3,8K подписчиков

СЛОМАТЬ СИСТЕМУ

90K прочитали

 У мужа глаза, как у нагадившего на ковер кота: одновременно испуганные и наглые. Довольные глаза.

Возвращаться с работы домой Розе Степановне не хотелось. Противно было возвращаться. Каждый раз думалось: а ведь там он и с ним надо будет как-то общаться. Не пришел ли предел? Нет, ещё не пришел. А раз этого не случилось, придется опять терпеть ложь, блокировать здравый смысл, потакать вранью...

  У мужа глаза, как у нагадившего на ковер кота: одновременно испуганные и наглые. Довольные глаза. В свои почти шестьдесят, после тридцати лет брака, он пустился в какую-то сладкую интригу и несётся на всех парусах, где-то там сочиняя одно, а здесь, путаясь и плутая, врёт другое. Гадость. Убеждать себя, что на самом деле, может, ничего и нет, может просто интрижка, может... А что там может быть? Муж задерживался на работе. Уходил гулять по вечерам. Оставался дежурить. Сначала она чувствовала ненависть. Своим этим испуганно-довольным взглядом он перечеркивал все. Все, что было у них до этого. Детей и прекрасные первые годы. Потом ненависть, вспыхнувшая ярко, вдруг ослабла. И сменилась презрением к себе. Ну, да. Тридцать лет брака. Что осталось от той крепкой, красивой и обаятельной, которую он любил? Все стёрлось. Когда впервые раз задумалась об этом, то подошла к зеркалу. И ужаснулась. На нее смотрела училка, заслуженный школьный завуч, юная бабушка, изображающая из себя хроническую оптимистку, бодрящаяся старуха с тоскливыми глазами. Острая неприязнь к своему отражению заставила отойти. Действительно, с какой стати ему спать с тобой, а не с ней, которая ещё не знает про его недостатки, про неряшливость, про слабость. С ней, которой едва за сорок или может сорок пять. У которой на ровесника шансов быть может и нет, а увести мужа у пожилой училки - как у слепой старушки сумочку отобрать...

 Домой идти не хотелось, к тому же нужно было распределить часы двух новых учителей английского и, видимо, какие-то уроки перекинуть от одного к другому. Да вот ещё в нагрузку сидел оставленный после уроков Кося Пиляев. "Наш тяжёлый случай", как называли его в учительской. Кося Пиляев. Его имя - Константин. Фамилию ему дала мама. Настоящая его фамилия, по отцу, была очень известна. Косин отец, знаменитый культурный деятель, крутящийся рядом (совсем близко) с высоким начальством, фамилию сыну почему-то не дал. И тот ходил с фамилией матери. Мама звала его Косей везде и при всех. « Ах, Косенька, он у нас не совсем здоров, отец не может на него влиять, он занят важными делами, примите во внимание. Мальчик лишён всего того, что другие дети…» Взамен недодаденному, отец даровал Косе почти неограниченную возможность жить, как сыну заблагорассудится. В школе и дома, учителям, матери и обслуге приходилось мириться со странностями мальчика. При том, что он, можно сказать, не выходил из берегов, не переходил грань, когда все вокруг устанут терпеть и не поможет даже влиятельный папа. Мальчик плохо учился, уже в восьмом классе развязно вел себя с девочками, шутил с учителями, задавал скользкие вопросы, особенно на уроках этики и психологии семейной жизни, которые ввели недавно, в связи с новыми веяниями. И все же грань не переходил. Вот и сейчас Кося Пиляев сидел над английским текстом, который был задан на дом. И который он, уж конечно, не приготовил. Роза Степановна проявила принципиальность: оставила Пиляева после уроков . Поставить двойку было плохим решением, потому что в школу обязательно заявится Косина мама. Похожая на бочку с тестом, она будет плакать навзрыд, растирая заграничную тушь по щекам, шантажировать учителей занятостью и положением Косиного отца, скрыто и мягко угрожать... Поставить тройку - тоже не вариант, это обозначало потерять лицо, перестать себя уважать. Тройки надо добиться. И вот Пиляев томится на третьей парте, делая вид, что вчитывается в текст. Украдкой зевая, косит в окно. Там уже темно и стихли крики ребят, игравших в хоккей во дворе. Темнеет рано, а освещать коробочку напрасно директор запретил. И все равно, даже этот Пиляев лучше, чем испуганный муж-кот дома. Чем та ее ситуация, с которой не поделаешь ничего...

