Было это в середине января 1992-го, аккурат после того, как на кремлевском флагштоке вместо красного флага появился триколор. Время, как все помнят, было «веселое»: в стране торжество «демократии» и охренительный бардак, в экономике – ступор и гайдаровские фокусы с ценами, в Вооруженных Силах (в том числе в наших ПВ) – массовый исход украинцев, белорусов, молдаван и других ныне суверенных «националов». За многими приезжали родители, а кое-кто и вообще срывался самостоятельно. Такому вот фактическому дезертирству никто не препятствовал, командиры растерянно разводили руками – инструкций новых не было, а старые не работали.
Этот буйный период застал меня в относительно спокойном уголке: после многолетних странствий по островам, полуостровам и тундрам осел я на время в центре России – в глухом углу, но, в принципе, не очень далеко от столицы. Часть как часть, вокруг леса и болота, бойцы с зелеными погонами, только граница далеко-далеко.
Вызывает меня вдруг командир части: собирайся в командировку! Куда? Зачем? Оказывается, недалече – в один из симпатичных городов Центрального Черноземья, за призывом. Обалдеваю: какой призыв в середине января? Получаю задачу – на областном сборном пункте забрать призывников команды 220, которые отказались ехать служить в ныне суверенные Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Вопросов нет, приказ ясен, только… помоложе, что ли, некого послать? Ответ: помоложе не справится, поедешь один. Как один, а сержанты? Перебьешься без сержантов, там всего-то два-три человека (большинство в КСАПО все же уехало – народ-то отобранный, сознательный).
Поскольку еду один, командир разрешает форму не надевать – в целях безопасности. Не знаю, как в других местах, а в Москве и Подмосковье в то время, начитавшаяся «Огонька», молодежь регулярно отлавливала одиночных офицеров и прапорщиков, банально избивала и грабила. А наша совсем недавняя принадлежность к такому «монстру», как КГБ СССР только усиливала потенциальную угрозу.
Короче, в «аляске», джинсах и кепке приезжаю в этот областной центр, добираюсь до сборного пункта, представляюсь весьма колоритной фигуре: мордатый кап-три в черной шинели с красной повязкой «Начальник…» и дальше не видать (вспомнился О. Бендер сего повязкой «Распорядитель»).
Кап-три лениво вопрошает: кто, откуда, зачем? Предъявляю документы: оттуда, мол, забрать «отказников». Моряк с сомнением жует губами: ну, это вряд ли… наших «отказников» мы уже определили – будут служить в Москве «на таможне». Баба с возу – кобыле легче! Пусть «шереметьевские» их и забирают, мы не против. Дай справку, и я покатил домой! Не, брат, постой! А вдруг чего? А если «на таможню» кого-то не возьмут? Оставайся и жди отправки. А сколько ждать-то? А четыре дня – до понедельника! Ни хрена себе!!! А где я тут кантоваться буду? А вон иди туда, там, в кубрике все «покупатели» живут.
В кубрике с десяток офицеров, из них четверо – погранцы из КСАПО, остальные из армейцев. Молодежь: лейтенанты и старлеи, торчат здесь уже вторую неделю. Знакомимся, по праву старшего мне сразу уступают место «смотрящего» в камере.
Все четыре дня гоняем балду: бродим по городу, смотрим кино, даже на выставку картин Константина Васильева я всю компанию сманил. Вечерами в кубрике травим байки о службе. В процессе отлавливаю как-то мордатого кап-три и интересуюсь: а где покупатель-то шереметьевский, то бишь, с той самой «таможни»? Да он, мол, приехал еще десять дней назад и слинял, наверное, к родственникам. В понедельник будет, ему говорили.
Утром в понедельник сборный пункт гудит, как улей: толпы завтрашних бойцов мечутся по коридорам, за ними стада родичей, друзей и подруг.
Приходим к мореману, все пятеро погранцов: где наши люди?
Кап-три вопрошает: «Кто из Москвы»? Молчим, нет таких.
Моряк ныряет в бумажки и снова: «Кто из в/ч…»? (номер, каюсь, не помню).
Стоящий рядом летеха: «Ну, я»!
Мореман: «Какого хрена молчишь? Ты ж с МОСКОВСКОГО отряда? Тебе даем 32 человека – забирай!».
Мы все мгновенно просекаем пикантность ситуации и начинаем ржать. А лейтенант отвечает: «На кой хрен мне 32, если у меня по доверенности всего 14 надо? А мой МОСКОВСКИЙ отряд - это не Москва, а поселок Московский Таджикской ССР»!
Моремана - как в лоб со всей дури - ей-богу, не вру! Как Таджикской..? Какой Московский..? А как же таможня? Э-э! А-а! И бегом куда-то! Мы вернулись к себе, ждем-с.
