Здравствуйте, друзья, снова с вами подкаст Мышьяк и Кружева, равно как и я, Катя Штерн, журналист, стилист, автор подкаста. Выпуск у нас под условным названием «Государство и мода», будем говорить о том, что на развитие моды могут повлиять не только события в обществе, климатические изменения и так далее, какие-то глобальные вопросы, но и зависть на личностном уровне, которая переходит на уровень государственный.
А пока давайте, пожалуйста, поздравим Наталью Водянову и Антуана Арно — пара таки поженилась в понедельник. Скромная в сравнении с их статусами гражданская церемония прошла в Париже. Может быть, самые внимательные наши слушатели помнят, что в 14-м «Мышьяке» я выражала скромную надежду, абсолютно, на самом деле, несбыточную, на то, чтобы Наталья вышла замуж в платье бренда Крестецкая строчка. Словом, Наталья, Наталья Водянова, на своей скромной гражданской церемонии была в платье авторства Ульяны Сергеенко, и на платье был такой лиловый вышитый элемент –сквозная вышивка под воротничком – и это очень похоже на то, что делает «Крестецкая строчка»! И еще один момент — силуэт платья был из 30-х: про 30-е мы говорили в прошлый раз, если вы вдруг пропустили, пожалуйста, послушайте, это очень любопытно.
Пока никаких упоминаний и подтверждений про «Крестецкую строчку» нет (*подтвердилось уже после выхода подкаста). Ресурс Women’s Wear Daily вообще не упомянул Ульяну Сергеенко, не то что там какую-то «Крестецкую строчку». British Vogue указал на Ульяну прямо прямо в заголовке, и очень любопытно на самом деле, не услышим ли мы вскорости каких-то новостей о бренде Ульяны Сергеенко и новом приобретении конгломерата LVMH, потому что жених, например, был в костюме Berluti: Арно-младший является CEO этого бренда. Я сейчас немножко как бабка на лавочке рассуждаю, но просто я очень, очень рада тому, что Наталья Водянова вышла замуж в платье Ульяны Сергеенко, да еще, возможно, с вышивкой от «Крестецкой строчки», в сотрудничестве с которой Ульяна делала свою кутюрную коллекцию прошлого года. Словом — ура! Это была правильно запущенная мечта, видимо; если бы об этом трубили наши медиа, необязательно глянцевые, то событие приобрело бы еще и некоторый оттенок государственной важности, но посмотрим. Еще предлагаю коллективно помечтать о том, чтобы, например, Рома Уваров сделал Путину Владимиру Владимировичу костюм: пусть не для встречи на высшем уровне, а, допустим, для рыбалки. А журнал Times потом поместит Путина в этом костюме на обложку. И так мы победим.
Прошла у нас нью-йоркская Fashion Week, первая из четырех главных недель моды общемировых. Вы, кстати, знаете, что вообще все заметные недели называются по названиям городов, не стран? Так вот, несмотря на отсутствие многих флагманских имен, неделя была интересной, любопытной. Пятнадцать было новых участников с женскими показами плюс десять дизайнеров мужской и гендернофлюидной одежды новых, и было на что посмотреть. Кстати, Council of Fashion Designers of America, совет модельеров Америки, запустил новую диджитал-платформу Runway360 и показывал всех участников, будь у них показ непосредственно, цифровой лукбук, фильм, дискуссия — все, что угодно. Обо всех, кажется, ну по крайней мере о большинстве написали те же самые Women’s Wear Daily, никого в этот раз не ругали, не критиковали, ни на что не намекали, как обычно… До 2020 года начинающему либо малоизвестному, не прогремевшему еще дизайнеру могли посвятить в этом издании максимум пару абзацев, а тут минимум четыре, а уж состоявшимся — так и по семь-восемь. Да, не шутки, родина в опасности!
Дизайнеров, которые от участия в неделе моды отказались, тоже, на самом деле, не забыли. Вот с дуэтом Proenza Schouler была проведена беседа, мол, как вы там, ребятки, чего не пришли в этот раз? Кстати, о названиях, о названии Proenza Schouler. Вот в видео New York Times Fashion Ванесса Фридман, обозреватель, называет дуэт как раз «Проэнза Шула(р)» — в их собственном присутствии. Между тем, существует видео журнала Vogue 2015 года о том, что, скорее всего, вы называете бренд неправильно: в видео при этом отстаивается точка зрения, что не «Шула(р)» никакой, а «Проэнза Скула(р)». В общем, поди пойми. Я буду говорить и так и так, и вам тоже разрешаю.
