(подробности по тегу "закреп")
За стеной, там, где находилась со мной смежная комната Олафа, послышалось полусонное бормотание и звуки возни человека, ворочающегося в кровати. Муза прикладной изобретательности снизошла на меня, словно по сигналу, а я, подгоняемый ей, вскочил со стула и подошёл к двери, ведущей в смежную комнату. Если я не добьюсь толка от Олафа, думал я, и он не даст мне воспользоваться своим телефоном, то на этом же этаже, в конце-концов, есть ещё и Джерри Пирсон, а уж он-то поможет мне точно, так как я его знаю гораздо лучше, чем своего соседа, и отношения у нас с друг-другом совсем не плохие. Потом я постучал в дверь, а за стеной опять завозились и застонали — Олаф в это самое время либо уже проснулся, либо проснулся, но не совсем и, скорее всего, отнюдь не горел желанием вставать с кровати и открывать дверь в неё стучащему, кем бы он там не был. Плевать, подумал я, пусть сначала подойдёт к ней и скажет, готов ли он сделать мне одолжение или нет, а потом, в зависимости от ситуации, может либо катиться обратно в свою кровать и крепко там спать, либо с недовольной миной человека, делающего большое одолжение, наблюдать за тем, как я звоню своей, неведомо для чего понадобившейся мне спозаранку старой знакомой.
Я постучал в дверь ещё раз, на сей раз сильнее. Меня теперь, безусловно, услышали, без всякого сомнения не сквозь сон, а уже проснувшись окончательно, потому что раздражённый голос Олафа произнёс: «О, Боже, ну какого же черта?!», а потом послышался приглушённый слабый удар и скрип пружин кровати — он, судя по всему, решил наконец-таки вылезти из неё и открыть мне дверь. Потом я услышал шуршание — это он, наверное, искал тапки — опять чертыхание — наверное, не сумел найти — и, слава тебе, Господи, звук неуклюжих, вялых шагов, приближающихся к двери.
- Дьявол, да ты хотя бы знаешь, который сейчас час? - воскликнул он, ещё даже не открыв дверь, и только потом показался мне во всём своём обличье — в светло-сером пижамном костюме, тёмно-коричневой маске для сна, сдвинутой на лоб, словно солнечные очки, и — вот уж чего я не ожидал от него точно — в ночном, в красно-белую, как рождественские леденцы, полоску, колпаке, которые, как я думал раньше, вышли из моды ещё в конце девятнадцатого века. В таком прикиде он выглядел так, словно играл в каком-то театральной и, скорее всего, комедийной постановке по классической пьесе — Ну что ты, чёрт возьми, лыбишься? Не посмеяться же ты...