Через полчаса влетает мокрый «кап-три» и ко мне: «Давай документы! Оформляем всех к тебе!». Теперь пришла моя очередь: «Охренел?!! Тридцать два рекрута, а я-то один! Как я их повезу? Растеряю по дороге на хрен!». Но мореман и не слушает, вырывает доверенность и удостоверение, убегает.
А ко мне косяком поперли родители и родственники: что, мол, и как, где и в каких условиях? Тут я просек, почему мореман был на грани инфаркта: почти все из этих 32-х оказались «бардзо родительские». Папа – ректор ВУЗа, мама – работник торга, дядя – генерал милиции и протчая, протчая, и протчая.
Кап-три, видать, воочию представил, как они его будут кромсать за то, что чадушко вместо обещанной Москвы попало в какой-то занюханный Московский, да еще и в суверенной Таджикии… Я мысленно моряку посочувствовал, да, заодно, и себе тоже: ну, подставил же, сволочь!
Построили в коридоре всю мою банду – осмотрел: полный звиздец! Все, как водится: мешки, фуфайки или шаромыжные курточки, да плюс я, такой красивый в «аляске». И ни одного в погонах! Кирдык! Все вокзальные менты - наши, точнее – мы ихние! Докажи им, что мы – воинская команда! Эх, где вы, мои родимые сержанты? Что ж я без вас делать-то буду?
Делать нечего, «сержанта» надо назначать! Ежели в Москве хрен какой-то княжеские и графские титулы раздает, то мне уж сержанта-то можно наверняка… Осматриваю строй и нахожу персонаж самого, что ни на есть, «прибандиченного» вида: фуфайка, какой-то треух, через плечо матерчатая сумка с дурацкой бахромой. Росточка среднего, но широк в кости и кулаки здоровые. А главное: физиономия явно не малолетняя.
Кто такой? Бурчит: «Серега М…». Ну, здорово, тезка! Сколько лет? 23-й? То, что треба! Выйти из строя!
Закатываю патетическую речугу: «Товарищи солдаты, с этой минуты я ваш командир, а М… на время движения назначаю моим заместителем и присваиваю звание сержант (несу ахинею, но им это пока не понять, а мне деваться некуда). Всем ясно»?
Кивают. Объявляю, что едем служить в пограничных войсках, но есть фишка: народу больше, чем требуется. Поэтому, в пути будет проводиться конкурс на лучшего и дисциплинированного призывника. Кто не впишется в этот светлый образ - по прибытии на место отправляется служить в стройбат.
Едем на вокзал, а я горестно размышляю: перепьются и передерутся до Москвы – это как пить дать! Без верных помощников изъять все «горючие» запасы мне не светит. Да и хрен с ним, что-нибудь придумаем, только бы не растерять их по дороге!
Непонятно, но мордатый кап-три лично сопровождает нас до поезда. Понимание приходит, когда у вагона он вручает мне пачку билетов. Рассмотрев, хватаю его за лацканы: ты чего творишь, паразит? Билеты только до Москвы, а дальше как? Он мямлит: мы ж, мол, думали на «таможню»… Да ты, типа, не переживай, коменданта на вокзале в Москве предупредим, зайдешь, получишь требование. Нутром чую – брешет, гад, но что делать? Загружаемся.
Напоследок этот мореман спрашивает: «Слушай, Московский отряд в Таджикистане – это я понял. А Ленинградский есть?».
Не-е, говорю, Ленинградского нема. Есть, скажем, Кенигсбергский, я там служил. Где это? Да на Чукотке! Кап-три помолчал и мрачно: «Я почему-то так и думал. Хрен вас, зеленых, поймешь!».
Ехали мы недолго, но весело. «Сержанта» я должным образом проинструктировал и он работал добросовестно: выпить все, конечно, выпили, но втихаря, в меру и без буйства. Ночь мы с тезкой толком не спали, заодно я его порасспрашивал: окончил четыре курса института, бросил, женат, пацан растет. В четыре утра прибыли в первопрестольную. Вывожу команду на перрон, размещаю в закутке, инструктирую тезку, как отпускать пописать или, там, за мороженным, а сам - скачками к коменданту.
Там меня ждал полный облом: раннее утро, за стеклом один дежурный майор спит богатырским (и явно нетрезвым) сном. Я и барабанил в стекло, и орал, пытался ткнуть через окошечко свернутой газетой – хренушки! Плюнул и пошел звонить из автомата в часть, командиру. Рапортую: товарищ полковник, доброе утро, я в Москве с этими вашими «отказниками». Он как расслышал цифру – враз проснулся: ты где их набрал? Да вот, говорю, подобрал по дороге. Ребята классные, только билетов у нас нет, требований тоже, да и денег только на курево! Сидеть и ждать, пока вы пришлете требования, нет смысла. Принимаю решение – будем добираться на перекладных электричках, благо солдаты на них ездят бесплатно. Прошу утвердить! Командир благословил, сказав, что машины на станцию подошлет.