Лазаро Эрнандес и Джек Маккалоу — их на самом деле можно назвать просто Proenza boys, так иногда и называют — их любят несмотря и вопреки, вопреки тому, что пацаны, на самом деле, переносили показы бренда в Париж, но вернулись — и спасибо. Не приняли в этом году участия в неделе — и тоже хорошо. Коллекцию, в принципе, они сделали, но покажут ее в октябре: мол, не хочется им на 30 человек делать показ, и народ отвык собираться, в общем, вообще все это небезопасно, мы лучше подождем. На самом деле, столько туману напустили, может быть, просто не успели или действительно захотели как-то выделиться. В основном они описывали то же, что и большинство дизайнеров — что лепили из того что было коллекцию, дедстоки все свои задействовали, не знаю, распустили все вязаные изделия, в общем, переиспользовали все то, что уже было использовано.
Любопытный был задан вопрос дуэту про размерный ряд: мол, что вы думаете о том, что большинство high fashion брендов как-то не задумывается о, скажем так, американском населении и выпускает одежду на определенные фигуры (на самом деле, средний размер американский, по-моему, давно перемахнул за 14-й). Значит, Лазаро и Джек логично все объяснили и немножко перевели стрелки с себя на дома побольше, мол, у тех есть ресурсы и отмасштабировать модель без потери пропорций (поскольку масштабировать можно до определенного размера, после того как масштабирование уже для каких-то совсем крупных размерных сеток делается, то пропорции теряются, могут потеряться, в общем, это требует дополнительных усилий). Значит, они это делать ну как-то не очень могут, они как бренд — нет у них пока таких возможностей, выпускать модельный ряд пошире, поэтому они ориентируются на размер 4—6 американский размер и растягивают его — максимум до десятого и вниз до второго.
Ну что можно сказать по этому поводу? Может, вы помните, что в «Дьявол носит Prada» Стэнли Туччи сказал героине Энн Хэтэуэй с усмешкой, такой, презрительной: «Какой у тебя размер, шестой, небось?» То есть шестой — это было много. И, насколько я помню, она похудела до второго американского размера. Вообще, странно, что этот фильм еще не подвергли обструкции, не знаю, редакции: все вычеркнуть, все запретить.
Напоследок Proenza boys отвечали на стандартный вопрос, «что посоветуете начинающим?». Эрнандес — он просто схватился за голову, закатил глаза и, в общем, застонал что-то там про бога, о май гад, все остальное. Маккалоу же терпеливо объяснил: что дизайнеров сейчас больше, чем нужно, очень-очень много шума, сказал он, так что время «в отсидке» вы можете употребить на то, чтобы выработать, по его выражению, a real clear way. И когда мир, мол, начнет открываться по новой, тогда уже приступите к делу. Стажировки, стажировки, еще раз стажировки, отточенные навыки, скетчинг, ну, то есть, такой классический набор.
Помню, к слову, какие эмоции у меня самой вызывали занятия по fashion-иллюстрации в Британке: cмешанные чувства, называется, потому что хочешь — а не можешь. Ну и тут у меня есть маленькое предложение, маленькая ремарка, в РЭУ им. Плеханова с 10 октября стартует курс по fashion-иллюстрации, трехмесячный. Преподавательница Ольга Зуевская, в общем, верной позиции придерживается — что не надо человека пугать излишней фантазийностью, излишней креативностью, что многие были бы рады основным базовым навыкам, в общем, мне бы вот такие курсы перед Британкой пригодились бы очень. Может быть, и вам пригодятся. Инста — @reu_fashion_center, обращайтесь. А то вдруг у нас после платья Водяновой государство обратит внимание на моду, а мы и не готовы.
Про излишнюю креативность теперь хочется поговорить, и фигура у нас такая как Петр I. Семнадцать (!!!) указов с 1700 года по 1724-й было им выпущено касательно того, как надо одеваться, как не надо одеваться, как надо краситься, как надо укладывать волосы и все тому подобное. Ну, про бороды знаменитые знают, кажется, все, это 1705 год — «О бритье бород и усов всякого чина людям, кроме попов и дьяконов, о взятии пошлин с тех, которые сего исполнять не захотят, и о выдаче заплатившим пошлину знаков».
