Глава первая
Солнце зашло за море. И город погрузился во тьму также быстро, как озарился божьим светом десять часов назад. Прохлада ночи ещё не взяла своё. От обилия тканых навесов на узких улочках из глиняных белёных домов жар оставался внизу. И от безветрия было так душно, как бывало только перед сильным дождём.
Длинная зала с низким потолком уже не полнилась запахом печёных, варёных и тушёных яств. Только пары концентрированного вина из Тира витали над спящими за столом бородатыми мужчинами и одной женщины. Она сидела на короткой одноместной стороне не менее длинного узкого стола, напротив входа. И укутавшись в саван, ссутулившись, пела религиозный гимн. Он не соответствовал ни светлому празднику, ни спонтанной попойке. Но был мрачен и поминально торжественен.
Из шестнадцати грубо-сделанных табуретов пустыми в свете хаотично-расставленных свеч стояли пятеро. Один пустовал всё празднование и был данью доброй народной традиции гостеприимства. А четверо других ещё даже сохраняли тепло недавних седоков. Один из них был нетерпелив, горяч и всё время ёрзал. Другой сидел спокойно. И не один скрип не ознаменовал его посягательство на личное пространство другого. Третий был болезненно-холоден. Он ёрзал, как и первый. Но как бы не волновался, стул выдавал его истинное состояние. Последний же оставил табурет самым обычным. Средним. И по расшатанности и по теплу.
Рядом с домом был подъём на холм. Из трущоб к торговцам и ростовщикам. Новые власти соорудили деревянные перила на пути вверх. И придали грунту вид ступеней. На середине лестницы стояли те самые четверо. Оттуда открывался вид на всю бедную часть города. И даже на реку вдалеке. На верху было ещё лучше, но ночных бродяг в приличном районе гоняла стража. Что в планы собеседников никак не входило.
- Я… я боюсь – сказал четвёртый, опираясь о перила спиной и держась за него руками.
- Учитель! – чуть ли не крича, сказал первый. – Как вы можете!? – он резко оттолкнулся от скалы и всплеснул руками.
- Я честен с тобой. – протянул тот в ответ, водя глаза по сандалиям с ним стоящих.
- А как же чудеса!? – воскликнул третий. – Ты же избранный. Твоими руками водит Всевышний. – проговорил он, глядя на четвёртого с надеждой.
После этих слов четвёртый повернулся лицом к трущобам. Долгожданный ветер развивал его каштановые волосы до плеч и короткую рыжую бородку. Ощутив прохладу он вздохнул, закрыл глаза и сказал:
- Не знаю откуда они. Не знаю какова их природа. И как понять, что она от Бога.
Он снова сделался мрачным и, по-прежнему не глядя на учеников прошептал:
- Этого я и боюсь.
- Ты сын Божий! – продолжал распаляться первый. – Ёхан! – сказал он, обращаясь ко второму. – Почему ты молчишь!?
- Потому что учителя должно слушать, Симон. – ответил он спокойно, отрываясь от чистого ночного неба, как от чего-то возвышенно чистого в этот бренный городской мир.
- Я люблю её. – прервал начавшуюся было перепалку четвёртый.
Он снова повернулся к ним. И ровным менторским тоном, не выражавшим ни одной эмоции, продолжил:
- Я люблю её не так как вас, братья. – сказал он взглянув на каждого разом. – Но она… Не любит меня.
Тут его голос надломился. Он склонил растрёпанную голову и с трудом начал говорить:
- Вы думаете она… блудница. Но… это не так. – сказал четвёртый, приподняв голову, но держа взгляд отстранённым. – Она искала любви… Искала мужчину, который даст эту любовь взамен на её…
- «Возлюби ближнего своего…» - саркастически пронеслось в голове второго.
В этот момент взгляд его, почему-то, встретил с лицо четвёртого. Оно встретило его грустными, но добрыми глазами и снисходительной улыбкой тонких губ. Затем тот продолжил:
- И в этом поиске, - сказал он, взглянув на первого. – она потеряла…
- Дитя!? – резко спросил первый.
- Она никогда не станет матерью. – отстранённо сказал четвёртый и перевёл взгляд на третьего. – И за этот выбор будет расплачиваться всю жизнь.
- А как же чудо!? – недоумевающе воскликнул первый.
- Она его не хочет. – сказал четвёртый, хрипя. – И полюбить, кроме как по-сестрински, не может. А я для неё, - начал он, предугадывая вопрос. – не мужчина. Но нечто высокое… - он снова сбился. – бесполое… Дух, способный понять и выслушать, не давая указаний.
