С чего обычно начинаются и чем в итоге заканчиваются истории, неизменно увлекавшие собой сотни читателей? Чем сдабривают, как специями к блюду, свои тексты великие или никем не признанные авторы? Ответ традиционно прост: любовью. И пусть я совершенно не писатель — не то чтобы не великий, а вообще никакой, — но чем-то же этот рассказ начать надо. Так почему бы и мне не начать с любви? Любовь. Как много в этом слове! И сладость, и томление, и горечь, и разбитые мечты, и щемящая надежда, и еще столько всего, что впору печатать многотомные словари, посвященные только этому воспетому везде и всюду чувству, и этого все равно окажется недостаточно. Чувство, что не сходит с уст поколений за поколениями людей. Я уверен: стоило только людям научиться говорить, как тут же нашлись желающие его обсудить. Тут же!
О любви шептали и кричали, говорили с пафосом и надрывом, искренне и лживо. Ее пропевали, и о ней молчали. Но никто так и не смог до конца разгадать. Казалось бы, людям свойственно отбрасывать в сторону то, что они нашли слишком сложным, слишком проблемным и проблематичным, непонятным и непостижимым, зыбким и многозначным, но вон они мы — жители двадцать первого века нашей эры, какие все еще не могут наиграться в любовь. Оставить несчастное чувство в покое и просто жить дальше.
Все вокруг с завидным упрямством были помешаны на любви.
Тебе хорошо, тепло, комфортно, вполне себе весело, а жизнь представляется прекрасной штукой? Влюбись! Раздели радость с ближним! Разве ты можешь быть полноценно счастлив без любви? Влюбись, и тебе станет еще лучше!
Тебе, наоборот, плохо? Куча проблем, все валится из рук, а настроение таково, что хоть сейчас в петлю лезь? Влюбись! Тебе полегчает. И мир окрасится в приторно-розовый, и специально для тебя разгонят тучи с неба. Влюбись, даже если любить уже нечем. Ведь что любви твой непогашенный кредит или рак легких? Любовь может одолеть еще и не такое!
Тебе одиноко настолько, что даже сорок кошек не скрашивают существование уютным мурлыканьем? Или же тебе слишком тесно в толпе? Ты стар или же молод? Ах, если ты еще и подросток, так и вовсе благодать! Ведь это время только и создано для одного — для любви. Обязательно неразделенной, обязательно единственной и обязательно до гробовой доски.
Неважно, чем ты занят и кто ты. Ты пианист или повар, ты дизайнер или журналист, финансист, лингвист, археолог, серийный маньяк или безобидная бабушка из квартиры напротив. Неисправимый романтик и альтруист или последний негодяй, подлец и циник. Или, быть может, ты ожившая мечта любой домохозяйки, что коротает время за сериалами? Это все не так и важно. Все, что имеет значение, это звучавшее со всех сторон: «Тебе нужна любовь». И плевать, что у тебя на этот счет может быть другое мнение.
Я сидел на перилах Тауэрского моста, вперив взгляд в кристально чистую воду, и беззаботно болтал ногами в воздухе, изредка оборачиваясь на снующих за моей спиной туристов. Вчера прошел сильный дождь, и привычная жара и духота спали, позволяя вдохнуть воздух полной грудью. Даже несколько неодобрительных взглядов, какими меня успели наградить за то недолгое время, что я здесь уже провел, не могли испортить безмятежного настроения. Вода всегда меня умиротворяла, и, когда выдавалась такая возможность, последние дни отпуска я неизменно старался проводить здесь, в Лондоне.
Где, как не здесь, задумываться о том, чему обычно не хватает места в повседневной жизни? А раз о других аспектах моей жизни в этот погожий денек думать не хотелось, то почему бы не поддаться ненадолго всеобщему безумию? Все вокруг сегодня были заняты мыслями о любви, и меня против воли засасывало в ту же трясину. Говорят, что у каждого из нас в жизни есть вторая половинка. Тот самый, единственный и неповторимый. Тот, кто будет предназначен тебе, а ты — ему. И у каждого из нас такой человек обязательно есть. Ведь как иначе? Причем настойчиво так говорят, настырно даже. Каждой строчкой книг, где присутствует хоть намек на любовь, каждой нотой песен, обессмертивших это чувство во всех проявлениях и на разных языках. И это уже не говоря о каменных изваяниях и красках на холстах, и даже корявых буквах, выписанных мелом на асфальте.
Вот только сказать «зачем» и «как» забыли.
Мимо проплывали облака и небольшие суда, толпа за моей спиной никуда странным образом деваться и не думала, а мобильный хрипло разрывался непринятыми звонками и смс, но здесь и сейчас для мира вне этого города меня не существовало. До моего отъезда оставалось еще несколько часов, и провести их я собирался именно здесь, а все остальное могло и подождать. Лондон всегда была моим островком отчужденности, моим последним убежищем, так зачем же разбивать эту невинную иллюзию?
Но история эта не о внешнем мире и не о том, чего так настойчиво хотели от меня те, кто безуспешно стремились мне что-то сообщить. Зачем, если мне это было известно и без них?
Говорят, у каждого из нас был особенный человек. Но люди ведь существа нелогичные и непонятливые, поэтому кто-то, создавая нас, решил пошутить: почему бы нам не помочь? Ведь сами люди в жизни не догадаются, кого же считать тем самым. От результата этой извращенной шутки подростки и романтики буквально млели, заставляя весь мир вертеться на одной с ними волне.