Да, ну бороды-то боярам Петр начал отрезать несколько раньше, еще в 1698 году. Двадцать шесть лет ему тогда было: неудивительно, что после такого унижения кто-то даже покончил с собой. Кто хотел остаться бородатым — платил пошлину, шестьсот рублей в год: огромная сумма, ее платили царедворцы и дворяне. 100 рублей в год — купцы, 30 рублей в год — слуги и простые жители.
1700-й год, «Указ о ношении платья на манер венгерского»: это еще куда ни шло, венгерское платье отличалось, но все-таки не так сильно, по крайней мере, по длине в сравнении со старорусским. Однако в 1701-м году вышел указ «О ношении платья немецкого», дальше выходили еще какие-то указы, ну и в конце концов пришли к такой схеме, что по будням платье немецкое, по праздникам — французское. Людям небогатым давалось два года на то, чтобы доносить прежние платья, и чтобы отследить срок, так сказать, годности, на старую одежду ставилось клеймо. Вообще интересная задумка с клеймами: я даже подумала, может, тоже начать что-нибудь ставить куда-нибудь, потом определять одежду-долгожительницу в своем гардеробе, рекордсменов.
Нововведения петровские нравились совершенно не всем: ходишь ты, значит, в долгополой такой боярской одежде, в одеянии солидном, сверху у тебя шапка — мурмолка она называлась — с такими отворотами богатыми, и тебе тепло и хорошо, а надо переодеваться в кафтан, в камзол, штанцы какие-то европейские дурацкие, в общем, страдание и боль. Парик вместо бороды и усов, треуголка — все не по-людски: это к мужчинам относилось. Женщинам приходилось еще труднее, поскольку сарафаны — широкие и удобные, теплые — надо было сменить на корсет, прости господи, юбку, верхнее платье, грудь открыть, плечи оголить... Холодно, поэтому в ход пошли платки, шали на плечи, чулки шерстяные в будни, шелковые на выход, прослойки ватина под юбки вставлялись — не умирать же из-за вашего Петра! Волосы тоже было велено открыть, то есть косынку, как прежде, не повяжешь, простоволосой не побежишь, в общем, ужас ужасный.
Мне кажется, когда силуэт все-таки изменится и оверсайз немножко отойдет, думаю, будут те же мучения у жительниц Земли. Вот бедолагам в петровские времена еще и чучела на улицах ставили и на воротах вешали, мол, смотри, как нужно, — и не проскочишь. Мужчинам дворянам в слишком длинных одеждах солдаты могли попросту отрезать лишнее, крестьянам и крестьянкам относительно повезло в какой-то мере — им сарафаны и рубахи оставили.
Мне очень нравится описание коронационного платья Екатерины I из запасников Кремля: там написано, что оно было сделано из пунцового шелка, и даже чулки у нее были пунцовые для этого платья. Платье вообще великолепное, с корсетом, с юбкой, все как нужно: total red, можно сказать!
Петр в чем-то был еще и первым приверженцем деконструкции, потому что, например, для работы он надевал шапочку швом наружу — чтобы голову не натирало, надо думать. Пара Петр-Екатерина, вообще, была достаточно трогательной: он ей про подружек своих рассказывал, она ему на его коронацию на костюм вышила маленькую такую коронку, где-то внутри ее нашли реставраторы Эрмитажа. Известно также, что Екатерина могла излечить головную боль Петра, держала его голову у себя на груди, пока он спал, и так сидела не шевелясь два-три часа. Жену Петр короновал, но незадолго до смерти заподозрил в измене: обиделся ужасно, любовника казнил, а Екатерину простил, кажется, уже совсем-совсем близко к смерти, в общем, расстроился.
Ну и про зависть давайте, на государственном уровне. Американский экономист Торстейн Веблен, чьи родители прибыли в Америку из Норвегии, умер в 1929 году, а свой главный труд, книгу «Теория праздного класса», опубликовал в 1899 году (отличная книга, до сих пор знаменита, пожалуйста, прочтите, получите удовольствие — пища для ума хорошая!) Веблен не застал уже, как катастрофически подтвердилась его теория о том, что зависть, завистническое сопоставление — его формулировка — становится мощнейшим стимулом к захвату и к накоплению в хищнической культуре.
К чему я все веду? Советский союз обладал огромными природными богатствами — лесами, реками, нефтью. Франция была столицей мировой моды, на нее равнялась остальная Европа и Штаты. Адольфу Гитлеру было нужно все вышеперечисленное. Германия и Италия в предвоенные годы прилагали огромные усилия дабы сместить Францию с господствующего места.
