Славке приснился сон, что источник, который был за клубом лет двадцать назад, ожил и зажурчал снова. « Очисть источник»- сказал ему кто-то.
Он взял лопату и пошёл на то место.
Сход с холма, к бывшему месту, где раньше брали воду теперь было забросано мусором. Мусор тащили сюда дачники. Они просто сбрасывали в удобную ложбину всякий хлам и устроили настоящую помойку там, где много лет назад гудел ключ, выходящий из - под земли огромными, неумолкаемыми струями, рассыпаясь на все стороны и оживляя узкий распад долинки. Ключ нёс в речку свою чистую воду из великой глубины, из – под угольных пластов.
Хлам уже бугрился.
Славка после работы брал лопату и шёл к своему « обетному» источнику. Он ведь знал, что там, под слоем мусора будет вода. Он копал. Долго копал. Все говорили: твой муж настоящий придурок. На что ему эта вода? Разве нет водопровода? К тому же он уставал в лаве: там не спасала вентиляция. Приходил домой после смены, и я ему вычищала из глаз угольную пыль, но они всё равно были « подведёнными» как у всех, кто работал на добычном участке. На воздухе нужно было побыть, чтоб выкашлять эту подземельную шахтовую духоту.
Из клуба , что возвышался на холме, около источника, в конце девяностых сделали храм, наставили по окнам наклеенных на оргалитовые куски иконы, напечатанные на принтере, потом уже народ натаскал, у кого что было припрятано по закромам. Ничего стародревнего не нашлось, календари, цветные вырезки из журналов, печатные иконы из города, потому что посёлок строился в шестидесятые, в самое серое время. Потом приехал « поп» и завёл свои проповеди, но никто не хотел приходить, кроме совсем рассыпающихся тайжинских чуть ли ни дореволюционных старух, вскоре померших одна за одной.
Но следующим прибыл отец Максим. Огромный отец пяти детей, больной ожирением, но с интересным подходом. Служил он на каком- то своём популярно- понятном языке, с усечённым чином, так лихо, что его охотно стали приглашать на домашние отпевания или крестины. Правда, отец Максим сразу и запрашивал много. Народ так понимал, что если Максим просит много денег, значит, он крут. И отдавали ему, звали. Но в храм – клуб так никто и не осмелился, с большим трудом Максим « окучил» как говорили, десяток баб, потерявших мужей и сыновей на знаменитом тайжинском взрыве метана.
Максиму ещё не было тридцати. Он узнал, что кто- то ненормальный роет землю за храмом. Пришёл, в рубахе и штанишках, совсем не как отец Максим, а просто бородатый парень, и сел на край отвала. Внизу, по колено в грязи и до пояса голый, Славка мой с детской радостью копал. Он ещё только выбросил самые большие куски дерева, битого шифера и шахтовых рештаков.
- Ну, и что? Копаете?- с ухмылкой спросил Максим.
- Копаю, батюшка.
- Говорят, источник тут был, да?
- Был. И будет скоро. Я его достану.
- Тут одному не получится… вон сколько работы.
Муж посмотрел на батюшку, и отвёл глаза. Он никогда не допытывал до конца, ждал, когда человек созреет сам и скажет. Славке хотелось сказать : с божьей помощью осилю. Но он не посмел. Плохо знал Максима и не хотел лишнего болтать.
- Может, этот источник ещё помнит те времена, когда в Томской писанице рисовали первобытные люди. – сказал он.
- А что это такое?- удивился Максим.- Я то сам не местный, я в Липецке учился.
- Ну…это здесь вот…недалеко есть такой археологичесий памятник…Сорок тысяч лет стоянке…Там пещеры, камни, на берегу Томи. Расписано всё… Как же вы не интересуетесь?
- Не может такого быть! Тогда ещё Господень Дух носился над водою.- встал во весь рост Максим.
- Ну, значит…это он там костры жёг и мамонтов рисовал.- пожал плечами Славка.- Расходится исторический и ваш… этот процесс.
- Нет никакого вашего и нашего процесса.- хмыкнул Максим.- Есть суеверия и вера. Человечеству всего около девяти тысяч лет.
Не говоря ничего, Славка продолжил работать.
Батюшка всё смотрел, смотрел, потом попрощался и пошёл домой.
Весь май пролетел в этом нескончаемом докапывании до воды, в которое я уже и не верила. А муж всё не терял надежды. И вот, из- под глин и камней пошла вода. И пожурчала вперёд, пробивая себе путь через грязь. Муж притащил трубу и поймал в неё воду. Углубил и выложил камушками ложе ручья, сделал огородку. Нашёл и приволок двери, чтобы укрепить стенки. Вырубил в глине ступеньки к источнику, привёз кирпича и засыпал сходы, чтобы талые воды не размыли.
