Он очнулся, но не там, где потерял сознание и не с теми. Кто он: жертва глупого розыгрыша, или часть жестокого эксперимента?
Ему потребуется много времени, чтобы распутать весь клубок.
Снова утро. Хмурое. Для определения этого даже не нужно было высовываться наружу. Лера уже хлопотала, раскрыла полы палатки, чтобы впустить свежий воздух. А ему хотелось ото всего отгородиться. Не видеть и не слышать. Кажется, в лагере нет никого, кроме Леры. Вдали слышны разговоры и стук кирки о камень. Копают. Ну конечно, это же их работа. Наплевать. Глеб закрыл глаза и посильнее натянул на себя одеяло.
Лера заглянула в прорезь палатки, улыбнулась, пожелала доброго утра. Позвала завтракать. Но он был не голоден. Позже. Нужно просто перевернуться на другой бок и снова заснуть.
Мысли все время были где-то далеко. Тоска по отцу. Почему он увидел его во сне? Ведь он вычеркнул отца из памяти уже давно. Тогда, тем летом, отец был с ними на даче. Отец, бабуля и Глебушка. Маму к тому времени давно похоронили, и он плохо ее помнил. Отец был задумчив и часто молчалив, бабуля временами плакала. Позже Глеб понял, что они все еще горевали по рано ушедшей в мир иной жене и дочери. А он всей душой прилепился к тем, кто остался. Папа, почему же ты нас предал?
Детские обиды с новой силой охватили Глеба. А ведь он забыл их, загнал в дальний угол своего сознания, он справился... Но лежа в палатке в этом странном месте, под свист холодного ветра, ощущая себя старым и больным, он ослабил контроль, которому научился, будучи взрослым, он разрешил себе снова плакать и жалеть себя, как в детстве.
Снаружи все ожило, вероятно, обитатели лагеря пришли обедать. Они весело беседовали, даже спорили, но Глеб не прислушивался. Все равно, о чем они там… его это не касается. Он только приподнялся на локте, развязал веревки, удерживающие холщовые полы и задернул «дверь». Так-то лучше. Отгородиться от всех.
Потом по крыше мелко забарабанило. Пошел дождь. Но и тот был унылым, накрапывающим, мелким. В палату ворвалась Лера, встряхнула копной волос, с них полетели капли дождя, опустились Глебу на лицо. Он даже не стал их вытирать – только отвернулся к стене. Лера начала уговаривать его поесть. Надо встать, надо пойти на улицу. Надо то, надо се. Ему надоело ее слушать. Никому ничего он не должен! Пусть проваливает! Она обиделась. Скорчила гримасу, вышла. Ну и пусть. Так и надо.
- Ну что же вы, Глеб Дмитриевич… - Следом за Лерой ввалился профессор. – Девушка не виновата. Зачем вы ее обидели?
Глеб только сжал челюсти – чего им от него надо? Оказывается, профессор выкопал часть стены, и на ней, вроде как петроглифы просматриваются. Глебу не интересно, что такое петроглифы. Ему не интересны вообще никакие их раскопки. Пусть его оставят в покое. И Сотеев пусть проваливает. Нефиг совать ему таблетки. Он все равно умрет. Потому что не верит он в камни. Не такой он придурок! Он - человек из реального мира. Если этот мир вообще существует.
Наконец, его решили оставить. Сотеев махнул рукой:
- Ладно, лежи. Надоест – встанешь сам. Я тебя знаю, ты долго лежать не сможешь.
И вышел. Все вышли. И до вечера к нему никто не сунулся. Слава богу.
У него рак. Мозг поглотило чудовище, порожденное собственным мозгом, своими же взбунтовавшимися клетками. Он испробовал все. Что ж, не он первый, не он последний. Все умрут, рано или поздно. И не за что, по большому счету, держаться. Вот если честно сам перед собой - что его здесь держит? Семьи нет, дела всей жизни – нет. Бизнес? Да смех на палочке. Никакой бизнес и доходы от него не удержали его от болезни и не смогли вылечить. Все тлен.
Дождик прекратился, но стало ветрено. Сыро и холодно. Согреться бы. Он натянул на себя свое и Лерино одеяло. И все равно, знобит. Зуб на зуб не попадает.
