Уважаемый читатель, Вы на канале Ты Варѧгы звахуть Рѫсь. И, пока готовится к публикации очередная статья, автор предлагает своему читателю литературную паузу - художественную зарисовку "Над озером у кладбища рос дуб могучий" (отрывок из книги "Без любви, или Лифт в Преисподнюю"). Приятного чтения.
Литературные странички – оглавление:
Над озером у кладбища рос дуб могучий
Страшно далеки они от народа…
Владимир Ульянов (Ленин)
Похоронил братец Ой покойничков своих, и братец Ай помянул незлым тихим словом горькую долю свою, да и побрели к озеру прах земной с души смывать.
А из озера того навстречу им выходит дух Ий.
– Привет, братцы, вы куда намылились, – никак восвояси?
– Кой восвояси?! – отвечают те в один голос.
– Сегодня всего только день похорон, – уточнил Ой. – Ещё девятый день, потом сороковой. Да и память, поди ж, не просохла, чувства не остыли. Ещё рано нам в обратный путь.
– Везёт же вам! Скоро на свободу – на просторы родные, голубые. А мне кто скажет, сколько маяться здесь как неприкаянному?! Увидите кого – всем привет передавайте от меня. Пускай не поминают лихом. Похлопочите там, в небесной канцелярии, за душу мою горемычную.
– Ну, попал! С кем не бывает? Не держи в себе зла. Чего печалиться-то понапрасну?! Гуляй себе, пока гуляется, – ответствовал за обоих Ой.
– А ты, кстати, куда так спешишь? – вроде как с искоркой надежды спросил Ай.
– Да на митинг я! Послушать, кто к чему склоняется. Чую, срок моего заточенья близится к концу. Либо демократы, либо либералы Мумию из мавзолея понесут. Может, в землю и захоронят. Свобода!!! От жизни вечной, что была предопределена мне судьбиной немилосердной?
– Это сколько ж ты у нас тут без дела маешься? – переспросил Ай.
– Сколько-сколько?! Целый век без малого! Можно сказать, второй срок ни за что ни про что мотаю – за чужие грехи отдуваюсь.
– Ну, удачи! – в один голос воскликнули Ой и Ай – Желаем скорейшего высвобожденья.
– Тьфу-тьфу-тьфу. Трижды через левое плечо.
И побежал братец Ий своей беспокойной тропкой. Стал вдруг перед дубом тем как вкопанный. Трижды стукнул по стволу, обросшему толстой бесчувственной корой. И побежал без оглядки дальше.
Ой и Ай подошли к кусту ежевики чёрно-красной, колючей, выкопали каждый по глубокой ямке, сунули в ямки шкуры, а сами ямки те загребли. Прошлогодними сухими листьями притрусили сверху. Ещё и повздорили чуть, кто больше себе прошлогодней дубовой листвы нагрёб.
И подошли к берегу озера.
– А что там сестричка Ёй говорила насчёт намывания годков?
– Что-что! Будто сам не знаешь, что ль? Саженками от одного берега к другому, вишь, как без устали под себя гребёт?! Только брызги летят да волны без ветра вздымаются горами, берег точат волны те. Сплавает на ту сторону и вплавь вернётся обратно – ей годок и скостят. Новый срок намывает.
– Но это же нечестно!
– Все так делают.
– А если кто из небесной канцелярии подглядит да прознает?
– А ты, думаешь, не видят, что ль? Там общество слепых да глухих заседает?! Всё видят, будь уверен. Если так и дальше пойдут дела земные, грешные, то всем нам век до полувека скостят – и на землю до срока отправят. Как миленькие, будем сверхурочно одухотворять земную плоть. Или как, думаешь, предложат размножаться прямо на небесах – плодиться платонически?! На-кась, выкуси! Душевный кризис на небесах грядёт. Не поспевает небесная канцелярия в ногу за временем – вот и глаза на дела земные закрывают. Ведают, да помалкивают, в лукавстве пребывая.
