. И обращаясь к своим воинам, напряженно вглядывался в лицо каждому.
- Тогда что это? - Сиггурд показал на руки Бьорна.
- Мы сейчас все узнаем. Я думаю, что это тот, кому принадлежат вот эти стрелы. Больше он не убьет никого. Я вам всем обещаю. Только если мы сами не убьем друг друга.
Почай через три минуты выходил из воды, волоча за собой труп норманна. Быть может молодой кривич сам заглянул в глаза утопленнику и что-то прочел в них, но возвращался он уже более твердой поступью, а на губах его кривилась та самая улыбка, про которую в старину говорили: такой лыбой в пору колья острить.
Хроальд, увидев своего товарища, которого, подобно убитой, бездомной собаке, волокли за ногу, почувствовал приступ резкой тошноты в горле.
***
- Да, Ишута, очень многое я должен поведать тебе. - Аника снова со скрипом выдернул стебелек и сунул сладковатым концом в рот. - Тебе никогда не узнать покоя, если ты ничего не преобразишь на свой лад. Если не сумеешь стать дорогой, копытами верного коня, его густой гривой, телегой или волокушей, которую он тянет за собой. Именно так бежит кровь по нашим жилам. Что толку от куска, который ты урвешь от мира, если нет самого тебя? Если все добытое ты бросаешь в помойную яму. Я говорю тебе: строй свой дом в самом себе. Когда построишь, то в нем появится житель, хозяин, способный, умеющий, а главное жаждущий его защитить, чтобы передать поколениям, идущим по твоему следу. Так жил волхв Абарис и потому он передал тебе частичку себя.
- Но говорят, что ты не боишься смерти, даже все время ищешь ее? - Ишута сел, обхватив руками колени, совсем, как в детстве, когда наблюдал за работой приемного отца.
- Хм. Глупости. Рисковать своей жизнью и согласиться на смерть далеко не одно и то же. Приходилось встречать сопляков на своем пути, которые с презрительным высокомерием относились к смерти. Женщины, завидя таких, восхищались, излучая сияние восторженных глаз. Принимая испытание железом, ты рискуешь мужеством, поскольку можешь потерять его вместе с бренной плотью, но оно единственное что у тебя есть. Любому воину приятно погреться в лучах своей победы, почувствовать на своих плечах чужое, завоеванное оружие. Но сколько может длиться такая радость. Всю жизнь ей не проживешь. Тогда получается — риск, не что иное, как страсть к жизни. Любовь к опасности — воля самой жизни. Воин должен питать собой землю, одно дело — пойти на смертельный риск, другое — согласиться принять смерть. Но риск — это еще и товар, который ты захочешь обменять.
Обменять может только тот, кто не побоится повторить свой подвиг. Тот, кто побоится будет вечно держать возле себя хлам из воспоминаний, надоевших по горло не только тем, кому он в сотый раз хвастается, но и самому себе. А значит, нужно идти дальше. Ткать и ткать полотно своей жизни, подобно древним старухам, что слепнут над вышивками для своих богов. Они сами стали одеянием, а чудо их рук — нашими словами, обращенными к богам. Так чего же все мы ищем? Все мы боимся потерять жизнь телесную, но есть желание в нас более могущественное. Это жить вечно. В ребенке ли, в доме, в написанных табличках, не важно. Мы жаждем в конечном итоге не чего-то неведомого, а жаждем обрести то, что значимей, прочнее и долговечнее нас. И для каждого значимым становится что-то свое. Для одних — слава, для других — дети и так далее.
- Покажи мне свое оружие, учитель! - Ишута показал глазами на два железных шара, висевшие на поясе Аники.
- А-а. И то верно. - Воин вскинул руку и вытянул из-за плеча древко.
Небольшое, около двух локтей, клееное ратовище имело посередине костяную вставку. Аника прикрепил с помощью цепей к обоим концам его по железному шару. На самих шарах сверкали острые кривые в два ногтя длиной ножи и еще острые, точно жало змеи шипы.
А дальше началось настоящее гипнотизирующее действо. Ратовище заходило в опытных руках и смертоносные шары пришли в движение. С каждой секундой скорость увеличивалась, ядра из двух свистящих, темных точек превратились вначале в стаю светящихся мотылей, а потом в две сплошные полосы синеватого огня.
Сухие ветки отлетали от деревьев, перерубленные в нескольких местах, падали сгнившие стволы, перемалывалась буквально в муку листва, некоторые сучья выдирались из коры прямо с мясом. Но при этом ни одного ущерба живому, ни единого вреда не родившемуся. Аника виртуозно наносил удары, управляя энергией раскрученных шаров.
- Как видишь, большой силы не нужно! - кричал он Ишуте, - Я могу делать это часами. Почему я выбрал именно это оружие, ты спросишь? Что тебе ответить. Конечно, и у этого вида есть недостатки, но никто не должен о них знать. - Аника остановил движение.
- А какое оружие должно быть у меня? Посох ведь это так..! - Ишута усмехнулся, глядя на наследство Абариса.
- Не торопись с выводами! Поначалу наш путь проляжет в Паннонию, там живут авары. Это лучшие наездники, которых я когда-либо встречал на своем пути. Люди хищные и жестокие, но верные в дружбе и отчаянные на войне. Среди них есть уже не молодой Ругилл, он-то и научит тебя управляться с конем. Потом мы посетим страну басков. Настоящие головорезы. В бою на коротких ножах им нет равных. И, конечно же, побываем в Бургундии. Бургундцы самые образованные ребята во всей Европе. Они научат тебя читать по латыни. Ты умеешь читать и писать?
- Только на нашем. Да и то не силен! - Ишута поморщился.
- Нет, парень. Любое сражение начинается в голове. Победить нужно до начала схватки, вот здесь! - Аника постучал большим пальцем Ишуте по лбу. - А потом уже здесь! - воин указал на свое оружие. - Собирайся. Пора тебе строить дом, в котором будет место для любви, оружия и книги.