В начале лета ВЦИОМ спросил россиян о том, как они относятся к людям с психическими заболеваниями. По мнению четверти опрошенных, окружающие боятся людей с психическими расстройствами. Многие уверены, что людям с шизофренией стоит держаться подальше от общества, их считают «непостоянными» и «опасными».
⠀
Как правило, тем, у кого диагностировали психические расстройства, сложнее найти работу и социализироваться. Иногда это связано с их внутренними трудностями, а иногда — со стигматизацией ментальных проблем в обществе.
Анна, БАР / органическое поражение нервной системы, параноидный синдром
— Сейчас официально у меня биполярное аффективное расстройство (БАР), с этим диагнозом я наблюдаюсь и лечусь. А до этого в НИИ психиатрии и психоневрологическом диспансере мне ставили органическое поражение нервной системы. Дополнительно диагностировали параноидный синдром.
Когда поставили первый диагноз, мне назначили очень хорошее лечение, с помощью которого я избавилась от галлюцинаций. Их долгое время не было. Врач однажды сказал: мол, вот у тебя скачет настроение, галлюцинаций нет, — так что тебе стоит менять диагноз. Врачебная комиссия поставила мне БАР, но я бы хотела другой диагноз. С биполярным расстройством не дают инвалидность, а работать я не могу и не знаю, смогу ли в будущем.
⠀
Сначала я поверила в биполярное расстройство, потому что у меня действительно иногда колеблется настроение: бывает и гипомания, а также, очевидно, есть депрессивные эпизоды. Но все чаще я думаю, что это может быть вариантом нормы. Что, если гипомания — это просто нормальная стадия после депрессии? А возможно, это вообще нечто психотическое.
⠀
Во сколько лет я впервые обратилась к психотерапевту, я не помню. Я долгое время наблюдалась у невролога после травмы головы. Проблемы у меня начались лет с 10, тогда же случились первые галлюцинации: во время игры с подругой я обернулась и увидела черный силуэт, который, кроме меня, никто не видел.
Позже у меня стали появляться навязчивые мысли. Например, что я как-то неправильно дышу: я считала количество вдохов и время, на которое
я могу задержать дыхание, сравнивала свое дыхание с чужим.
«Я рассказала об этом родителям, но они не особо-таки отреагировали,
списали на детское воображение и посоветовали не грузить себя»
На какое-то время подобные вещи прекратились, мыслей обращаться к
врачу не возникало. Весь подростковый возраст я провела в странном состоянии агрессии как к миру, так и к себе. Не обошлось и без попыток суицида. Я не думала, что со мной что-то не так, не оценивала тогда свое состояние. Оценить его я могу только теперь, и то только с помощью мужа и близких людей.
Около пяти лет назад я рассказала неврологу о том, что слышу голоса в
голове. Я тогда почти неделю не спала и всерьез задумалась, что с этим пора что-то делать. Невролог направил меня к психоневрологу, а тот — в районный диспансер.
Тогда мой первый психоневролог поставил мне органическое
расстройство и параноидный синдром, а в диспансере — органические
галлюцинации. Что именно говорили мне те голоса, я уже смутно помню.
Обычно это было что-то бредовое: слова или обрывки фраз.
Из-за всего этого мне пришлось уйти из университета. Тогда я еще не
получала какого-либо лечения. Из-за галлюцинаций у меня абсолютно не
сложились отношения с одногруппниками, да и с университетом вообще. В конце концов Я, грубо говоря, забила на учебу, потому что просто не могла заставить себя поехать туда. Хотя учиться мне нравилось, и нравилась моя специальность.
При этом я не запускала материал, готовилась самостоятельно дома, в
университет приезжала, чтобы сдать экзамены.
«Кто-то шел навстречу и разрешал мне сдавать, а кто-то шел на принципы и намекал на то, чтобы я заплатила. Это и стало основной причиной — меня, по сути, поставили перед выбором: либо. плати крупную сумму, либо забирай документы»
Одногруппники называли меня странной. Со мной общался только один одногруппник, и у него постоянно спрашивали, зачем он это делает.
Почему они считали меня странной — для меня загадка до сих пор, ведь про галлюцинации я им никогда не рассказывала.
Я замужем уже почти четыре года, а вместе мы — порядка восьми. Муж
знал о моем диагнозе еще тогда, когда мы просто дружили. Он сам говорит, что знал, на что идет и к чему нужно быть готовым. Конечно, бывают трудности.
Со мной никогда не было такого, чтобы из-за диагноза кто-то прекращал
общаться. Случалось, например, что я зову куда-то человека, а он мне в
шутку: «А вдруг ты мне ногу отрежешь?» — или что-то в таком стиле. Я в такие моменты обычно отшучиваюсь, мол, да, коллекционирую. Сейчас в подобных ситуациях я почти ничего не чувствую, но раньше было очень обидно.
Естественное — мое расстройство порою мешает мне в бытовой жизни.
Во-первых, в периоды депрессии бывает сложно просто встать и
заставить себя что-то делать по дому. Я к тому же счастливый обладатель
синдрома Алисы. Это когда ощущаешь, будто окружающие предметы или твое собственное тело меняет размеры. Как мне объяснили, это бывает из-за проблем с глазами, мозгом или психикой. У меня это из-за нарушений в головном мозге, то есть не психическое. Это, конечно, очень мешает в быту: иногда не можешь банально взять в руки вилку, потому что ощущаешь свою руку размером с руку младенца. Правда, у меня давно этого не было — врач подобрал мне хороший препарат, который это купирует.
Главное, чем могут помочь близкие при моем расстройстве, — это оценить свое состояние. Когда ты уже знаешь, как могут проявляться твои симптомы, — тебе уже легче. А когда ты не в курсе, что с тобой что-то не так, то внимание близких очень помогает. В моральном плане главное, чтобы близкие не отрицали твое расстройство.
Сейчас я не работаю, однако попыток устроиться на работу у меня было
много — от курьера до флориста. Но все это длилось максимум месяц —
потому что от переутомления и напряжения у меня начинались галлюцинации. Возвращалось то состояние, при котором не можешь
заставить себя ехать на работу, хотя работа мне нравилась — особенно с
цветами.
Свой диагноз работодателям я никогда не афишировала. Правда, несколько раз сталкивалась с непонятной ситуацией: сначала говорили, что я подхожу, а затем отказывали, потому что «моя анкета не прошла проверку в службе безопасности». Я разговаривала с другими людьми, которые состоят на учете в диспансере, такая проблема была у многих. Хотя, по идее, никакие базы данных «сливаться» не могут. Но такое вот интересное совпадение.
Есть ли у меня мечты? Сложно сказать. Конечно, в первую очередь, я
хочу родить здорового ребенка — сейчас я на втором месяце беременности. Потом, после окончания техникума, я бы хотела пойти либо на медицинскую специальность, либо выучиться на танатопрактика, как бы странно это ни звучало.
В принципе, я считаю себя человеком счастливым. У меня хорошие
родители, любящий муж. Но сейчас я с трудом ощущаю какие-либо эмоции. Думаю, это одно из проявлений моего расстройства. Мой психолог говорит, что это неизбежно при любом расстройстве.