«О-о, какие интересные шляпки носила буржуазия!», – восклицал герой Эраста Гарина в «Музыкальной истории». Его персонаж Фёдор Терентьевич Тараканов сменил свое пошлое, на его взгляд, имя, на красивое заграничное – Альфред. Эдакий мещанин в выдуманном и нафантазированном себе дворянстве. В пьесе «Соломенная шляпка» Эжена Лабиша и Марк-Мишеля (его почему-то забыли вынести на афишу премьерного спектакля в Вахтанговском театре) беззлобно, но изобретательно высмеивались сословные обыкновения буржуазии. Этот водевиль, ставший образцом жанра и переживший множество художественный реинкарнаций (от спектаклей и оперетт до кинофильмов), стремился к уровню социального портрета эпохи, сравнимого с теми, что создавали Мольер, Бомарше, Скриб.
При всей простоте он содержал в себе черты изящной сатиры над Второй империей. Если не энциклопедию, то путеводитель по французской жизни можно с приятностью обнаружить, перечитав эту комедию. Консервативные нравы и недоверие к иностранцам, финансовые и имущественные вопросы, мода, искусство, досуг, — словом, здесь переливается в юморе образ жизни целой страны. Говорят, на премьере водевиля в 1851 году в Театре де ла Монтансье (Пале-Рояль) один из зрителей даже умер от смеха.
Кинорежиссер Рене Клер в 1927 году нашел в «Соломенной шляпке» возможность выразить сюрреализм будней маленьких людей. Всего за неделю работы над сценарием он создал 600 планов будущего фильма, верного первоисточнику за исключением времени действия: Клер перенес сюжет в La Belle Époque. Кстати, роль Анаис де Бопертюи в этой экранизации сыграла Ольга Чехова. Вслед за Рене Клером черты сюрреализма у Лабиша подмечал адепт этого жанра поэт и прозаик Филипп Супо. Акцент на эксцентрическом начале пьесы воплотил в своей постановке 1935 года Орсон Уэллс.
Легкое, но не легковесное произведение заинтересовало даже этнолога и культуролога Клода Леви-Стросса, сравнившего «Соломенную шляпку» с… трагедией Софокла «Царь Эдип», и обнаружившего, что они «не столь различны меж собой». «Если сексуальный код — единственный, дающий возможность дешифровки мифа об Эдипе, то как объяснить, что мы находим удовлетворение другого порядка, и не меньшее, читая или слушая «Соломенную шляпку»? Трагедия Софокла и комедия Лабиша — это фактически одна и та же пьеса…», – убедительно доказывал он.
Что бы еще сообщить читателю о вариациях «соломенной» пьесы, дабы отсрочить рассказ о спектакле Михаила Цитриняка в Вахтанговском театре? Но, кажется, долее тянуть время, как это делают в спектакле, не гуманно. Итак…
Спектакль, хотя и поставлен на Новой сцене театра, новизной не блещет. В отличие от костюмов Виктории Севрюковой, которые призваны, кажется, отвлечь зрителя от всех несовершенств постановки. Собственно, если воспринимать спектакль как театрализованный модный показ, то, с этой точки зрения, все в нем ладно скроено и сшито…
Блеска новизны нет тут не потому, что «Соломенная шляпка» возвращается в репертуар театра после долгого перерыва, а потому, что ничего нового это обращение не несет. В 1939 году Андрей Тутышкин предпринял постановку, задействовавшую молодежь театра. Спектакль оказался чрезвычайно успешным и запоминающимся. В нем почему-то невесту главного героя Фадинара (Владимир Осенев) переименовали из Элен в Элизу. Эту роль с успехом исполняла в свое время Людмила Целиковская, а роль Феликса, слуги новоявленного жениха, – Юрий Любимов. Но вернемся в 2020, припомнив прежде, слова автора водевиля.