Я уже почти решился уйти, перейти на другую сторону, размять ноги, как тут в меня едва не врезалась какая-то девчонка с фотоаппаратом наперевес. Наверное, сиди я тогда немного левее, мы даже не пересеклись бы, и события развивались бы совсем по другому сценарию, но к чему теперь гадать о несбывшихся вариантах. Она что-то быстро щебетала на ломаном английском, принося извинения, но я ее уже не слушал и не слышал. Потому что мимо нас в это время проходил уставший на вид паренек.
Он едва не засыпал на ходу, сбиваясь с шага. Я и хотел бы отвернуться, но глаза против воли подмечали мелкие детали: перекинутую через плечо сумку, тяжело оттягивавшую плечо, заправленная за ухо прядка светлых,чуть длинных волос, обветренные, искусанные губы, воспаленные глаза за стеклами массивных очков.
И я понял: этот человек — мой.
Этот несуразный, немного неуклюжий мальчишка, едва переступивший порог совершеннолетия, и был обещанной мне судьбой. Не было никаких фейерверков перед глазами, сердце не отстукивало тяжелый рок, не было ощущения, будто паришь над землей, подхваченный счастьем. Просто вдохнул, а на выдохе пришло простое и незатейливое осознание: он мой. Я еще долго смотрел ему вслед, провожая полным любопытства взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду, затерявшись среди толпы. Вот так, несколько секунд, призванных, по мнению большинства, круто изменить курс моей жизни, наполняя ветром паруса. Всего несколько секунд, и мое существование должно наполниться смыслом. На мгновение я позволил себе помечтать.
Помечтать о том, как я продлю нашу мимолетную встречу. Как соскочу с перил и помчусь за ним, пока не обнаружу, что он успел завернуть в ближайшее кафе за чашечкой кофе — дорога домой наверняка неблизкая, а заряд бодрости не помешает. Как непринужденно, будто невзначай, завяжется небрежный разговор. Ничего важного, чтобы его не мучила совесть, что что-то из сказанного он мог забыть. Как он оставит мне свой номер телефона, неаккуратно выписанный на салфетке тремя разными пастами: тремя с трудом найденными в его сумке ручками, что закончатся в самый неподходящий момент.
О том, как я перезвоню ему не сразу и уже из другого города, ведь я не могу не уехать, как бы мне ни хотелось обратного. Но перезвоню обязательно, пусть и стараясь не выказывать, что хотелось набрать его номер уже минут через пятнадцать после расставания, а вовсе не через день, как выйдет на самом деле. И он позволит мне думать, что моя уловка сработала.
Помечтать о коротких, а потом все более долгих разговорах, ведь любовь на расстоянии — это так мучительно. Приезжать к нему на выходных. Ходить с ним на столько первых свиданий, сколько он пожелает. Проделывать все те романтические глупости, что положены по такому случаю с легкой руки вездесущих писателей и псевдо-специалистов, но какие я отродясь не совершал. И это будет даже по-своему мило.
О том, как я стану приглашать его к себе. Я покажу ему город и позволю ему влюбиться в этот чертов городишко. Сперва ему, а потом и себе, глядя на светящиеся восторгом глаза. Он будет заходить на огонек и «на чашечку кофе», задерживаясь все дольше, чтобы постепенно остаться на совсем.
Я представлял совместно проведенные утра: наблюдать, как он будет выпутываться из сбившегося одеяла, запеленавшего его, как мумию. Как сонный и встрепанный, он босыми ногами прошлепает на кухню, взгромоздится на высоченный табурет, как на жердочку, не потрудившись даже переодеться из забавно-нелепой пижамы. Как сперва потянется к моему черному, без сахара кофе, осторожно отпивая маленький глоток, морщась и смешно высовывая кончик обожженного языка, чтобы потом зябко греть вечно замерзшие руки о самую большую чашку с толстыми стенками, вдыхая аромат пряного имбирного чая, зажмурив глаза от удовольствия. А на завтрак у нас будет самая свежая выпечка из небольшого магазинчика за углом.
А потом он будет поправлять мой вечно сбившийся на бок галстук, какой я мог идеально завязать и с закрытыми глазами, но все равно буду притворяться, что это задание мне не по силам. Просто потому, что у него выйдет намного лучше. Коротко, привычно поцеловав на прощание, закроет за мной дверь, когда я уйду на работу, где буду считать долгие минуты до обеденного перерыва, какой обязательно проведу с ним: или в ближайшем кафе, или за разговорами по телефону. А он, едва я уйду, будет спешно собираться по своим делам, все равно опаздывая. Но одна лишь его улыбка и виноватый взгляд растопят любое сердце, и ему обязательно простят.
Как он день за днем будет возвращаться в мою квартиру, мою жизнь и мои объятья. Целовать по возвращению так, будто с нашей прошлой встречи прошла целая вечность, хотя на самом деле всего несколько часов. Как он будет согревать меня долгими ночами, тесно прижимаясь ко мне сильнее, даже во сне не в силах меня отпустить, а я, в свою очередь, буду цепляться за него. О том, как мы будем проводить вместе выходные, а на время моего отпуска приезжать в Лондон. Город, подаривший нам друг друга. О том, как будем безнадежно, непозволительно и совершенно отвратительно счастливы.
Вдвоем.
Я тихо засмеялся, тряхнув головой и прерывая этот поток приторно-сладких мыслей. Зажмурив глаза, я подставил лицо вновь начавшему припекать солнцу.
«Да, пожалуй, такой сценарий был бы прекрасен»,-подумал я.
И, широко раскинув руки на манер крыльев, прыгнул вниз.
Любовь еще не лекарство от жизни.