Четвёртый, вдруг, улыбнулся, вспоминая былое и тщательно подбирая слова сказал:
- Она прекрасно в своём эгоизме. Порой сидишь с ней, разговариваешь… - он задышал с волнением. – А потом она ударяется в свои дела и думы. И ты для неё исчезаешь, будто тебя и нет вовсе… - говоря это, он опускал глаз. – будто ты ей… не нужен…
- А как же ответственность!? – прервал его нетерпеливый первый. – С твоей силой, учитель, ты просто обязан…
- Никто не обязан ничего! – громко и чётко выговорил второй. – И ты, Симон, на своей шкуре это знаешь!
- Йохан, - глухо отозвалось на всей лестнице. – прошу, если со мной что-нибудь случится, позаботься о ней… и о моей матери.
Тот молча и почтительно кивнул.
- Я не знаю, - продолжил четвёртый прерванный монолог. – от того ли отца эта сила и что она с неё сделает.
- Ннно тебя же зззовут его сыном. – встрял третий, заикаясь.
- Всё больше царём земли нашей. – патетически возразил второй. – Дети Богов – это влияние греков.
- Так почему бы им не стать! – до предела разгорячился первый. – В глазах людей сын Бога и есть правитель мира! Одно вытекает из другого и наоборот, учитель!
- А зачем? – ровно спросил четвёртый, посмотрев на звёзды.
- Ради справедливости для всех людей.
- А такое возможно? – сказал второй усмехнувшись.
- Почему вы пошли за мной? – спросил четвёртый, отирая руки друг о друга и возвращая глаза к ногам в знак приземлённости вопроса.
Ученики стали формулировать каждый на свой лад.
- Я устал от своей прошлой жизни. – сказал первый.
- Я захотел пойти за братом. – проговорил второй, отделяя каждое слово паузой.
- А мне было страшно в этом мире. – сказал третий и дёрнулся от мурашек.
- И именно поэтому я вас взял. – сказал четвёртый без тени высокомерия. – Это был ваш свободный выбор. Там где есть власть, – он пристально глядел на первого. – Не может быть свободы. И если не у себя, то хотя бы у меня её не отнимайте.
- А как же прелюбодеи, стяжатели… первосвященники!? – возмутился первый.
- Все должны иметь право выбора, - по-отцовски ответил четвёртый. – а, иначе, не будет свободы. А без неё всё ненастоящее.
- А как же империя? – снова возразил первый.
- Она стоит на неправде. – начал второй, получив одобрительный кивок. – Можно ли поверить в искреннюю любовь раба к господину? А ведь всё в мире строится на этом чувстве. – заключил он и посмотрел на четвёртого, ища одобрения.
- Значит империю надо захватить и исправить. – сказал первый, озираясь по сторонам.
Четвёртый усмехнулся. Откинул голову назад. И, выдержав паузу, сказал:
- Ну, я то не хочу.
- Почему!? – спросили первый и третий в унисон.
Четвёртый теперь уже абсолютно спокойным и каким-то смирившимся тоном произнёс:
- Не знаю, что случилось там, где ступала нога моя. И да не будет искушения искать в том зло, так же как искать в новом добро.
...
После ночного разговора все четверо было направились в дом. Чтобы отправить все по насущным делам до рассвета. Третий выпросился к родным. А сам бросился бежать в резиденцию первосвященника.
- Ты же говорил, что твой возлюбленный учитель безобиден. И что ты готов поручиться за него, верно? – обратился к нему первосвященник, лукаво улыбаясь.
- Он… он одержимый колдун! – истерически прокричал третий. – Он не знает, что творит! Я был околдован. – сказал он, покраснев от стыда.
- Значит, не зря я за ним послал. – сказал первосвященник, довольно нежась в плетённом кресле.
- «Видимо, это судьба.» - подумал третий, кланяясь и медленно шагая к выходу.
- А как же твоя оплата? – спросил первосвященник, побрякивая мешочком в руке.
- Не ради них я это делаю. – сказал он, выпрямившись. – Это эгоизм.
- Ох уж это мода на греческий – наигранно заворчал первосвященник. - И ты, филантроп, даже не хочешь отдать их бедным? – спросил он, сделал вопросительную мину.
- А разве вы не можете?
- Это деньги из римской казны. Они подотчетные. И выделяются на шпионов и осведомителей. Если их не использовать, как надо, ряса меня не спасёт. А так, всем хорошо.