Вошла Лера. Пошарила в темноте, не нашла своего одеяла. Легла рядом. Осторожно, думая, что он спит, потянула одеяло на себя. Он отпустил край. Она пролезла под освободившийся кусок, оказалась совсем рядом. Он ощутил спиной ее близость. Кажется, она тоже дрожала. У него не было желания ее согревать, но и прогонять не стал. Вдвоем будет теплее.
И в самом деле, немного погодя, она успокоилась, расслабилась. И от нее пошло тепло. Он сам расслабил сведенные судорогой мышцы. Она сильнее прижалась к его спине, и ему стало жарко. Он развернулся. Она вздрогнула – не ожидала, что он не спит.
- Знаешь, я прожил жизнь без пороков, - тихо сказал Глеб, почти ей в ухо. – Отличался крепкой моралью, как говорила моя бабуля. Не пил, не курил, в беспорядочные половые связи не вступал. Не потому что секс меня не интересовал… Просто не умею я, как Сотеев: пришел, обольстил, увел. А постоянная связь предполагает в итоге брак. Все девушки надеются на это. Как я мог найти себе милую умную девушку, с которой мне было бы хорошо, а потом обмануть? Промурыжить и оставить с носом?
- Почему нужно обязательно бросать? – Лера спросила так же тихо, как испуганная мышка пискнула. Голос ее дрожал.
- Потому что я был болен, – ответил Глеб трагическим шепотом. И разразился гомерическим смехом. Лера в страхе закрыла его рот ладонью. Он убрал ее ладонь, но уже не смеялся.
– Представь себе: у меня была эпилепсия, и это служило преградой к счастью. Я придумал себе страшную болезнь, черную метку. Ну, кто хотел бы видеть рядом с собой инвалида? Да я и сам до спазмов в животе боялся, что кто-то узнает… расскажет другим или высмеет в лицо… Я считал себя монстром…
Глеб замолчал. Ну вот, сказал о том, о чем другим бы ни за что не поведал, а ей – как за язык потянули. Впрочем, какая разница? Пусть.
Лера провела рукой по ершику его волос. Он дернул головой, думая о своем.
- Какая злая ирония… Считать эпилепсию страшной болезнью… Видишь теперь, какой я дурак.
- У тебя еще все впереди, - сказала она и прижалась к нему.
- Точно! Наверняка, у судьбы для меня припасен еще джокер в рукаве.
- Не передергивай. Я не это имела в виду.
Он взглянул на нее, будто впервые видел.
- Несколько дней – это очень много, ты права.
Она пропустила мимо ушей его сарказм:
- А еще… была у тебя девушка… то есть не была, а есть. Я - есть. Ты просто не помнишь.
Конечно, она врет. Но так хочется верить. Разрешить себе поверить…
- У нас на самом деле были отношения?
- У нас были серьезные отношения.
И она коснулась его губ губами. Легко, как бабочка крыльями. Но этого было достаточно, чтобы внутри Глеба заныло от сладкой истомы. Ого, да он способен чувствовать?
- Очень серьезные? – Разговор вмиг потерял свою актуальность, но был важен как ритуал. Спросить и услышать в ответ то, чего хочется услышать.
- Да, очень. – Она снова поцеловала его. Стремительно, нежно.
И опять горячая волна пробежала по его телу, вызвав легкое головокружение.
- Очень-очень?
- Даже больше.
Она обвила его плечи руками и прильнула к груди. Он не оттолкнул ее. Наоборот, привлек еще ближе. Стало жарче. Они крепко держали друг друга в объятьях и прислушивались к тому, что происходит внутри их тел. И температура по Цельсию поднималась все выше.
- Кажется… я вспоминаю.
Глеб откинул рукой одеяло. Так можно и ожог получить. Сразу третьей степени. Он чувствовал, как Лера снова дрожала. Он сам уже был как в горячке. Рука потянулась расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке – из-за жары было трудно дышать.
.....
...Так, не произнеся ни слова (она хотела что-то сказать, но он приложил к ее губам палец), они заснули. Держа друг друга в объятьях. И время от времени прижимая ближе, будто проверяя – здесь ли, на месте ли?
Из соображений цензуры часть любовной сцены опускаем.
Весь роман можно приобрести здесь:
https://ridero.ru/books/vozvratu_podlezhit/
еще можно прочесть: