А может ли, кто верит в Бога,
Себе благов желать немного?
Ох и много же студентов всякого роду и племени прошли через Сибирский федеральный! Христиане, мусульмане, атеисты, агностики… Всяк униженный и оскорблённый находит здесь пристанище. Так что место намоленное. Старики-магистранты говорят: «Главное, чтоб убежденья искренние были. В универе всё на места встаёт. А то иной раз поступает какой-нибудь прогрессивный пацифист. Мол верит в ненасилие. И не насилует себя семинарами. А потом раз, и в армию. А там с верой строго. Хошь не хошь, как говориться. Или девица кака, таинства феминистические проводит. А чрез год в Инстаграме блок домохозяйки ведёт, пока муж не видит. А быват и другие случаи. Да такие, что от них даже военка Шойгу в суе поминает.»
Так жила на «госовской» горе в общежитии одна второкурсница. Невысокая, светлая, да пения охотчивая. Всё бы ничего, да только принадлежала она по рождению к одной Иисусовой конфессии. При ней ни про вахту крепко сказать, ни за здоровье ректора выпить. Така была правоверная. И жизнь свою, как девицы прошлого, по книгам делала, точней по книге, бестселлеру известному. И толи пасторы какие, то ли видения нашептали ей с детства готовиться к голодным годам. Она и готовилась. Чебупели, ветчинка, паштеты… всех яств и не перечислишь. Время шло, а голодные годы всё не наступали. И стала девица полна не токмо догмами. А в нагрузку, покрылось её лицо подростковым узором, да так, будто это аллергия на всё земное неверие. Помню вахтёрши в таких случаях мужика найти советовали, да чтоб технарь был, а то гуманитарии в своей малине больно разборчивые. А наша, как Гоголевская Солоха, и не с одним и не с вторым, а с тем по расписанию. И так повелось, что любила она всем веру свою расхваливать и себя за ней. Те, кто русский хорошо знал, её быстро раскусили. А вот арабы… чрез её англинскую речь Крестовый поход так и не распознали. Они – люди эмоциональные, женской лаской обделённые. На родине то, на девушку посмотрел, знамо дело – женись. А в России полиберальней. Вот они за всеми и бегают. Вкуса нет. А тут их приглашают, за ручку держатся, слушают. После первого свидания можно и за свадебку. Тут-то Солоха, як агнец, и говорит: «Я бы рада, но мне по религии нельзя с иноверцем. Да ты ещё и иноплеменный. Прости.» Те ревнуют, истерят, стихи пишут, подарки дарят. Она им дружбу предлагает. Какой девушке не приятно быть искусительницей!? Однако араба, веру за неё предавшего, так и не случилось. Был один готовый. Отшила. Отвадило её от миссионерского подвига воспитанье. «Мы мол от польско-немецкого дворянства исходим. И ежели не с этими нациями, то выбирай из европейцев. Тех, кто за границами бывшего Союза.» - талдычили ей родители. И стало у неё две веры: в Господа Бога да в европейскую интеграцию. А тут как раз очередной кризис грянул. Кошерные бренды дороги стали. И пришлось, нашей «матери…» встречи оптимизировать. Стали ей арбы еду носить. И сколько не травилась, всё равно ела. «Ну, не пропадать же?» - по-славянски говорила она.
