Сложнее всего было первые пару недель в моем 1б классе, где я стала первой учительницей.
На тот момент я уже успела отработать год на заменах. Но это было вообще не то.
Да, по части программы, методики, планов урока и подачи материала мне этот год помог перейти от теории к практике.
Но это была просто крошечная верхушка айсберга, на который налетел мой несущий светлое, вечное и доброе Титаник.
Помню, это было какое-то надцатое сентября.
Закончились уроки, и половину класса мне надо было отвести родителям на первый этаж. Другая половина в это время должна была тихо (ха-ха) ждать в классе. По иронии самых спокойных детей разбирали домой.
Я быстро вывожу детей в холл, улыбаюсь родителям. У родителей миллион вопросов - от того, сколько раз сегодня почесал ногу Вася, до того не находила ли я упаковочку бумажных платочков Машеньки. Обещаю написать всем в Вайбере и бегу назад.
Наш кабинет на втором этаже, у подножия лестницы на меня налетает Синицын. Если бы у Вовы реально были крылья, он бы ими сейчас захлопал от переизбытка чувств.
- Там! Такое! Там! Это!
Перелетаю через 7 ступенек и бегу в класс.
Лера (это отдельная песня, про Леру я напишу не одну статью) орет так, что слышно на весь этаж. Пожарная сирена, по сравнению с Лерой - перезвон хрустальных колокольчиков. Лера сидит под партой, вся заляпаная краской.
Вообще вся.
И без того не белая блузка, сарафан, колготки, туфли... Стены в классе тоже покрыты гуашью. Как? Когда они успели?
Лерин крик заполнил собой весь класс, и я не сразу слышу тихое всхлипывание у противоположной от Леры стены. Там стоит Миша Кнопкин. У Миши на голове перевёрнутая баночка красной гуаши. Краска тягучими каплями растекается по волосам, капая на воротник.
Я, в общем-то, понимаю, что тут произошло. Ребята бросались гуашью, как снарядами разрушительно прекрасной силы. Но хочется полной, блин, картины.
- И что тут у нас за пейнтбол?
Синицын выпрыгивает вперёд:
- Мишка сказал, что Лерка проклята. У него бабушка смотрит сериал, там всегда так, если у человека неприятности - значит порча!
Из под парты усиливается вой.
- И какие у тебя, Лер, были неприятности?
- Она карандаш сломала и ногу об стул ударила, - тараторит Синицын.
- Ясно. Лера, вылезай. Или сейчас на твой крик спасатели сбегутся. И Директор.
Слово "Директор" ещё имеет в первом классе волшебную силу. Лера мигом замолкает, как будто закрыли кран, и вылезает, надувшись.
Снимаю с головы Вовы банку краски.
Дальше беседа, приведение детей в относительный порядок (хорошо, что в тот день была физра, дети переоделись в футболки спортивные штаны), уборка. Папа Леры вечером просто кивает и забирает ребенка домой. Поверьте, дорогие читатели, их такой ерундой, как вымазанный краской надутый ребенок, не удивить.
Мишина мама утром присылает ко мне поговорить Мишиного папу, который обещает в следующий раз отвести меня к директору.
Но я, в отличие от Леры, на такие вещи уже не ведусь. Включаю "Лериного папу" - дежурное "мне жаль", кивок и до свидания.
Больше всего Лере было жаль гуашь. Набор из 60 баночек, который ей подарили для занятий в художественном кружке. Первую четверть Лера рисовала остатками былой роскоши и баночками с сухой гуашью, которую носила в детский сад. И это было отличной воспитательной мерой, ведь рисовать Лера любила и умела.
Миша же больше не верит в проклятия. По крайней мере, вслух.