Это был обычный, ничем не выдающийся декабрьский день в стране Заходящего солнца, фальшивых ценностей и гуттаперчевого счастья, коим являлось достижение любой бытовой, даже малозначимой цели. Хотя, впрочем, некоторыми особенностями этот день все-таки выделялся. Во-первых, это была высокочтимая пролетариатом пятница, в которую можно было усугубить беленькой под селедочку с луком и задушевно поговорить с соседями на пахнущей угарным газом микроскопической кухне коммунальной квартиры. Во-вторых, в этот день был жуткий, звенящий в ушах мороз, пожалуй, самый сильный за последнее десятилетие. В-третьих, в этот день родился я, что было ожидаемо, хотя и с оговоркой, что ждали не меня, а девочку с уже придуманным родителями заранее именем. С учетом последнего события пункт "во-первых" был расширен до переноса разобранного кухонного стола в общую гостиную и быстрым появлением на нем различной снеди и алкоголя. Естественно, что я не мог этого всего видеть, поскольку находился в этот момент в другом месте, в детской смирительной рубашке, с посиневшими от крика губами и cо вспухшими от родовой боли глазами. Я спал и видел свои первые после появления на свет сны... Что может видеть грудной младенец? Тихий внутриутробный океан, соленые воды которого были такими родными... Знакомое тепло и мягкий стук где-то рядом... Мама... Я еще не знал этого слова, но уже чувствовал Кто этот, малоизвестный мне внешне человек, готовый в любую минуту закрыть моё маленькое беззащитное тело своим от любой опасности. Эта высшая, безусловная степень доверия между малышом и своей мамой ничем не объяснима и этим прекрасна по своей сути. Мои первые сны напоминали длительные погружения в невесомость, из которых было страшно и некомфортно выходить в эту новую, пугающую, резко пахнущую непривычным и режущую глаза ярким светом реальность...