(подробности по тегу "закреп")
Почему бы просто не замечать этого — ведь это же всё ещё наш, реальный, абсолютно нормальный мир, и всё, что в нём есть неправильного — всё это должно пройти...
Вот тут-то, когда я обдумывал вот эту, самую последнюю в череде этих успокаивающих мантр мысль, у меня зазвонил телефон. Но не стационарный, а сотовый.
В принципе, этот звонок был сейчас как нельзя более кстати — можно даже сказать, что он слегка протрезвил меня, вывел из состояния задумчивости, которая, как известно, в такой ситуации не может привести ни к чему хорошему — но, когда я, растрёпанный, уставший, едва ли не захлёбывающийся от потока испуганных мыслей, эмоций, просто страха, голого, чистого, натурального, хотя и запихиваемого мной самым старательным образом в глубины своей собственной души — всего того, что вырвалось из меня из-под сковывающей всё это странной ледяной коросты нездорового спокойствия, в три прыжка подпрыгнул к столу, чтобы взять его оттуда... И обнаружив, что его там нет, а сама трель телефонного вызова доносится вовсе не из пределов досягаемости, а из глубин чёртова шкафа, в который я запихал и провонявшие «запахом Райсверк» вещи и, по сути, все свои страхи относительно этой странноватой девицы, предварительно залив всё это одеколоном ценой в двести евро за флакончик, я понял, что этот звонок — вовсе не мой спаситель, а часть какого-то чудовищного плана, который придуман для того, чтобы свести меня с ума и отправить в Сент-Джонский сумасшедший дом, наподобие того несчастного, Симона Энчевады.
Я отошёл от стола, и медленно, будто кошка, заприметившая мышь, подобрался к глухо проигрывающему мелодию вызова из моего сотового телефона шкафу. Подобравшись к нему вплотную — но не так, чтобы моё тело хоть сколько-то касалось его поверхности (Господи Иисусе, да у тебя же паранойя, парень, зашипело где-то на окраине моего сознания, чистой воды паранойя), я вытянул руку вверх, нащупал лежащий там ключ от замка, закрывающего дверцы этого чуда мебельной мысли, кое-как, двумя пальцами, достал его, потом стянул вниз, глядя за тем, чтобы он, не дай Бог, не упал вниз, и не завалился под шкаф. С меня сошло семь потов, прежде чем я сумел доставить его к замочной скважине, ещё семь — прежде чем правильно его туда вставил, и ещё двенадцать, прежде чем повернул его внутри скважины и, открыв створки, потянул их на себя.
Вонь, вырвавшаяся из глубин шкафа была резкой, почти непереносимой, такой, что от неё слезились глаза — но, к счастью, по большей части это был именно запах моего одеколона, а не этот треклятый аромат из пряностей и ароматического масла (хотя я до сих пор не уверен, что где-то на свете есть такие пряности и масла, смесь которых может имитировать это) — и сей факт заставил мои страхи потесниться под напором некоторой доли оптимизма. Я нагнулся вниз, склонившись в самые глубины шкафа, одной рукой зажав нос, а другую вытянув вперёд и вниз, чтобы ею, как крючком, достать свою одежду с пиликающим внутри неё телефоном. В таком положении я стал шарить по дну шкафа, пока мои пальцы не наткнулись на нечто мягкое, матерчатое, и слегка влажное. Сперва я подумал о том, чтобы достать свой телефон прямо оттуда, но потом подумал, что это будет излишней вознёй, и решил в быстром темпе вытащить всю одежду, столь же быстро вытряхнуть из неё свой мобильник, а потом забросить её обратно в шкаф, и запереть её там.