- Ну, что? Ты готов, Пиляев?

Мальчик худенький, напоминающий отца, таким, каким он, вероятно, был в юности, с тонким лицом, длинным благородным носом и девичьими карими глазами, посмотрел на нее .

- Конечно нет. Куда мне...

Розе Степановне на секунду показалось, что Пиляев издевается. Но, правда, делал он это тонко, едва заметно. Секунда и опять смотрит на нее глуповатый подросток.

- Однако, время твое вышло - она попыталась сделать каменное лицо непреклонного педагога, но тут же сдалась, - Ещё пять минут и все.

Кося Пиляев кивнул и упёрся взглядом в учебник. Роза Степановна видела, что он не читает, не переводит. Тоска. Тоска. Вот так всегда сидит эдакий Кося, которому надо влепить двойку, вызвать обоих родителей на педсовет, оставить на второй год, выгнать из школы, а вместо этого она будет томиться и ждать, пока он... Тоска.

И муж, жалкий врун и предатель, дома, которого надо разоблачить, выгнать, сжечь его вещи, но вместо этого она будет томиться и ждать. Чего собственно? Когда он поймет? Что поймет? Когда исправится? Когда Кося Пиляев прочтет и переведет текст?

- Садись на первую парту и читай.

Кося поднялся и посмотрел на нее тем самым своим наивным взглядом, за которым таилась насмешка.

- Я не смог перевести. Давайте вы поставите мне тройку? Я ведь знаю некоторые слова. Например, газолин. И экономи. Де юсэй экономи. А?

Роза Степановна смотрела на него. И сквозь него.

- Ты уверен, что я так сделаю?

- Конечно. Иначе в школу припрется мамусик и начнет причитать. Вам это не нужно, мне это не нужно. Никому это не нужно. Это плохое решение. А вы плывете по течению, так ведь?

- Я легко могу поставить двойку.

- Я знаю, кому угодно, но не мне. Мамусик же. Уже проходили. Вам придется с ней долго, очень долго объясняться, а это неприятно, где-то даже противно.

Вязкая пустота тоски, окружившая было учительницу, вдруг распалась.

- Так вот как ты говоришь про свою мать? - Она изумилась. И... ей вдруг стало интересно.

- Да, вот так. - Кося улыбался и ждал ее улыбки. - Я вам очень не нравлюсь?

- Прежде всего мне не нравится то, как ты говоришь о своей матери! Это уму непостижимо. Ты не проявляешь никакого уважения!

- Ну почему? Вас я уважаю куда больше, хоть вы и боитесь сломать систему. Боитесь поставить мне двойку. Боитесь проблем с мамусиком. А ее, Вы правы, Роза Степановна, я не уважаю. Именно не уважаю, а не «не проявляю уважения». Я всегда проявляю то, что есть. Как я могу проявлять то, чего нет, Роза Степановна?

Роза Степановна совсем растерялась. Но, как ни странно, в растерянности растворялась тоска.

- Старших надо уважать. - Сказала она и вдруг сама ощутила, что говорит не то, совсем не то.

- Уважать надо всех. По умолчанию. Почему только старших? За что именно старших? За возраст? Мой отец, например, плюет на всех. На вас плюет, потому что ему достаточно намекнуть в министерстве и полетят головы, на меня плюет, потому что ему плевать. На мамусика плюет. Она вообще в рабстве. И никто не может сломать систему. Ни он, ни вы, ни, тем более, мамусик. Потому что все врут. Так вы хотя бы хотите сделать вид, что вы строгий учитель. А отец домой помощницу приводит из союза. Секретаршу. Домой, понимаете? А мамусик делает вид, что этого нет. Что она просто помогает. А знаете, в чем она ему помогает?..

