В рамках кампании #классноечтение коуч и основатель проекта по информационной и психологической поддержке семьи Family Tree Анастасия Изюмская поговорила c директором Европейской гимназии Иваном Боганцевым о том, какой должна быть современная школа, как поменяется роль учителя через десять лет и нужны ли вообще домашние задания.
Подписывайтесь на наш канал, чтобы быть в курсе лучших книг
— Сейчас много говорят о том, что наше образование не поспевает за тем, что происходит в мире, что изменения слишком быстрые, а система слишком консервативная. Что вы об этом думаете? Насколько вообще школа нужна? Ведь сейчас можно набрать себе онлайн-уроков — и учись себе. Или не учись, потому что можно зарабатывать миллионы вообще без всякого образования.
— Мне кажется, что одна из самых больших проблем современной школы — это чувство собственной значимости. И каждая школа сама по себе, и школа в целом, как институт, представляется тем, без чего никакое обучение невозможно. Хотя мы хорошо знаем, что большинству важных вещей мы учимся вне школы: ходить, разговаривать. Человек — это существо, которое в некотором смысле естественным образом запрограммировано учиться. В этом наше эволюционное преимущество: мы очень хорошо усваиваем опыт предыдущих поколений, и это дает нам возможность быть сильнее.
Школа, конечно, в этом смысле такой надменный, напыщенный институт. И я как директор школы вижу отчасти свою миссию в том, чтобы степень этой напыщенности снизить, как и степень насильственности и принуждения в школе. Когда образование стало принудительным, оно не оставило ни ребенку, ни родителям практически никакого выбора в том, как ребенок, собственно, развивается, что и как он познает, в каком темпе и в какой компании — все это решено за ребенка и за родителей.
— Но ведь есть альтернативные форматы: семейное образование, домашнее образование. Наверное, они, собственно, и дают вариативность.
— Так получается, что большинство людей не готовы брать на себя ответственность за весь процесс образования своих детей. Подавляющему большинству нужна в этом деле какая-то помощь. Пикантное свойство образования заключается в том, что мы в то же время не готовы и отдать образование на аутсорс: скажем, полностью довериться государству или даже частной школе. Вот, например, ложитесь вы в больницу. Вы готовы не участвовать в том, как для вас хирург подбирает скальпель или даст он вам такой наркоз или другой. Все это решает врач, которому вы доверяете. Но когда вы приходите в школу, вы не можете своего ребенка отдать полностью на откуп государственной или частной школе. Вам хочется участвовать. И, скорее всего, естественное, на мой взгляд, идеальное взаимодействие, находится где-то посередине.
Лейла Сазонтова «Жизнь без школы. Как организовать семейное обучение для вашего ребенка»
— Мне кажется, что в каком-то смысле как раз семья и ребенок к такому лучше готовы, чем школы. Особенно ярко это показал карантин, когда очень многие родители по-новому посмотрели и на процесс обучения, и, самое главное, на своих собственных детей, и на самих себя. Карантин заставил людей сильно переосмыслить отношения со школой, ее необходимость, ее безусловность.
— Можно, конечно, говорить о том, где находится российская школа по отношению к мировым трендам. Тут я не думаю, что погрешу душой, если скажу, что Россия в этом смысле — весьма провинциальная страна с неплохим образованием, но не выдающимся. Думаю, что рейтинг PISA, который демонстрирует уровень достижений 15-летних школьников, адекватно отображает потенциал нашей образовательной системы. В нем мы стабильно уже много лет, с 2000-х годов, занимаем место не выше 27-го.
— А кто в первой тройке?
— В первой тройке теперь только азиатские страны — Китай, Сингапур. Когда этот рейтинг проводился в первый раз, в 2000 году, на первом месте оказалась Финляндия. И это очень сильно поразило весь мир: как же так, Финляндия может оказаться так высоко? С тех пор Финляндия только падает, но ей до нас еще далеко. Она в десятке: седьмое, восьмое место. Кстати говоря, Финляндия все равно находится выше любой европейской страны в этом рейтинге. И при этом количество обязательных часов обучения в Финляндии самое низкое в Европе. Например, чтобы окончить школу во Франции, вам нужно за свою жизнь проучиться как минимум 9 с лишним тысяч часов. В Великобритании — 10 тысяч, в Нидерландах — 10,5 тысячи. А в Финляндии — всего 6 тысяч часов. Нам кажется, что чем больше мы учимся, тем лучше, но как бы не так. Возможно, это время обязательного обучения идет во вред.
