Олег Валинский:
Я себя сравнивал со всеми барабанщиками мира на самом деле. И у меня очень сильно портилось настроение, когда я видел кого-то лучше, потому что я понимал, что я вот так не могу сыграть. Что меня в то время очень сильно мотивировало на то, чтобы как-то заниматься мелкой техникой и прочее. Поэтому я сравнивал себя вообще со всеми всегда. Я даже представлял себе на каком-то этапе, что я тоже играл бы, чтобы было. Потому что я все-таки старался играть с брейками и с чем-то, но тот же Цой и все остальные жестко раскритиковали: «Давай, этого не надо». Я говорю – ну как же не надо?? – А вот так. В «КИНО» с точки зрения барабанов не слышно вообще никогда и ничего. Есть Каспарян, есть Витя, ну и по большому счету все, больше никого нет. Поэтому, скажем, вернувшись с Кубы мне было это не очень интересно. То есть я всегда понимал, что как барабанщик там может быть абсолютно любой человек, а может быть даже и не человек.
Я не жалел. Я спокойно относился. Все равно же мы как-то общались, когда я пришел из армии, но общались достаточно редко. Причем мы первый раз встретились вообще чуть ли не в троллейбусе, буквально через несколько дней. Витя говорит: - Вот мы играем, приходи на репетицию. Я говорю: – Надо ли? Потому что я понимаю, что это будет какой-то шох-ворох. Тем более что я пришел с Кубы, где, мягко говоря, все, что происходило в Союзе вообще не очень. Я, когда приехал на толчок в первый раз, условно в четверг прилетел, приплыл правильно сказать и попал на толчок в выходные, я был в шоке, когда я ходил и везде написано «итальянские певцы», «итальянские певцы», Туто Кутуньо продавался. Я вообще – что это, откуда это? Вот эти полтора года они просто вылетели напрочь. Поэтому что там такое было «КИНО» на тот момент...
Они еще не были на пике популярности, все это только начиналось. Для меня это было вообще абсолютно загадкой. Я никогда не мог представить, что это выльется в такую тему, каковой является сегодня. Ну и когда с Витькой поговорили, я говорю: – Вить, я знаю, что у тебя есть барабанщик. Ну ты его хочешь выгнать? Вот ты расскажи, как бы для чего? Давай общаться.
А вот потом, когда он дошел до стадионов и до всего, мне не очень понравилось. Я понимал по-человечески, что, конечно, возраст 21-22 года, 23, столкнуться с таким всеобщим почитанием не каждый выдержит, и конечно его тоже это достаточно сильно подломило. Такая легкая, никогда он может быть…, но легкая звездность в моем понимании она все-таки появилась. Поэтому на этом этапе мы уже общались совершенно редко. Слегка покровительствовал, так где-то там поговорил, ну не люблю покровительства.
И, в общем-то, тем более что изначально я был ближе к Лехе Рыбину, учитывая, что уже к этому времени они расконфликтовались, вроде мы вот так вот общались. Мы больше общались – я, Леха и Каспарян, вот такой у нас круг общения. Ну, а потом я уже начал как-то расти в профессиональном железнодорожном плане, интересы сменились. Но я играл еще активно, выступали мы над джазовых фестивалях. Меня приглашали в Турцию на фестиваль и прочее. Моя музыка несильно котировалась у них. Хотя поглядывал, конечно, что они делают.
С точки зрения музыки, вот именно в моем понимании, у Цоя все было интересно. Для меня всегда было загадкой, как Цой обыгрывал. Во-первых, я смотрел гитарные аппликатуры, те же «Мои друзья»... Кстати, это была одна из немногих вещей, которую я играю. Потому что меня Цой в свое время научил, я играю. Я знаю, что практически никогда не слышал, чтобы кто-то играл один в один «Мои друзья» на гитаре. Хоть на улице, хоть где. Ну, наверное, есть. По крайней мере в таких каких-то окружениях. Мне вот это очень нравилось.
А второе, конечно, тексты. Он поймал вот, наверное, то, что было в 80-х у людей в головах – времяпрепровождение, отношение к жизни, отношение к друзьям-товарищам. Это вот, действительно, на слуху. Потому что, ну как мне кажется, если сравнивать с Макаревичем, он более такой философский какой-то, а это более жизненно. И, наверное, если посмотреть среди групп - кто-то уходил в маразмы какие-то, или наоборот опускался до какой-то простоты, совершенно бессмысленной. А здесь вот это…
Следующее - это ритм, конечно. Тут конечно, как бы да. Для всего этого нужно время, просто время. Я же помню, они, кстати, очень достаточно скрупулёзно тогда с Лешкой Рыбиным выписывали эти партии. Потому что в основном это происходило больше у Лехи. У Витьки дома мы почти и не были, были раза три за все время. У него мама там была, папа, тетка. По крайней мере - все инструменты точно были у Лехи, и репетировали все у него в большей степени. А писалось у меня, кстати, дома, в зеленой тетрадке. Он там писал и рисовал чего-то. Я ее подарил, как уже говорил, одной знакомой...Фотографий с Цоем у меня тоже не сохранилось... Надо поискать, может быть, у Рыбы есть. Дело в том, что мы как-то практически не фотографировались тогда. Я вообще не очень любил фотографироваться. И мне тоже очень много вопросов задают – дай фотку, а на самом деле их нет…
Так что свидетельств и алиби, что я играл в «КИНО», у меня нет...