И вот однажды, пришёл к ней очередной Хусейн. Ростом с неё. Худющий. В чёрном костюмчике в облипочку, так, чтоб половская рубашка видна была. Пиджачок только на верхнюю пуговицу застёгнут по-модному. И волосы против ворсу зализаны, как у итальянских мафиозников в забугорных фильмах. Как зашёл ентот в её общажные номера, так сразу по углам чёрными глазами зарыскал. И всякий раз видя в них пустоту, шире улыбался. Гостинцем принёс он ей сдобную булку, размером с торт или «Зимтчнеке» по-немецки, иностранные слова её всегда как-то больше нравились. Была та рулетом, где сдобная полоска с ваш палец шириной посыпалась корицей и скручивалась ракушкой. А дальше печь красна и сахарная пудра бела. Но передавать хозяйке сеё лакомство гастролёр не спешил. Как поп кадилом, осветил он запахом печёной корицы всю квартиру и каждый угол. Пока, наконец, не водрузил булочку на кухонный стол. За окном выл ветер, и казалось, звуком передавал свой мертвенный холод. Так, что они инстинктивно уселись подле друг друга. И после стандартного «How are you?» и краткой сводки событий в краю джинов и адского пекла, парочка принялась за арабику, кофе значит. Инородец пододвигал к ней булочку. Улыбался на все отбелённые зубы. И глазами как бы говорил: «Это лучшее, что есть в городе. Но, о шайтан, я больше люблю ванильную посыпку.» После акта немой жертвенности, он осторожно отломил отстающий от закрутки кончик и протянул ей. Здобная плоть и кофейная кровь гастрономического всевышнего были вкушены. И после таинства, на араба посыпались благодарности. И тот не промах, взял да и скажи кратко по-англински, мол будешь должна. Та кокетливо отвернулась, встала и пошла к раковине мыть, как говорят женщины, свою нервную систему. На миг лицо пришельца исказилось раздражённой гримасой. Затем он закинул ногу на ногу по-женски, сложил руки в замочек и, лукаво улыбнувшись, спросил:
- А ты не ответила, дорогая моя. Не согласна, что ли?
От резкости русского языка, она чуть тряпку не уронила. И поворотившись в его сторону воскликнула:
- Ты не рассказывал, что так хорошо знаешь русский!
- Да разве ж ты меня спрашивала, милая? - ещё развязней сказал гость.
- Но как!? Даже акцента нет. - продолжала удивляться студентка.
- Хотел бы я также сказать про твой английский. - съязвил он. – Да вот беда. В такую грубую лесть даже в педе не поверят.
Девушка окончательно опешила. А тот продолжил.
- Я вот тоже сначала не поверил в то, что Хасан рассказывал. Что веру по твоей воле предать хотел. Что доходы семейные на одну тебя тратить обещал. Но убежденья девичьи настолько крепки, что ты не пойдешь. Родители за восточных не велят. А Хасан человек уважаемый. Шейх всё-таки. Тогда то и решил посмотреть, что за свято-непорочная арабам испытания веры устраивает. А потом грешных не соло на хлебавши отпускает. - смоноложничал инородец.
- А… А почему ты арабов отдельно от себя называешь? - вырвалось у неё после немой сцены.
- Потому что я… ассириец. - выпалил визитёр и истерически расхохотался.
На лице девушки уже просматривалась надпись «Error»
Закончив, он сделался серьёзней. Восстановил закрытую позу и заявил:
- Вру, конечно. Всё вру. Больно с тобой это забавно. Испытать тебя пришёл. Экзамен твоей вере устроить.
- Чёрт! Да что ты вообще несёшь!? - сделала она последнюю попытку отмотать к адекватности.
- Знаешь поговорку? Кто на дьявола грешит, сессии не избежит. Так что взывать так ко всяким – не пытайся.
-Ай! Ой! Насиловать будете? - как бы и не спросила она, перекрестившись и встав в позу школьника-рукопашника.
Гость как будто забыл про неё на пару минут. Налил себе ещё чаю. Вдоволь насыпал сахару. Принял относительно стола наклонное положение. И Опёршися левой рукой о него стал потихоньку отпивать чай и говорить.
- Насиловать ты сама себя будешь. - закончил он фразу хлебком из чашки. – Понравилась тебе булочка? Да не бойся ты! Вишь я не подхожу. И руку в стойке выше держат. Отправлять ребёнка в секции на две недели. Воспитание! - прекратил ентот ворчание очередным глотком и отставил чай.
Снова оглядев девушку, он сказал: «Ну, раз тебе так удобней. Стой. Так вот. Булочка эта не простая. Она как золотая карта, пластический хирург и ФСБ одновременно – то бишь, все проблемы решает. И как ты… Ты ж меня слышишь?» - осведомился сказитель.
- И что? - сказала та в интонации ребёнка без мороженного.
- Ну, вот и хорошо. Итак, она то и есть твоё вероиспытание. Будет она здесь лежать цельный год. Свежая, горячая, а запах… - он поднял глаза в потолок – Но никто, кроме тебя её не увидит. Сможешь её не тронутой оставить. Знай, что суд для тебя, как для чиновника со связями, пройдёт быстро и за закрытыми дверьми. Не сможешь, будешь вечно мне… - указал он на свою грудную клетку. – … должна.
