Леонид НЕТРЕБО
Мой сосед Гоша — поэт. Недавно выхожу из подъезда, он сидит, тоскливо смотрит в небо. Оказывается, кризис жанра, потому тоска. Подскажи, говорит, тему, хоть оттянусь для тренинга. Что, мол, там в Фейсбуке мусолят, ладно ль за морем иль худо, и какое в свете чудо?
Я говорю, да вот хоть, чего далеко ходить. Закордонные френды смачно обсасывают некачественный «Новичок», от которого даже коты не мрут, хоть в трусы его, хоть вовнутрь.
— А да, слышал, — отозвался Гоша. — Это боевое оружие якобы массового поражения оказалось настолько безопасным, что германцы даже придуриваться не стали с противочумным маскарадом, как тогда англосаксы в солдзберях, со скафандрами, оцеплениями и хайлилайклями.
Гоша помолчал и глубокомысленно вывел:
— Потому что германцы — более экономичная нация, чем… Ху@нёй заниматься не будут. Ну, это к слову. Короче, тема ясна. Начинаем. То есть я начинаю, а ты корректируй, Белинский, так интересней.
И пошел с места в карьер:
— «Новичок», «Новичок», от тебя никто не сдох!..
Я морщусь и замечаю:
— Сомнительная рифма, но ладно. Желательно конкретизировать. Должен быть герой.
Гоша думал недолго:
— Вот и Лёха тож не лох, тож от «Новичка» не сдох!
Я говорю, передай страдания героя от просроченного боевого отравляющего вещества.
Гоша закатил глаза, заохал:
— Ох! Ох! Ох! Ох! Что ж я маленьким не сдох!..
Я продолжил: передай авторское отношение, например, сочувствие к герою, пожелание лучшего исхода, чем мучения от палёного ОВ.
Гоша с готовностью изобразил плаксивость:
— Ох! Ох! Ох! Ох! Что ж ты маленьким не сдох!
Ладно, говорю, достаточно. Понятно авторское отношение к другу канцлеров, бундестагов и бундесверов, а следовательно, к патриоту и верному сыну России и ее надежде…
Тут Гоша хихикнул. И я сбился. Вот он всегда так. Как только заговоришь о серьезном и высоком, он обязательно перебьёт, хихикнет или кашлянет.
— Ты, — говорю, — хихикнул?
Нет, говорит, всхлипнул. Слезой прошибло. И пробормотал себе под нос: «Берлин… как много в этом звуке для сердца русского срослось…»
Вот он такой. Себе на уме. Бормотнёт — и не поймёшь, к чему.
— Ладно, — говорю, — продолжай, сформулируй отношение бундесверов и бундестагов к герою — кто он для них.
Гоша восторженно закудахтал:
— Ой! Ой! Ой! Ой! Перспективный, прям герой!
— А кто он для соотечественников? — задал я очередной вопрос.
Гоша с готовностью:
— О! О! О! О! Прям Неуловимый Джо!
— В заключение, передай, — говорю, — свое жертвенную солидарность с жертвами неядовитого, но все же боевого отравляющего вещества.
Гоша кивнул и торжественно воскликнул:
— Бл.ть! Бл.ть! Бл.ть! Бл.ть! Почему я не скрипач!
— Ну при чем тут скрипач?! — воскликнул я.
Гоша вздохнул, потупил взор:
— Потому что «Скрипаль» — это сомнительная рифма.
Вот за это я Гошу уважаю. Он работает над собой, поэтому рифма у него год от года улучшается. А с ритмом у него и так хорошо.