Кося замолчал. Роза Степановна взглянула на него. Перед ней стоял всклоченный мальчишка, у которого было не все в порядке. 

- Ты заболел? Может у тебя температура?

- Нет у меня никакой температуры. Это система.

- Какая система?

- Все со всем согласны. Мамусик согласна с тем, что папа водит помощницу. А сама любит ходить на премьеры. Ведь она жена. Помощница согласна ходить к нам и делать вид, что любит папу. Папа согласен не видеть, что я беру его деньги из ящика стола. Вы согласны ставить мне тройки, потому что боитесь мамусика. И все это правда. Вы даже не попытаетесь сломать систему... - Он замолчал, на мгновение и уже спокойно добавил, - Поставьте мне тройку и пойдем по домам. Вам не сломать систему. 

- А ты, я вижу, пытаешься.

- А я пытаюсь.

- И как? - Он ей по-настоящему нравился, этот Константин Пиляев. За него было страшно.

- Я нассал ей в сапоги.

- Что?! Что за грязные выражения?!

- Хорошо, Роза Степановна, давайте сделаем вид, что я сказал по-другому. Я сходил по-маленькому ей в говно.ступы.

- Что?! Кому?!

- В сапоги луноходы. Модные. Серебристые. Пока она помогала папе с бумагами , у них так это называется, в кабинете, я вышел в коридор. В прихожую и .... Нассал его помошнице в оба сапога.

- Ох, - только и смогла произнести учительница. И вдруг словно лучик радости пробежал по ее лицу.

- И что же? Ругали тебя ?

- Не! Система же. Все делают вид, что все хорошо. Она сунула ноги в сапоги. И вроде начала причитать, но потом вдруг говорит: «это наверное снег растаял». Конечно, говорю, снежок. А чему ещё быть в ее сапогах. Я когда Бима выгуливаю, мы производим много желтого снега.

- Подожди. Что ты такое говоришь. Ты ..

-Да, Роза Степановна. Я сделал именно это. Я сходил по-маленькому в оба ее сапога-лунохода. А если говорить прямо, не притворяясь, я нассал в ее говно.ступы. Нужно же иногда ломать систему, Роза Степановна! Я только одного не понимаю, почему вас удивляет именно мой поступок. Да, он не хороший, признаю, но вас не удивляет, что она промолчала? Что папа промолчал? А?

В классе наступила тишина. Роза Степановна посмотрела в окно. Там было темно и шел снег.

- Ты будешь читать текст? Сломаешь систему?

- Неа.

- Тогда систему сломаю я. Давай дневник.

Кося вынул дневник из дипломата и протянул учительнице. Она раскрыла его. Полистала. Нашла нужную неделю и свой предмет. Поставила размашистую двойку.

- Завтра вызову родителей на педсовет. - Сказала она.

Кося взял дневник. Посмотрел на Розу Степановну и сказал:

- Решили сломать систему? Приняли плохое решение? - Он сунул дневник обратно в дипломат.

-Побегу домой. Обрадую мамусика. До свидания!

 Встал и пошел к выходу из класса.

- Константин! Пиляев!

Он обернулся и посмотрел на нее.

- Спасибо!

Кося Пиляев улыбнулся. Двойка явно не волновала его.

- Не за что, Роза Степановна. – И, помолчав, добавил. - Уважаю.

На улице шел снег. Было темно. Роза Степановна запахнула пальто поплотнее.

"Он правда нассал любовнице отца в серебристые говно.ступы" - Подумала она. Улыбнулась и зашагала домой. У нее было много дел.

 Нужно было срочно сломать систему.

#рассказы_мирза