Я была достаточно смелым ребёнком. Не боялась высоты, плавала примерно как небольшая подводная лодка, часами ползала по деревьям, строила шалаши в лесу и самозабвенно ловила всяких лягушек и ящериц. В общем да: я была лишена стандартного набора страхов маленькой девочки.
Но смелая – не значит бесстрашная. Страх был, и еще какой. По-настоящему сильный, приятно леденящий душу, заставляющий благоговейно замирать и крепко жмурить глаза, чтобы длинные ресницы смешно топорщились в разные стороны.
И имя этому страху было Череп Коровы. Да-да, ошибки нет: череп коровы, коровий череп, бычья черепушка, рогатая костяная башка. Эта самая рогатая башка лежала на лужайке ровно напротив окна нашего дачного домика.
Приладил башку наш сосед и папин друг детства – Дядь Саша. Не могу точно сказать, какие он преследовал цели, но уверена, что самые благие. Дядь Саша был скульптор и художник, так что, скорее всего, он хотел привнести в размеренную жизнь нашего дачного участка этакую изюминку.
А принес бычью башку.
Красивую, почти белоснежную, гладкую и даже немного блестящую коровью черепушку. Кажется, рога – даже рога! – на черепушке остались в целости и сохранности и гордо торчали по разные стороны от пустых глазниц.
С момента появления на нашем участке бычьей башки моя детская жизнь круто изменилась и заиграла новыми красками: утро теперь начиналось целым ритуалом. Каждый день я просыпалась с мыслью о Черепе Коровы.
Вот я выгляну в окно – а черепа нет, пропала чертова башка, будь ей неладно, сгинула. По спине пробегал приятный холодок предвкушения щекотания нервишек. Сейчас протяну руку, отодвину краешек шторы, крепко зажмурюсь – и, когда наберусь смелости, широко распахну глаза. И увижу свежую утреннюю листву, серебрящуюся росой траву лужайки, плетёный гамак между двух берёзок – а её, чертову черепушку, не увижу. Испарилась за ночь.
И вот, набравшись смелости, я быстро тяну на себя край шторы, прижимаюсь носом к холодному стеклу окна, быстро бросаю взгляд на лужайку – и, задержав от ужаса дыхание и снова зажмурившись, не в силах смотреть дальше, резко отворачиваюсь и задергиваю шторы.
Лежит, пропади она пропадом.
Лежит, проклятая, нахально скалит желтоватые зубы, заискивающе глядит черными пустыми глазницами, умела бы подмигивать – хитро подмигнула бы, дурацкая башка.
А потом приходил вечер. Сумерки наступали быстро, раз – и день уже сменялся ночью. Ночи в посёлке были звёздные, тихие. Воздух – прозрачный, прохладный, пахнущий хвоей, луговыми травами, речной водой и тёплым, нагревшимся за день, песком.
В общем, не ночь, а мечта художника. Может, поэтому в нашем посёлке раньше жило так много художников, скульпторов и других творческих людей? Не знаю. Наверное, и поэтому тоже.
И я любила ночь – насколько её может любить ребёнок. Любила, пока на моей полянке не обосновался незваный гость – Череп Коровы. Если он пугал меня даже утром – представьте, что начиналось ночью.
А ночью череп всё так же честно нёс вахту напротив моего окна: лёжа в сырой траве, он белел в лунном свете и чёрными дырами глаз глядел на ночных гостей.
Это значило, что мне ни в коем случае нельзя было выглядывать в окно. Если, конечно, мне не хотелось испугаться и перед сном бесконечно думать о черепе, лежащим за стеной на расстоянии нескольких метров от меня. Хотя испугаться мне где-то в тайных уголках души очень хотелось, а не думать о бычьей башке я не могла. Поэтому честно боялась и думала, думала и боялась.
А потом череп пропал. Не помню, при каких обстоятельствах это произошло – однако бычья башка исчезла, а через какое-то время исчезла и память о ней, как это часто бывает у детей. Как мне казалось, навсегда.
Только жизнь – это ведь невероятно интересная штука. На девятнадцатом году мне довелось-таки опять повстречаться с давним другом и по совместительству детским кошмаром и даже почувствовать что-то наподобие того самого страха.
Я поступила в ветеринарную академию. Нет, бояться ещё рано, это только предыстория.
В общем, у меня был один вечер и четыре разных черепа, которые нужно было выучить так, чтобы латинские слова отскакивали от зубов вперемешку с русскими. И желательно, чтоб в правильном порядке и не околесицей, а связным текстом. Напомню, один вечер и четыре черепушки.
Вот теперь можно начинать бояться.
Учить я начала с черепа лошади – всё-таки эти копытные мне как-то ближе по духу. Начала с черепа лошади и закончила на нём же – страшно захотелось спать. Понадеявшись на удачу – надо признать, мне вообще часто везёт – я отложила атлас и, в последний раз пробежавшись глазами по черепам лошади, коровы, свиньи и собаки, с чувством невыполненного долга, шепчущим: «Ну ты и раздолбай!» – положила голову на подушку.
А утром пришла в анатомичку, чтобы сдать устный опрос по черепу. Устный опрос – это штука серьёзная, напрямую влияющая на стипендию и аттестацию. «Лошадку бы мне, лошадку, лошадочку, лошадушку!» - в последний раз скрестила пальцы я, входя в кабинет.
На белом металлическом столе одиноко лежал он – мой давний приятель, мой забытый кошмар. Череп Коровы подмигнул пустым чёрным глазом и оскалил оставшиеся зубы верхней челюсти. Даже не изменился: всё такой же грязно-белый, зубастый, черноглазый. Только без рогов – это я подмечаю с тихим ликованием – что, дружок, рожки-то поломались?
Мог бы – ухмыльнулся б в ответ, уж я-то его знаю.
Да только он не мог: нижняя челюсть, к его огорчению и моему нескрываемому злорадству, лежала отдельно на порядочном расстоянии.
И вообще, это была свиная нижняя челюсть, совершенно не подходящая бычьей башке, как ни старались незадачливые первокурсники приладить её на предполагаемое место. Зато к натуре черепушки нижняя челюсть свиньи подходила как нельзя лучше: как вы помните, бычья черепушка в прошлом был той ещё свинотой.
Итак, на столе лежала проклятая бычья башка. «Ну, здравствуй, родной», - с такой веселой студенческой безысходностью подумала я и взяла в руки спицу, которой принято показывать отверстия и каналы черепа.
Вот мы и встретились, чёртова черепушка.
А морали, наверное, не будет. Тем утром я встала в семь и вместо того, чтобы ещё немного поспать, повторила коровий череп. И ответила на полный балл. Победила проклятую черепушку, можно сказать. Поставила жирную точку в нашем противостоянии, продолжавшемся почти двадцать лет.