В Италии в 1932 году была создана организация национальной моды, на организацию возлагались надежды большие, на создание так называемого нового итальянского стиля. Сплочение также предполагалось, по крайней мере внешностное, жителей страны, в общем, большие задачи. Автаркическая мода предполагалась также, то есть независимая от внешних поставок, — задача государственного уровня. В 1935 году, после того как Италия напала на Эфиопию, Лига Наций применила к Италии санкции, и соответственно вопрос разработки новых тканей, новых материалов внутри страны встал очень-очень остро.
Однако были всякие еще побочные обстоятельства. Например: высший итальянский свет, высшее итальянское общество привыкло одеваться в Париже, — огромные совершенно суммы тратились на одежду, меха, драгоценности, уплывали, считай, из бюджета. Проблема была еще и в том, что в Италии между собой соперничали Милан, Рим и Турин: каждый со своими традициями, со своими ремесленниками, портными, производствами. Во Франции же, вообще говоря, синдикат высокой моды был создан аж в 1868 году, Чарльз Фредерик Ворт его создал. И все эти попытки итальянские на самом деле ни к чему ни перед войной, ни тем более во время войны не привели: взлет итальянской национальной моды, прорыв, произошел уже после войны.
Никакие словари моды — реально был выпущен в 1936 году словарь, французские термины там изгонялись, и журналы должны были в обязательном порядке переходить на итальянские аналоги, и связь с итальянским Ренессансом там прослеживалась, что могли делали, и модели разрабатывали, но все они были немножечко скопированы понятно откуда, и ничего не помогало.
И только в 50-х, как я уже сказала, ждал расцвет итальянскую моду, по большей части за счет текстильной промышленности, поскольку традиции остались, сырье осталось. К примеру, этому расцвету поспособствовал Эмилио Пуччи, флорентийский аристократ, приятель дочери Муссолини Эдды. Любопытный был человек: его диссертация, понятное дело, до войны, во время обучения в Америке, называлась «Фашизм. Объяснение и обоснование». Пуччи считал, что плохие люди испортили хорошую идею, то бишь фашизм — и одновременно с этим он той же самой Эдде помог спастись от гестапо. Словом, противоречивая фигура.
Что происходило в самой Германии непосредственно? В 1933 году Геббельс, министр пропаганды, встречается с обозревательницей Беллой Фром — газетной обозревательницей, которая заодно организовывала показы мод. При встрече Геббельс сказал ей примерно следующее: я хочу, чтобы французская мода была изжита, замените ее на немецкие модели!
И в Италии, и во Франции существовал такой жупел, особенно раздражающий образ для властей: это как раз тот самый образ девочки à la garçonne из 20-х годов. Воспринимался он как вызов традициям, и общественным и политическим — зачем нам эта эмансипация, зачем равноправие полов? Все это противоречит идеологическим установкам национал-социалистов!
Однако все было не так-то просто с эмансипацией: не все немецкие женщины мечтали оставаться домохозяйками, и продолжали работать вовсю. И вообще, женщину как избирательницу и как поддерживающую силу нацизма раздражать из-за ерунды не стоило. Таким образом, с одной стороны звучали призывы отказаться от косметики, не курить, разумеется, облачиться в дирндль (традиционный немецкий костюм) — и тут под рукой у национал-социалистов оказались участницы Союза немецких девушек в качестве участниц эксперимента. Именно их фотографии, этих девушек, в дирндлях, с косами, без косметики, они и стали стереотипным образом немецкой женщины до войны и во время. С другой стороны, жены нацистских деятелей, да в общем дамы со средствами, хоть какими-то, одевались как считали нужным.
Плюс ко всему, фюрер любил ухоженных женщин: и Дитрих он восхищался, и на то, что Ева Браун любила духи Elizabeth Arden, американские то бишь, глаза закрывал. То есть ситуация складывалась в какой-то степени шизофреническая. В Бреслау, например, был издан приказ, что накрашенных женщин не будут допускать на партсобрания. Существовал такой журнал «Корал», и журнал этот высмеивал упадничество, американской, например, культуры, и призывал благодарить бога, что немецкой женщине всего этого не нужно, ни помадить рот, ни намазывать тушью ресницы, в общем, и так у нее все хорошо, а продавался он, публикуя фото голливудских звезд — Джоан Кроуфорд, Мэй Уэст.