– А я всё равно боюсь.
– А я так нет, не боюсь уж вовсе ничего. Но у меня сегодня просто настроения нет. Да и лень замучила.
Братец Ой и братец Ай вошли в озеро, окунулись, да и поплыли на самую середину. Там они, по старой, конечно, привычке, набрали полные лёгкие воздуха и нырнули. Только круги пошли по воде, а вскоре всплыли пузыри – и забулькало на поверхности, возмущая гладь, как будто бы вскипело озеро невзначай.
Кладбище внизу было старое, и потому перенаселено изрядно, негде даже оградки уже поставить, но молва о нём ходила нехорошая, тёмная, и особенно в последнее время не много желающих находилось, чтобы упокоить здесь навечно косточки свои, ну разве что те, кому всё равно уже или кто в сплетни не верит, а то бы давным-давно закрыли кладбище, и место под новое непременно дровосеки уже расчищали бы от дерев в лесу.
А из деревьев тех доски пилили, из досок – гробы сколачивали.
Кладбище поросло сорными деревьями. Только дуб могучий и ветвистый крепко стоял в стороне, вросши в пригорок, на крутом берегу озера. Люди, случись кому тут проходить средь бела дня, обходили стороной тот дуб, и даже нехристи крестились суеверно.
На поляне глубокое озеро. Один высокий берег крут; тень от многовекового дуба падает до середины озера, и тут всегда сумеречно, как если бы ночь дневала, прикорнув до предвечного часа. А другой берег пологий, песок на берегу золотистый, и воды чистые, прозрачные, потому как днём в нём солнечные зайчики купаются и веселятся, а по ночам ясного сияния набираются звёзды и луна.
Не помнят воды озера, чтоб кто из людей даже ступни омочил, а окунуться с головой – чур меня! Чёртовым зовут люди это забвенное озеро, и сказы о нём всякие недобрые слагают.
В тихом омуте, дескать, сами знаете, кто водится.
Неправда всё это. От суеверий происходят всякие толки. Вода в озере незамутнённая. Со дна живые ключи бьют. И вряд ли кто из живущих припомнит хоть одну правдивую легенду об утопленниках. Вернее было б слагать им легенды о свежести и целительности вод, да некому святое слово в мир проронить.
Церквушку у кладбища сломали в лихолетье едва ли не с век тому назад, разобрали на кирпичи и растащили: в хозяйстве, мол, всё пригодится. Иконы распродали, а вырученную денежку пропили. Новую церквушку и думать возводить не думают: старое кладбище, дескать – перенаселённое.
За озером, на крутом берегу которого дуб стоит, раскинулось широкое некошеное поле. Говорят, на поле том росистом столько всяких трав луговых произрастает, что в пору это поле лугом аптекарским именовать. Ан нет, страждущая душа и та нейдёт на поле то.
Вдали дорога – грунтовая, прямоезжая.
Кто по дороге той идёт, скачет ли, едет ли, тот непременно ускоряет ход и косит испуганным глазом. Бывает, что и некрещёный да неверующий вдруг возьмёт да и перекрестится суеверно. Но смельчаков немного наберётся. Больше околицами путь свой держат. Загогулинами вышагивают. Потому каждый новый год по весне ещё куда ни шло, а к осени так дорога всё гуще порастает сорной травой. Когда-нибудь её в поле и вовсе глазом не различишь.
И только ветер вольный здесь с посвистом гуляет, завывая от тоски печальной.
_________________________________________________
Ежели читателю понравилась сия литературная пауза и он хотел бы познакомиться не только с научным, но и с литературным творчеством автора сего канала, то предлагаю ссылку на из--во Литрес (впрочем, эту книгу можно найти и бесплатно скачать на многих других литературных сайтах):
Андрей Милов. Без любви или Лифт в Преисподнюю.
_____________________________________________________
Переход на канал "Ты варяги звались Русь" здесь - по ссылке: Переложение летописного свидетельства.