Принёс мне столбик лиственницы и липовую доску.
Я нарисовала образ Богородицы Дары Дающей. Никто меня на это не благословлял, но желание было велико.
Мы пропитали образ маслом, покрыли уличным лаком. Муж забетонировал столб над источником.
Теперь это был родник « Дары Дающей»
На столб муж вбил гвоздик и повесил эмалированную кружку. Сделал лавочку.
Свистали соловьи и распускалась сирень и вишня.
Сюда больше не бросали мусор и не скидывали хлам. Стали приходить люди с канистрами и бутылками, все брали воду и уже никто Славку придурком не называл.
И вот, однажды я прихожу к нему, когда он после смены в шахте, после работы в лаве, углубляет дно, выкладывая его камнями, и говорю :
- А у нас будет Ванька.
И он так обрадовался, что даже источник наш как-то иначе, с другим голосом заиграл по камушкам. И рядом засвистел соловей, как сирена стал свистать.
- Тут отец Максим приходил. С какими- то ребятами всё смотрели, смотрели… Я так думаю, они тут, может быть, купель хотели сделать? Меня, правда, ни о чём не спросили, сказали только, что это их место. И всё.
Прошло полгода и какие-то люди сгрузили в устье ручья приличную кучу битого кирпича, стекла и ломаной опалубки. За ними стали набрасывать ещё больше. Упёрли чашку и вытянули лавочку, утащили к кому-то на дачу рештаки и украли двери.
Из трубы вода била сначала весело и густо, а потом потихоньку текла и струилась.
Когда мы осенью пришли за водой с маленьким сыном над умирающим без пригляда источником остался один лиственничный столб с образом.
Муж поругался, но ругался он недолго и не зло.
И мы перестали туда ходить.
И вода остановилась.
Придя уже через год мы вытянули кое- как из кучи обломков нашу « Дары Дающую» и перенесли её на маяк, на то место, где была отмечена высота посёлка : 343 над у.м.
Там же посадили дубок. Вкопав столб и над ним сделав домик, чтобы краска не смылась.
Сейчас дубок уже большой, крепкий. Он и « Дары Дающая» смотрят оба на посёлок, который от маяка виден, как на ладони. А позади хребет Берёзовой Гривы, тайга с пиками пихт, видна до самых Поднебесных Зубьев.
Славке приснился сон, что источник, который был за клубом лет двадцать назад, ожил и зажурчал снова. « Очисть источник»- сказал ему кто-то.
Он взял лопату и пошёл на то место.
Сход с холма, к бывшему месту, где раньше брали воду теперь было забросано мусором. Мусор тащили сюда дачники. Они просто сбрасывали в удобную ложбину всякий хлам и устроили настоящую помойку там, где много лет назад гудел ключ, выходящий из - под земли огромными, неумолкаемыми струями, рассыпаясь на все стороны и оживляя узкий распад долинки. Ключ нёс в речку свою чистую воду из великой глубины, из – под угольных пластов.
Хлам уже бугрился.
Славка после работы брал лопату и шёл к своему « обетному» источнику. Он ведь знал, что там, под слоем мусора будет вода. Он копал. Долго копал. Все говорили: твой муж настоящий придурок. На что ему эта вода? Разве нет водопровода? К тому же он уставал в лаве: там не спасала вентиляция. Приходил домой после смены, и я ему вычищала из глаз угольную пыль, но они всё равно были « подведёнными» как у всех, кто работал на добычном участке. На воздухе нужно было побыть, чтоб выкашлять эту подземельную шахтовую духоту.
Из клуба , что возвышался на холме, около источника, в конце девяностых сделали храм, наставили по окнам наклеенных на оргалитовые куски иконы, напечатанные на принтере, потом уже народ натаскал, у кого что было припрятано по закромам. Ничего стародревнего не нашлось, календари, цветные вырезки из журналов, печатные иконы из города, потому что посёлок строился в шестидесятые, в самое серое время. Потом приехал « поп» и завёл свои проповеди, но никто не хотел приходить, кроме совсем рассыпающихся тайжинских чуть ли ни дореволюционных старух, вскоре померших одна за одной.
Но следующим прибыл отец Максим. Огромный отец пяти детей, больной ожирением, но с интересным подходом. Служил он на каком- то своём популярно- понятном языке, с усечённым чином, так лихо, что его охотно стали приглашать на домашние отпевания или крестины. Правда, отец Максим сразу и запрашивал много. Народ так понимал, что если Максим просит много денег, значит, он крут. И отдавали ему, звали. Но в храм – клуб так никто и не осмелился, с большим трудом Максим « окучил» как говорили, десяток баб, потерявших мужей и сыновей на знаменитом тайжинском взрыве метана.
