Уравнение «писательство = целенаправленная работа» у меня не сходилось. Текст - это десять минут от Московской до Невского, были бы мысли и талант. Есть у тебя четыре дня в году, зависшие в поезде – вот и пиши! Сесть и писать, когда можно заняться полезными делами – до такого я не опускалась.
Но весной, в расчете на самоизоляцию, приглядела я себе писательский марафон. Тем более, он был о путешествиях, а у меня среди руин современности завалялось неописанным паломничество на Русский Север. В общем, сошлось: буду писать! Но как?
Нужно же написать целый текст – несколько абзацев, наверное – да ещё и на заданную тему. Такое на абордаж не возьмешь. Размышления привели вот к чему: необходима правильная обстановка. Хемингуэй писал в барах, и я попробую. Подходящее место нашлось в отнорке Большого проспекта. Там полусвет, и воздух пропитан музыкой, книжный стеллаж и какой-то спортивный флаг на стене. Там разный хороший кофе и вкусная шарлотка – запомнилось с Эспресс-помощи. Но перед карантином шарлоток не пекли, и пришла я за элем. Для таких, как я, профанов (и если я правильно поняла), эль – это пиво на фруктах-ягодах и со специями. Выбирала марку долго и наугад, выбрала с котиком. Рыжий спал на лестнице в не такой уж солнечной Калифорнии. Так и спрашивайте, котик не подведёт! Этот сорт выдерживают в винных бочках, где эль нахватывается пурпурности, кислоты и аромата. С бокалом-аквариумом в руке написала я запутанное эссе о жизни ввиду обломков Колокольни счастья. Потом я его опубликовала, и никто вслух не сказал: «Кошмар!». Верю: помог и пробравшийся между строк саксофон, и исчезающее с тротуара солнце, бормотание посетителей в соседнем углу, поскрипывание кожаного кресла. Текст получился терпким и непрозрачным, дымчатым – такого я и ждала.
Когда-то я не обращала внимания на пометки где/когда, те, в конце произведения. Но, посмотрите, изложенное Ницше в Зильс-Марии никак не могло быть выражено в Риме зимой. Цветаева настойчиво запоминала: начато в Коктебеле, переработано в Праге. Венеция, Мехико, Ленинград, Нью-Йорк – в письмах всегда указан обратный адрес. Зачем? – может, отблагодарить шершавость камней и сосновых стволов, гудки трамваев, пение уличных музыкантов, а то и где-то ещё выживших птиц.
С того вечера я ещё кое-что написала. В разных обстановках и по большей части без бокалов. Но помня о том, что текст, даже готовый в голове, раскрывается в пространстве листа, впитывает, как тот эль, проходящее мимо, тянется за ним или отстраняется, расплывается в улыбке, даже волочится за какой-нибудь кокетливой случайностью. Врывается тревожное негодование в темноте закрывающегося парка, тексты засвечиваются вечерним теплом деревянной обшивки лоджии. Что осталось для меня неосвоенной писательской территорией? Помимо Колизея, письменный стол. На нём удобно держать нитки для вышивания, миску с виноградом, пожалуй, журнал. А вот слова стола сторонятся: чересчур неподвижен и молчалив. Лучше уж выводить каракули в маршрутке, отвлекаясь на запахи табака, масла для волос – что там ещё привносят незнакомцы. Не отвлекаясь, конечно, откликаясь. Внимая. Связывая себя с миром. А что делает текст, как не это?!