- Это за что это!? - угрожающе закольцевала фразу студентка.
Тот промолвил в тоне сказочника:
- А подойди, девица, к зеркалу, да посмотри.
Не сразу, но выждав этикетную, бросилась она в ванную комнату и увидела всю теперешнюю широту своей футболки да вспомнила далёкие годы детского чистого лица.
Пока она удивлялась. Гость коммивояжёрский заявлял: «Всего на 5 килограмм, да и чёрные точки остались. Работы ещё много. Кроме того, кусочек маленький и эффект поправимый в плохую сторону. Так что смотри, тебе жить.»
Надо сказать, что лицом девушка была в отца. Кроме ярких и живых зелёных глаз остальное напоминало то ли хомяка, то ли разжиревшую гусыню. А моменты радости с закатанными вниз глазами, вытянутыми губами при открытом рте, пожалуй, вызвали бы зависть у всякого птицевода. Хотя многие говорили, что вернись она в состояние детской стройности да научись ухаживать за собой, была бы красавица. И она всегда об этом помнила, иногда и со слезами. Вот и сейчас, чуть плача, она вбежала в кухню. А бесовщины и след простыл. Разве, что духи ещё не выветрились. И только булочка невинно лежала на столе, напоминая, что было…
Девушка позвонила знакомому патеру. Долго говорила с ним, всё кивая в трубку растрёпанной головой. Затем от своего парня вернулась соседка. И случилась странное. Клеймящая обладательницу густых и распущенных волос за подобную им жизнь инквизиторша, вдруг стала ангелом. Не рафинированно бесстрастным, а тем, что в Ветхом Завете только творил свои ошибки молодости. Вежливо и миловидно она позвала соседку на кухню. И предложила отпить свежую арабику «с кое-чем вкусным». Та недоумённо посмотрела на неё, как мать, чующая подвох. Но вспомнив, как совсем недавно шла под ручку с любимым, оттаяла и согласилась. Глаза ангелицы вспыхнули и она, едва сдерживая волнения, побежала на кухню. Переодевшись, туда вошла соседка. А девушка тем временем уже сидела за столом, уставившись в булочку. Свою сожительницу она встретила фразой: «Кофе уже почти готов.»
Тогда соседка поправила свои шатеновские копны и спросила:
- С чем пить будем? Могу печеньки достать.
Тогда заседательница повернулась к ней и с детским удивлением сказала:
- А ты ничего не видишь?
- Ну, да. Ты купила сахар. Это хорошо. - заметила та с сарказмом. И будто не замечая выпученные на неё глаза, повторно предложила достать печеньки.
- Эмм… Хорошо. Только ты потом вытрешь стол? - борясь с ,не понять откуда взявшейся, меланхолией спросила студентка.
- Конечно! - сказала соседка. И поняв, что её сожительница не накосвячила добавила. – Ты сегодня хорошо выглядишь. И у меня сегодня хорошее настроение, так что давай вместо печенек съедим шоколадку.
Та с деланым участием в происходящем согласилась.
В дальнейшем соседка стала замечать за девушкой перемену. Иностранцев она в гости больше не звала. Всё болтала с ними по телефону. В свободное время студентка старалась проводить подальше от злополучной квартиры. Парень соседки даже чуть было не стал к ней хорошо относиться. Благо общажная охрана поумерила пыл. Не даром же на Земле старые девы водятся.
Её отношения с кухней тоже поменялись. Чем меньше она в ней находилась, тем спокойней делалась девичье дыхание.
Так было до самых зимних праздников. А вернувшись от родных, какой-то суровой заряженностью она ,наоборот, стала проводить на кухне целые часы. Видосы на телефоне, живописные пятьдесят оттенков серой краски на стене, злополучная сахарница, всё служило прикрытием главного объекта наблюдения. На манящий запах, раздражающий аппетит даже у сытого, и спылусжаренный вид она отвечала тем взглядом, коим бабушки у телевизора в политчасы встречали экспертов одной черноморской республики, то есть настолько испепеляюще пристально, будто от сиих действий раздражители испаряться. Но её «лжецы и негодяи» в одном тесте так и не исчезали, продолжая увеличивать рейтинг, в данном случае, кухонного стола. В скорости нервозность окончательно прошла. И она стала смотреть на лакомство, так же как наш брат на коньяк для кое-кого, чтоб тот сделал кое-что.
