Шестая часть истории одной семьи и история нашей страны. Здесь была первая часть, здесь - вторая, здесь - третья, здесь - четвертая, здесь - пятая.
Перестройку семья встречала в одном городе: Дмитрий Николаевич с интересом работал в секретном НИИ, фактически руководя амбициозными проектами, Эдуард Дмитриевич возглавлял рабочую бригаду на оборонном предприятии, его сестра, Наталья, историк по образованию, работала в краеведческом музее. Новое поколение семьи, к сожалению, было представлено только единственной дочерью Эдуарда, с которой, по семейной традиции, занимались старшие женщины семьи – бабка Галина Михайловна и прабабка Мария Николаевна.
У Натальи с семьёй не задалось. Культурная, образованная темноволосая красавица имела вполне конкретные взгляды на то, каким должен быть её будущий муж. Она не продавалась – сынок командира дивизии и сынулька начальника военторга были посланы лесом, без права обжалования маршрута. Вместе с тем, она была практична – сидящие на родительской шее «модные романтики» её не привлекали. Она не терпела давления – любители «добиваться женщин» вызывали у неё отвращение. Что она хотела от будущего мужа? Семейной стабильности, честности в отношениях и уважения к ней, как к личности. А это, в её представлении, зависело от воспитания и образования, чем, по её мнению, подавляющее большинство мужчин похвастать не могли. Её отказов не понимали. Что не так? Человек недурён собой, модно одевается, нормально зарабатывает, с жилплощадью – чего выкобениваться? А Наталья «выкобенивалась», ожидая кого-то, кто поймёт.
Перестройка дала ей возможность защитить давно написанную диссертацию. «Плюрализм мнений» позволил выйти на защиту по истории с темой, не связанной с коммунизмом, революционной борьбой и прочей пропагандой. Она даже возглавила краеведческий музей, организовала исторический кружок. Всё закончилось с распадом СССР.
Честность и объективность в эпоху «свободы и демократии» оказались не просто невостребованными, но даже и вредными. Наталья Дмитриевна отказалась корректировать историю известного купеческого рода так, чтобы один «демократ» при власти мог продолжать врать о том, что является членом этого рода (род прервался в начале ХХ века). Наталья Дмитриевна отказалась прятать неудобные для «разоблачителей кровавого совка» документы о захоронении около вокзала (там хоронили умерших при эвакуации блокадников, а не расстрелянных НКВД этапированных политзаключённых). Наталья Дмитриевна включилась в борьбу против передачи церкви здания музея (дореволюционное здание, принадлежавшее епархии, сгорело в 20-х годах, здание музея было построено уже в советские годы, на месте сгоревшего). Итог для 90-х был если не закономерен, то предсказуем – Наталья исчезла по дороге с работы. Через два дня она вернулась и написала заявление в милицию, указав адреса и описания людей, похитивших и издевавшихся над ней. Увы, милиция, типично для 90-х, этой информацией не заинтересовалась, порекомендовав Наталье меньше пить и не ходить к незнакомым людям. Из музея её уволили за прогул. Поняв, что никому её деятельность не нужна, Наталья устроилась в богом забытую библиотеку, где и работает по настоящее время. Естественно, в брак она не вступала, а возможность рождения детей вне брака для неё неприемлема.
Дмитрий Николаевич почувствовал «ветер перемен» одним из первых – деятельность его НИИ попадала под договор с США и НИИ сначала рассекретили, а потом «перепрофилировали». Под этим термином скрывались массовые сокращения персонала и полное прекращение научной деятельности. Оставшимся сотрудникам в рамках конверсии предлагалось заняться производством потребительских товаров кустарным методом в опытных цехах. Дмитрий Николаевич этим заниматься не собирался. В руководстве МВД он нашёл заинтересованных лиц, на базе одного из вузов МВД была развёрнута научная база. Увы, это была агония.
Крах советской науки Дмитрий Николаевич видел изнутри. Новой «демократической» России наука была не нужна, была нужна свобода. Разглагольствовали о том, что в СССР всё устаревшее, не нужное и пригодное только для оборонки. Дмитрию Николаевичу было что возразить, но он молчал – лучше Крылова про свинью и дуб не скажешь. Ему было уже 70 лет, вопрос об эмиграции не стоял, но эмигрировали многие. Он считал неприемлемым передавать результаты исследований в другие страны, но были те, кто этим занимался. Он мог ещё работать, но его работа в стране была никому не нужна. Дмитрий Николаевич просто вышел на пенсию. Нет, он не побирался по помойкам, ему и жене на жизнь хватало. Галина Михайловна до 1995 года преподавала в музыкальном училище, а потом они переехали жить на дачу, сдавая квартиру умершей Марии Николаевны. Свою квартиру они сдавать не стали, мысль о том, что среди их вещей будут жить чужие люди, приводила их в ужас.
На даче они разбили огородик, проводя время в уходе за овощами и общении с соседями. Дмитрий Николаевич с помощью печатающей машинки писал заметки об истории города на основе своих воспоминаний. Он с женой были абсолютно неконфликтными людьми, в дачном товариществе их уважали. Они умерли в один год, успев встретить новый век. В начале мая не стало Галины Михайловны – во время прогулки случился инсульт, а через два месяца не проснулся Дмитрий Николаевич.
Эдуард Дмитриевич с началом перестройки понял, что стране – конец. Неглупый был человек Эдуард. Когда начали резать оборонку, с завода побежали крысы, в первую очередь те, кто ещё пару лет назад козырял партбилетом. Завод в рамках конверсии занимался чем попало: производил миксеры, соковыжималки и мясорубки; пытался наладить выпуск телевизоров и магнитофонов; даже пытались наладить ремонт автобусов. Тщетные потуги…
Эдуарда сократили в 1993 году. Найти новую работу в новой России – стране, которой не нужны инженеры – было очень тяжело. Торговать Эдуард не умел и учиться не собирался, считая эту профессию недостойной для себя. В его распоряжении было содержимое тайника прадеда, но его ещё надо было продать, а в 90-е это было очень рискованно. И вот тут возник вариант с эмиграцией. Вариант возник благодаря внезапно всплывшим родственникам – после развала СССР выяснилось, что дальние родственники в Европе помнят о том, что в России у них кто-то есть. Ещё в 1992 году сестра Эдуарда, Наталья, оставляла запросы в посольствах нескольких стран и из Германии пришёл ответ. Потомки их дальнего родственника, выехавшего из России в Гессен в далёком 1850 году, хотели общения. Они же помогли со сбором документом для получения вида на жительство и с работой. Инженер-программист в Германии оказался более востребован, чем в России 90-х, и в 1994 году Эдуард уехал в Германию. Для начала – на заработки, вместе с женой. Дочь с родителями не поехала, рассчитывая получить образование в России.
В европейскую жизнь Эдуард влился без особых проблем, не испытывая ни дискомфорта, ни ностальгии. Немецкий, по семейной традиции, он знал очень хорошо, советский менталитет, по семейной же традиции, у него отсутствовал напрочь. Аккуратный, пунктуальный, добросовестный, законопослушный – проблем с адаптацией у него не было. С Россией его связывали только родственники. Все они приняли его решение, от денег сестра и родители отказались, впрочем, подарки они принимали.
В 2006 году Эдуард, уже имея немецкое гражданство, вернулся в Россию. Его предприятие открывало в нашей стране производство и Эдуард вошёл в руководство российского филиала. В 2011 году он оформил нашу российскую пенсию и больше не работает, живя на инвестиционный доход. Этого дохода вполне хватает на скромные путешествия пару раз в год.