Как мы все добрались – до сих пор не пойму! Видимо потому, что это были все равно еще СОВЕТСКИЕ солдаты. Ехали в традиционной толпе, в разных вагонах, я всю дорогу почти никого не видел, через три часа вышли на конечной, пересели на другую электричку и еще два с лишним часа! Никто не сбежал, никто не отстал, от контролеров отмахивались – билетов нет, в армию едем! Где командир? Там! И рукой в пространство… Когда увидел на знакомом перроне родные два «Зила» - перекрестился: слава тебе, Господи, неужто довез!
Тезку-«сержанта» благодарил перед строем, вынужденно «разжаловал» в рядовые, выразив надежду, что все же станет настоящим, а не временным. А командир, выслушав мой обстоятельный рассказ, хмыкнул: а ты, мол, предлагал молодого послать!
Вот так я тогда съездил. На этом можно было бы закончить, если бы не дальнейшая судьба этого самого Сереги – моего тезки. Наши пути пересекались редко: после учебного он вроде просился ко мне, но попал в кочегары и шуровал в котельной. Видел его пару-тройку раз - здоровались, то да се… Прошло больше года и вдруг ЧП – Серега сбежал, ищут! Точнее не сбежал, а слинял в длительный «самоход», больше недели где-то гуляет. У него в санчасти фершалом зёма оказался: уложил Серегу «поболеть», а на следующий день выписал, но в роту не сообщил. В санчасти числится, что боец выписан, а в роте – лежит, болеет. А тезка мой – через забор, в Москву и далее до хаты. Где-то произошел прокол и Серегу попалили, подняли шум, начали искать.
Я в ту пору командовал подразделением охраны, жили мы в лесу в шести километрах от части, охраняли подступы, базу с техникой, выполняли еще некоторые специфические задачи. И вот ночью будит меня телефон: дежурный докладывает, что у ворот стоит боец и просит часового позвать меня. Что за хрень в пол-второго? Фамилия бойца? Опаньки - тезка! Ну, запускай, говорю, сейчас подойду.
Привел его в кабинет, оглядел: уже в форме, выглядит нормально, все путем. Ну, говорю, излагай! Он мне: вы уже знаете? А кто ж не знает? Шум второй день стоит, фершал твой на губе загорает, прокурору сообщили. Чего пришел-то?
Стоит, сопит, бубнит: вернулся, мол, махнул через забор, сразу в санчасть. А там - кранты, Серый! Достал из нычки форму и через лес к вам!
Потом выдает: «Помогите, Сергей ……! Посадят ведь, а у меня сын…Я знаю, вы можете, вас командир уважает, послушает! Помогите, пожалуйста!». Сижу и не знаю, что ответить. Верить, не верить? Жизнь к этому времени меня уже не раз била за излишнюю доверчивость.
Насчет «посадят - не посадят» - этого и я определенно сказать не мог. После массовых безнаказанных побегов в 91-м, сейчас, в 93-м потихоньку гайки начинали закручивать. Пару месяцев назад прилюдно в клубе части суд влепил год дисбата одному такому уклонисту: уехал в госпиталь, сбежал домой и сидел там, пока не пришли.
Ладно, говорю, Серега, присаживайся и рассказывай подробно, а там я подумаю.
Говорили мы минут тридцать. Тезка, сопя и шмыгая носом, рассказывал, в общем, банальные вещи: жена стала не такие письма писать, друзья что-то там сообщили (все порывался мне какие-то письма показать). Короче, решил сам проверить и рванул домой. Дурило, а к ротному пойти и обсказать – слабо было? Молчит и кривится.
Зову дежурного: «Найди ему койку до утра, да чаю согрей, что ли. Старшине утром скажешь – до моего прихода этот солдат - по распорядку, а потом я его заберу».
Отправил тезку спать и позвонил командиру: доброй ночи, беглый у меня. Тот, спросонок, не зная подробностей, рубит: охраняй крепче, высылаю караул!
Пытаюсь мягко осадить командира: какая охрана, какой караул? Ночь-полночь, утро мудренее, поспит у меня, сам потом привезу. Шеф настораживается: а чего это вдруг беглый к тебе прибежал? Ты-то каким краем? Успокаиваю: утром все объясню. Ладно, говорит, хрен с тобой, под твою ответственность!
Дальше рассказывать особо нечего. Ночью этой поспать фактически не удалось, курил и думал, думал и курил. Утром привез Серегу к командиру. Пока мы разговаривали тет-а-тет, тезка обреченно торчал в коридоре. Командира я все-таки убедил: 10 суток ареста балбесу, а потом – ко мне, пусть служит под моим присмотром. На этом и поладили.
Серега прослужил у меня до дембеля. Образцом, конечно, не был, но лямку тащил исправно. Бывало ругал его, бывало хвалил. А перед самым дембелем тезка доказал, что я не напрасно тогда ему поверил. Помог мне (и не только мне) Серега в одной сложной ситуации, здорово помог! Но об этом – молчок, потому что это не только моя тайна!