Тимоти Уокер «Финская система обучения. Как устроены лучшие школы в мире»
— Я недавно читала книжку человека, который придумал Scrum, и он пишет о том, что вообще-то сильно за то, чтобы сделать четырехдневную рабочую неделю, потому что количество рабочих часов с эффективностью и производительностью работников напрямую никак не связано. Интересно, а сколько российский школьник должен часов проучиться, чтобы получить образование, а главное — учитывается при этом домашняя работа?
— Правильные вопросы вы задаете. Прежде всего домашнее задание — это, конечно, посягательство на личное время ребенка. Но понимаете, если оно с умом дается, если внутри школы есть некоторая культура выдачи домашнего задания, то задания вне школы могут превратиться в осмысленный процесс обучения. Ключевое слово тут всегда — насилие.
Вот у семиклассника сейчас в учебном плане 33–34 часа в неделю, когда он должен изучать предмет, который он себе не выбирал. У него нет выбора, чем заниматься. Если бы он то же количество часов изучал тот предмет, который сам выбрал, результат был бы гораздо выше. Поэтому речь идет не о том, чтобы сократить количество часов обучения как такового — понятно, что всему есть какой-то разумный предел, ребенку нужно еще играть и жить какой-то своей социальной жизнью, общаться с друзьями. Речь о том, чтобы сократить уровень насилия в этом обучении.
Домашнее задание может быть разным. Можно придумать такое, где ты даешь ребенку выбор. Мой любимый пример — когда учитель говорит ребенку: «Найди дома какую-нибудь семейную реликвию, узнай про нее у родителей и расскажи в классе, какова история этой реликвии, как она попала в вашу семью, как связана, например, с историей страны». И ребенок, выполняя это задание, связывает знание большой и такой абстрактной истории России, которую он учил в классе, с маленьким ламповым знанием своей семейной истории, и это здорово. При выполнении такого задания всегда есть выбор: можно разговаривать об орденах и медалях дедушки или о какой-нибудь серебряной ложке, которую маме подарили на первый зуб. Поэтому вопрос не в том, сколько дети учатся, а в том, сколько они учатся вне собственного выбора.
— Есть же демократичные школы, в которых вообще делаешь что хочешь или не делаешь ничего.
— Идеи, о которых я сейчас говорю, достаточно распространены в западной школьной традиции. Есть огромное количество школ, которые так или иначе, через разные инструменты пытаются понизить насильственный характер обучения в школе. Честно говоря, я причисляю нашу школу к ним.
Демократичные школы, о которых вы говорите, — это некий крайний оттенок широкого спектра. Действительно, есть школы, вроде Саммерхилла, где детям дана абсолютная свобода и очень много автономии в выборе, учиться или не учиться, и если учиться, то чему именно.
Но это крайность. Саммерхилл существует уже 100 лет, и есть причина, по которой других Саммерхиллов не случилось, — потому что это слишком радикальная модель.
Александр Сазерленд Нилл «Воспитание свободой. Школа Саммерхил»
Есть другие модели, которые внедряют те или иные инструменты, понижая общую обязательность и насильственность, повышая свободу учеников. Например, устанавливают учебные часы, где ребенок занимается тем, чем хочет. В школах Дальтон-плана каждый день есть час, когда ребенок работает над собственным проектом. Это много. Пять часов в неделю дети в России, для сравнения, занимаются математикой. А теперь представьте, что они пять часов будут заниматься не математикой, а собственным проектом под руководством куратора из школы. Они сами выбирают тему этого проекта, форму подачи.
Другой пример. Есть школы, которые объявляют о том, что у них будет свободное посещение. Вот они существовали в традиционной модели, а потом — бац — переключаются. И говорят: «Ребята, теперь у нас добровольное посещение уроков, хочешь — приходи, не хочешь — не приходи». И дальше происходят разные интересные эксперименты. Короче говоря, таких школ, которые с разной степенью смелости демонтируют насильственный характер школы, достаточно много. Фокус в том, что нет правильного пути. Есть разные пути, и есть разные дети, которым подходит разный формат.