- Ну… тогда я возьму. – сказал третий и робко потянулся за мешочком.
Глава вторая
- Йохан!!! Йохан!!! – кричал первый, бросаясь от одной стенки пещеры к другой. – Йохан…
- Тише, Симон! – сказал второй строго. – Женщины спят. Впервые с того дня.
- Иуды больше нет, брат. – радостно пропел первый, обнимая второго. – Его теперь нет! Надо сообщить им.
Второй удержал его:
- Эта новость не стоит долгожданного сна. – сказал он, пытаясь упокоить товарища.
- Мы не можем терять время! – крикнул первый, вырываясь. – Они его наследники. С них начнётся освобождение… Да пусти же ты меня!
Второй, как следует ,упёрся ногами в землю и удержал первого.
- Симон, постой. – сказал он умоляюще. – Какое освобождение? Чего ты хочешь?
Первый ещё раз попробовал вырваться, но не в силах, отступил назад.
- Я говорю о нашем долге, брат. – сказал он с одышкой. – Он возложил на нас миссию своим последним чудом. Он истинный сын Божий…
- Я не знаю, что я видел. – громко перебил его второй, да так, что по тоннелю пошло эхо.
Лицо первого исказилось отчаяньем. А к глазам подступили слёзы.
- Он воскрес, брат! Он… воскрес!
Второй вздохнул и отёр лоб рукой.
- И ты решил, что это всё доказывает? Что узрев Бога, можно забыть про человека?
- Наша вера оправдалась, брат. – не отвечая, сказал первый. – А значит наша вера правильная. Единственно правильная.
Он снова приблизился ко второму и защептал:
- Мы отправимся нести в мир справедливость. С нами Бог.
Он взглянул своими по-детски светящимися глазами в холодные и непроницаемые глаза второго. Они были такими с того страшного дня. И остались навсегда.
- Ты воин, брат, - начал второй своей обычной громкостью. – но ты успел отречься от него при жизни. И речи твои не любовь, а фанатизм. Я тебя не пущу.
Тут он почувствовал, с какой дикой силой его пытаются сдвинуть с места. И лишь самый неблагородный и низкий удар спас его от падения.
- Вот что, брат, - сказал он в ответ на стон первого. – Ты хочешь власти. И учение наше нести через власть. А потому отправляйся в Рим. Там ты найдёшь, что желаешь. Я же, как устрою женщин, удалюсь в Анатолию. Где буду обращать людей силой слова. И буду рассказывать про учителя, так, как это было, и как он об этом думал.
Первый медленно встал и переходя из одной стороны пещеры к другой, как хищник, загнавший жертву, сказал:
- Как же низко Йохан, как же самолюбиво… И как же трусливо. – процедил первый, показывая в своей руке камень.
- Не смей! – рявкнул второй. – Я старше! Ухо раба, сокровища Самуиловых братьев, пожертвованное общине, имена фанатиков, свершивших возмездие.
- Ты не в том положении, чтоб угрожать мне! – самодовольно заметил первый.
- Мой брат знает. – ровно сказал второй. – И если ты сделаешь это, всем твоим планам конец. Это… сила слова…
Первый упал на колени и взвыл.
- Послушай, - сказал второй, тяжело дыша. – Я… Я сохраню все твои тайны, но только пока… - он тщетно пытался выглядеть надменно. – ты не будешь заходить в своей борьбе на мои земли. А если... – он поперхнулся. – если ты зайдёшь на неё, все нынешние и будущие последователи Его узнают все твои грехи. И все слова твои станут прахом. – и голос его дрогнул.
Красный и взъерошенный первый и бессильной злобе глядел на своего названного брата несколько минут, всё ещё сжимая камень. А затем повернулся и тяжело зашагал прочь.
Глава третья
Новый настоятель прибыл в Каппадокию сразу, как император Феодосий пожаловал ему соответствующий сан. Он был из тех римских патрициев, которые выдели свою миссию в создании справедливого римского мира везде, куда дотянется ступня легионера или проповедника. Поэтому устроив обыск, а затем и полностью разрушив келью первого настоятеля, он даже не пытался что-то объяснять или убеждать в своей правоте местный клир. Более того, после успешного разрушения «восточных устоев», он заперся в своей комнате, практически, на год. И только в канун своего приезда призвал верхушку священства для первого знакомства.
- Теперь уж точно… - загадочно проговорил он бородатым монахам, по преимуществу грекам. – здравствуйте, возлюбленные братья! – торжественно воскликнул он из-за своего стола, глядя в яркое пламя камина за братией.