Эжен Лабиш писал, что пьеса походит на тысяченогого зверя, который всегда должен быть в движении. Если она замедляется, публика начинает зевать; если останавливается, – зрители свистят. Нынешняя премьера театра – это тот случай, когда в спектакле остро ощущается, что пьеса написана в пяти актах, и ни минутой сценического действия режиссер жертвовать не готов. Зато каждому из актеров здесь есть, где разгуляться, так что в спектакле нет эпизодических лиц: каждый тут занимает достаточно (в значении «хватит уже») времени. Таким образом, предусмотренное пьесой ускоренное, чрезвычайно резвое действие растягивается, а не летит.
Этот «Безумный день, или женитьба Фадинара» (Леонид Бичевин), мучителен сколь для персонажа, столь и для зрителя. Атмосфера тотальной неразберихи и театрального quiproquo оборачивается ярмарочным зрелищем, вульгарным и нарочитым. Обстоятельства веселого воскресного торжища, развернувшегося на главной площади какого-нибудь заштатного городка (никак не Парижа, как в пьесе) задаются с первых минут спектакля. Ярмарочное колесо (оно же напоминает о механизме музыкальной шкатулки или шарманки) раскручивается, звучит веселая музыка (Борис Кинер, Александр Прокопович) и под нее по кругу, как куклы на башне ратуши с часами, разыгрывающими в полдень представление, движутся все персонажи спектакля. Они пластичны и динамичны до того, что спектакль за ними не поспевает. Игровое динамическое начало пьесы, ее сюжетные скачки с препятствиями превращаются здесь в нескончаемый буффонный кошмар.
Спектакль изо всех сил пытается отвлечь зрителя от неминуемых ассоциаций с киноверсией «Соломенной шляпки» 1974 года, режиссера Леонида Квинихидзе, собравшей плеяду звезд отечественного театра и кино. Фильм разошелся на цитаты и стал искренне любим публикой. Вслед за автором Квинихидзе, атакуя ее, исследовал границы человеческой глупости, ведь в 1851 и Лабиш, и Флобер собиравший коллекцию несуразиц рода людского, и даже Бодлер (он справедливо упомянут в спектакле) в «Цветах зла» занимались на досуге этим неглупым ремеслом. Превзойти этот фильм – задача утопическая, и самым верным было бы не вступать в эту гонку. Однако, когда наблюдаешь в спектакле за трактовкой образа Ахилла де Розальба, то понимаешь, что его авторы изрядно вдохновились работой Михаила Козакова, придумавшего этому своему персонажу, любителю традиционных романсов, нетрадиционную сексуальную ориентацию.
Марионеточные персонажи пытаются добиться смеха любой ценой, но цена эта невысока. Соблазнительные образы Нонны Гришаевой и Александры Стрельциной (в роли модистки Клары), а также Лидии Вележевой и Марины Есипенко (в роли баронессы де Шампиньи) добавляют бурлескные ноты, но общий шарманочный тон «шарманным» (charmant) от этого не становится. Зато шутка пожилого счетовода Тардиво (Андрей Зарецкий / Александр Рыщенков) про повышение пенсионного возраста обречена на ежевечерние аплодисменты. Побольше бы таких, похлеще. В спектакле, где есть лошади, должен быть и хлыст (есть ведь он у модистки). Стоит им воспользоваться.
С трудом, большим трудом воспринимается смешенье «французского с нижегородским», и глядя на сцену, порой становится неловко, будто профессиональные, одаренные, тонко чувствующие артисты одной из лучших трупп страны, выступают здесь без чего-то очень важного… Но в шляпе. Возможно, это важное еще отыщется, спектакль ведь только-только обретает жизнь. Как соломенная шляпка в финале водевиля это нечто спектаклеобразующее непременно найдется, должно найтись. Его отсутствие не задрапировать нарядам и пейзажами Прованса (художник Мария Рыбасова), а также повторяющими плоскость сцены рифмами (Владислав Старчевский). Оно, как и шляпка, где-то рядом. Возможно, у шляпки-то из флорентийской соломки и стоит поучиться эластичности, легкости и бесшовности? Спектакль ведь посвящен Евгению Рубеновичу Симонову, а это обязывает. Одно несомненно «Соломенная шляпка» будет утопать в цветах. Как минимум от общества садоводов Сиракуз.