1. Вигдис Йорт "Наследство"
После Карла Уве Кнаусгора, написавшего роман буквально на собственном исподнем, литературную Норвегию неплохо так тряхнуло в 2016 году, когда Вигдис Йорт — к тому моменту уже зрелая, сложившаяся писательница — написала роман «Наследство», воленс-ноленс превратив жизнь своей семьи в реалити-шоу. Самый скандальный на сегодня норвежский роман начинался как что-то вполне скандинавское — семейная сага о дисфункциональной семье, вечная вариация на тему винтерберговского «Торжества». Четверо детей после смерти отца собираются делить наследство, и тут-то выясняется, что отношения в семье недалеко ушли от скотоложества. И все бы ничего, но главная героиня романа — Бергльот, которая и выдвигает решающие обвинения против умершего отца, — это практически автопортрет самой Вигдис Йорт, а изображенная в романе семья имеет много общего с реальной семьей писательницы. Разгоревшийся в итоге скандал миновал все таблоидные стадии, включая и не самую очевидную: сестра Вигдис Йорт, Хельга, в отместку написала роман о семье, которая оказывается в центре жадного медийного внимания после того, как одна из дочерей семейства написала о семье скандальный роман. Сама же Йорт утверждает, что писатель может сколько угодно черпать вдохновение из реальности и вплетать ее в текст, а ей своим романом было важно решить следующую художественную задачу — воссоздать в литературе голос человека, пытающегося рассказать важную историю, но которому никто не верит.
2. Саманта Харви "Ветер Западный"
«Ветер западный» начинается с того, как в сырую предвесеннюю ночь, да еще в XV веке, священник вылавливает из реки труп пропавшего деревенского богача — заранее, еще до страшного открытия, отяжелев душой, но, несмотря на внешние детективные признаки, судить только по ним эту книгу не стоит. Жанровая определенность романа или какие-то очевидные проявления сюжета на поверхности — совсем не самое важное в «Ветре западном». Скорее, читателю, если он хочет действительно прочитать эту книгу, стоит с самого начала присматриваться к тому, что в тексте находится вокруг сюжета. Безысходность, которая камнем лежит на сердце священника Джона Рива, странные намеки дьякона, мертвая собака, темная история с рубахой, а кроме того, выстроенная против часовой стрелки хронология романа — вот крючки, за которые постоянно должно цепляться читательское внимание. И тогда последняя фраза романа, разом объясняющая всю невероятно срежиссированную и продуманную до последней точки структуру романа, окажет на читателя еще более сильное воздействие.
. Стина Джексон, "Серебряная дорога"
Редкий скандинавский нуарный роман долетит до середины истории, не плеснув в нее желчи из пропоротого маньяком желчного пузыря, но «Серебряная дорога» — как раз пример такого триллера. Сюжетообразующей пружиной здесь служит исключительно сгущающееся психологическое напряжение, и долгое время в романе не происходит вроде бы ничего. Отец ищет пропавшую три года назад дочь, разъезжая по трассе, которая в народе называется «Серебряной дорогой». Мея и ее богемная мать-художница приезжают в глухую деревню на севере Швеции, где Мея — в поисках человеческого тепла — знакомится с одной не то чтобы очень обычной семьей. В какой-то момент две эти истории столкнутся, все тайное станет явным, но до этого вся история держится не на мостике из трупов, а на почти забытом искусстве нагнетания саспенса из темного нутра души и читательских страшных страхов, и это, конечно, делает «Серебряную дорогу» неожиданно свежим явлением
4. Кармен Мария Мачадо, "Her Body and Other Parties"
В прошлом году литературная общественность вынесла миру на руках сборник рассказов Кристен Рупеньян, оказавшийся куда слабее выстрелившего в онлайн миллионами перепостов «Кошатника», а выносить на самом деле надо было Кармен Марию Мачадо, которая в 2017 году дебютировала со сборником рассказов удивительной цельности и какой-то морочной красоты. Мачадо удалось то, что не совсем получилось у Рупеньян: откалибровать повествование ровно по той незаметной линии, которая отделяет сказочный абсурд от условной литературной реальности, поэтому ее рассказы кажутся этакими сюрреалистическими сказками, нашпигованными настоящим: узнаваемыми деталями, от торговых центров до тягот семейной жизни. Особенно удивителен в этом отношении рассказ, полностью составленный из описаний серий «Закона и порядка», — он начинается как вполне себе скриншот с IMDB, но постепенно эти описания становятся все страньше и страньше, из них проступает юмор, жизнь и огромный, тщательно простроенный сюжет. В общем, это сложная, слоистая и редкая проза, и нам очень повезло, что это все появится на русском в прекрасном переводе Любови Сумм.
5. Оливия Лэнг, "Crudo"
В самом начале Crudo его героиня — условно сорокалетняя писательница по имени Кэти, то ли списанная, то ли нет с умершей в 1997 году феминистской секс-поэтессы Кэти Акер, — сидя на балконе тосканского отеля, видит кружащий рядом дрон и лениво думает, что мыслит примерно так же: кружа надо всем, превращая свои мысли в стихийный фид. В целом весь роман устроен ровно так же: Кэти выходит замуж, Кэти не хочется думать о свадьбе и поэтому она думает обо всем остальном — от пожара в Гренфелл-Тауэр до сиротливо висящего в шкафу костюма Chanel. Думает очень откровенно, выкладывая мысли в книгу, будто в безразмерный твиттер, сырыми, безо всякой обработки — то есть подавая читателю литературу крудо. Но, несмотря на нарочитую вывернутость текста мяском и косточками наружу, в этом мини-романе по‑прежнему виден тот самый осознанный, элегантный и точный даже в своей непричесанности стиль, который запомнился читателю со времен «Одинокого города».