Максиму ещё не было тридцати. Он узнал, что кто- то ненормальный роет землю за храмом. Пришёл, в рубахе и штанишках, совсем не как отец Максим, а просто бородатый парень, и сел на край отвала. Внизу, по колено в грязи и до пояса голый, Славка мой с детской радостью копал. Он ещё только выбросил самые большие куски дерева, битого шифера и шахтовых рештаков.
- Ну, и что? Копаете?- с ухмылкой спросил Максим.
- Копаю, батюшка.
- Говорят, источник тут был, да?
- Был. И будет скоро. Я его достану.
- Тут одному не получится… вон сколько работы.
Муж посмотрел на батюшку, и отвёл глаза. Он никогда не допытывал до конца, ждал, когда человек созреет сам и скажет. Славке хотелось сказать : с божьей помощью осилю. Но он не посмел. Плохо знал Максима и не хотел лишнего болтать.
- Может, этот источник ещё помнит те времена, когда в Томской писанице рисовали первобытные люди. – сказал он.
- А что это такое?- удивился Максим.- Я то сам не местный, я в Липецке учился.
- Ну…это здесь вот…недалеко есть такой археологичесий памятник…Сорок тысяч лет стоянке…Там пещеры, камни, на берегу Томи. Расписано всё… Как же вы не интересуетесь?
- Не может такого быть! Тогда ещё Господень Дух носился над водою.- встал во весь рост Максим.
- Ну, значит…это он там костры жёг и мамонтов рисовал.- пожал плечами Славка.- Расходится исторический и ваш… этот процесс.
- Нет никакого вашего и нашего процесса.- хмыкнул Максим.- Есть суеверия и вера. Человечеству всего около девяти тысяч лет.
Не говоря ничего, Славка продолжил работать.
Батюшка всё смотрел, смотрел, потом попрощался и пошёл домой.
Весь май пролетел в этом нескончаемом докапывании до воды, в которое я уже и не верила. А муж всё не терял надежды. И вот, из- под глин и камней пошла вода. И пожурчала вперёд, пробивая себе путь через грязь. Муж притащил трубу и поймал в неё воду. Углубил и выложил камушками ложе ручья, сделал огородку. Нашёл и приволок двери, чтобы укрепить стенки. Вырубил в глине ступеньки к источнику, привёз кирпича и засыпал сходы, чтобы талые воды не размыли.
Принёс мне столбик лиственницы и липовую доску.
Я нарисовала образ Богородицы Дары Дающей. Никто меня на это не благословлял, но желание было велико.
Мы пропитали образ маслом, покрыли уличным лаком. Муж забетонировал столб над источником.
Теперь это был родник « Дары Дающей»
На столб муж вбил гвоздик и повесил эмалированную кружку. Сделал лавочку.
Свистали соловьи и распускалась сирень и вишня.
Сюда больше не бросали мусор и не скидывали хлам. Стали приходить люди с канистрами и бутылками, все брали воду и уже никто Славку придурком не называл.
И вот, однажды я прихожу к нему, когда он после смены в шахте, после работы в лаве, углубляет дно, выкладывая его камнями, и говорю :
- А у нас будет Ванька.
И он так обрадовался, что даже источник наш как-то иначе, с другим голосом заиграл по камушкам. И рядом засвистел соловей, как сирена стал свистать.
- Тут отец Максим приходил. С какими- то ребятами всё смотрели, смотрели… Я так думаю, они тут, может быть, купель хотели сделать? Меня, правда, ни о чём не спросили, сказали только, что это их место. И всё.
Прошло полгода и какие-то люди сгрузили в устье ручья приличную кучу битого кирпича, стекла и ломаной опалубки. За ними стали набрасывать ещё больше. Упёрли чашку и вытянули лавочку, утащили к кому-то на дачу рештаки и украли двери.
Из трубы вода била сначала весело и густо, а потом потихоньку текла и струилась.
Когда мы осенью пришли за водой с маленьким сыном над умирающим без пригляда источником остался один лиственничный столб с образом.
Муж поругался, но ругался он недолго и не зло.
И мы перестали туда ходить.
И вода остановилась.
Придя уже через год мы вытянули кое- как из кучи обломков нашу « Дары Дающую» и перенесли её на маяк, на то место, где была отмечена высота посёлка : 343 над у.м.
Там же посадили дубок. Вкопав столб и над ним сделав домик, чтобы краска не смылась.
Сейчас дубок уже большой, крепкий. Он и « Дары Дающая» смотрят оба на посёлок, который от маяка виден, как на ладони. А позади хребет Берёзовой Гривы, тайга с пиками пихт, видна до самых Поднебесных Зубьев.