Итак, участницы Союза немецких девушек ходили в униформе на службу и в простой практичной одежде — вне ее. А, например, во Франкфурте в то же самое время возникло Управление моды, и там заново создавали женственный идеал: подчеркивали высокую грудь, округлые бедра, разрабатывали платья вечерние со шлейфами, в звездах или платье, например, такое было guten morgen, утреннее — в клеточку, в бантиках, изящное, элегантное. Все это предназначалось для жен верхушки либо на экспорт, для доказательства процветания Германии. Кстати, когда Управление моды франкфуртское предложило создать вечерние платья для Союза немецких девушек — такие легкие, белые, с бутонами цветов, эту идею даже не стали рассматривать.
В общем, одна рука не знала, что делает другая, — не хотела знать: с одной стороны красимся, с другой стороны не красимся, молоденьких девушек воспитывают в одной эстетике, в одной парадигме, все постарше делают что хотят, и их нельзя бесить и раздражать. На самом деле, созданию немецкой моды, истинно арийской моды, это никак не помогло — уже и слово «манекенщица» на «девушка-демонстратор» заменили, а все никак. Ну и что тогда оставалось делать, если не удавалось обойти Францию? Оставалось уничтожить моду самой Франции.
В июне 1940 года Франция, была оккупирована. А уже в июле несколько немецких офицеров посетили офис Синдиката высокой моды и изъяли все документы по экспорту — в том числе каталог покупателей на внешних рынках. В августе того же года Люсьена Лелонга, который тогда был главой Синдиката высокой моды, ознакомили со следующим предложением: что парижская организация будет объединена с немецкими организациями, модельеров как работников ателье депортируют в Германию, а культурным центром новой Европы станет Берлин. Лелонг тогда еще ответил очень резко, мол, высокая мода находится либо в Париже, либо нигде! Однако позже, когда ситуация стала развиваться не очень хорошо, ему пришлось изворачиваться как только можно. Одним из его аргументов было, что французские модельеры и портные не смогут создавать нечто восхитительное в незнакомой среде.
Тогда Францию отрезали от внешних рынков, ограничили нормативно потребление текстиля — чтобы нельзя было создать ничего красивого — вплоть до 1944 года, до самого освобождения. Лелонг ходил, убеждал, упрашивал, привлекал коллег. Все они делали что могли, дабы французская мода продолжала существовать: продолжали выпускать хоть какие-то коллекции, инициировали хоть какие-то журнальные публикации, хоть какие-то события, скачки, ужины, где публика появлялась в этих самых нарядах... И с другой стороны приходилось отбиваться от соотечественников, которые были озлобленные, обнищавшие и совершенно не понимали, как в таких условиях можно так роскошно одеваться — чтобы так одеваться, надо совсем не иметь совести! Ну и кстати, тогда же французские журналы стали разворачиваться лицом к обычным потребительницам, печатать практичные модели и советы — то есть тогда именно в моде закрепилась повседневность, получив свое место.
По окончании оккупации по инициативе Лелонга в отношении всех модельеров было проведено расследование. Кстати, Лелонг не избежал обвинений в сотрудничестве с оккупантами, но под раздачу попала только Габриэль Шанель. Ее из-за романа с нацистом удалили, выслали из Франции — пришлось покинуть страну.
В общем, каких только не было государственных переворотов в моде, и даже обвинение в копировании — это совершенно обычное дело, на государственном, я имею в виду, уровне. Например, те же самые итальянцы после показа мод в 1927 году в Венеции обвиняли французских модельеров, что те выдали их модели за свои, и призывали итальянок отказаться от чужеземной моды, так как она рассчитана на тощих парижанок. Чувствуете, откуда идет образ истинной, крутобедрой итальянки? Любопытно...
Хельмут Лэнг в свое время обозлился совершенно на то, что про американских дизайнеров часто говорят, что они копируют французских коллег, — поскольку New York Fashion Week проходила позже парижской, и поэтому американцы получали по носу. В общем, Хельмут Лэнг разозлился и перенес свой показ на несколько недель раньше; за ним последовали и коллеги. Теперь как раз нью-йоркская неделя моды идет первой!
Мне кажется, мы пришли к немудреному выводу, что лучше быть человеком действия, чем человеком зависти, — есть над чем подумать. Со всеми прощаюсь, услышимся в следующий раз. До свидания, ваша Катя Штерн.
(Подкаст вышел 25 сентября; свежие выпуски — здесь)