Так прошло добрых полгода. И наступила летняя сессия. Клонилась сея декада к середине. То бишь, ко времени, когда девицы халяву кличут. И не известно, окликала ли девушка её али нет, да только пришла она с очередного экзамена покрасневшая и в слезах. Тушь у неё была, будто с мороза. А холодные руки и вовсе дрожали. Отправили её, значит, на пересдачу. А это всё лето без стипендии. Да при том мать то одевать красотку отказалась. Баста! Ни гучи тебе, ни чебупелей. Одни славянские названия только. В таких мрачных мыслях зашла она на кухню и по заветам забытых сериалов стала искать, чем бы занять горюющий организм. Была она за день до того в магазине, но продукты под руку почему-то не попадались. Так что нашла она лишь традиционную арабику и её… Она уловила присутствие булочки ни глазом, ни обонянием, а так как прожжённый общажник находит старые носки, веруя, что они где-то есть. Потрогав и уверовав в реальности продукта, она сделала кофе и стала есть. Не одно блюдо ещё так не усыпляло внутренний фигуроконтроль, как сдобная булочка. Тёпленькая, с чуть-хрустящей корочкой и сладкой мягкой серцевинкой на всей полоске, да ещё и с корицей, удивительно равномерно распылённой по тесту вместе с пудрой, как снег, дававшей сладость на мгновенье, булочка, вызвала ровно то фамильное выражение лица, которое означало абсолютное блаженство. Съев и не почувствовав силу нового веса, новоиспеченная лакомка удивилась. Но не надолго, ибо другая неведомая сила, словно подхватила её и вселила уверенность, что пять по экзамену она сегодня ещё получит. «Людей много, времени тоже. Дождаться конца и поговорить с ней…» - всё всплывало в голове горе студентки. И в назначенное время, в назначенном месте, рок сделал своё дело. Отставшее время сессии она не тратила подготовку к другим предметам, но худела и приводила внешность в порядок. И до того преуспела, что в сентябре отличница сессии уже привлекала взгляды парней цвета «ХАКИ». Оказалось, что за весом жизненного опыта скрывалась истинно правильная фигура, с выпуклостями и впуклостями, где надо, переходящими в деревенскую пышность. Гладкие и ровные волосы, некогда напрасно обесцвеченные, теперь имели светло-русый глубокий оттенок. А чистое лицо, лишившееся щёчек папеньки, стало детский и милым личиком университетской природной красавицы.
За третий победный курс мисс СФУ съездила пару раз в Европу и Америку, сменила несколько будущих офицеров и стала ведущей прогноза погоды на одном из каналов. На четвёртый планы были не меньше. Уже к началу ноября дипломная была готова, а сумка для переезда в Москву наполовину собрана.
В канун того самого ноябрьского дня она пришла из английского, али какого ещё, клуба поздно. Весёленькая, чуть сильнее, чем можно водителю. И прошла на кухню на цыпочках, не включая света, чтобы написать некому «Любимому» о безопасном приезде да не разбудить соседку. Как вдруг завыл тот самый ветер. Свет включился. И её старый знакомый в том же не потерявшем лоск наряде очутился на табурете, который покинул два года тому назад.
- Не бойся, мать. Она у него на ночь осталась. - сказал знакомец приветственно.
Выпускница вопрошающе на него взглянула. Тот беззубо улыбнулся ей левым краем челюсти и утвердительно кивнул…
Послесловие
Сказывают, она после этого онемела. Умудрилась ,правда, диплом получить, о чём бумаги остались. Но прочее… Бог знает. Соседка с женихом в Иркутск перебралась, к работе любимого ближе, да от расспросов подальше. А абоненты её бывшие говорят, будто бы она в приходе каком-то устроилась, сиротам помогает. Но где именно, никто доподлинно не знает. Ведь девица то с ними больше не разговаривает.