У нас уже как-то само собой сложилось, что либералам противостоят консерваторы, патриоты, а пуще всего защитники православия. Давайте попробуем разобраться, так ли это.
Начнем с того, что называемое сегодня либерализмом к либерализму имеем весьма отдаленное отношение. И неолиберализмом его назвать нельзя, ибо из иного корня это современное движение произрастает и другим духом питается. Все очень просто: либерализм начинался как движение нонконформистов. А сегодня (пока только в западном обществе, но в перспективе и у нас) в либералах числятся самые что ни на есть конформисты. Это те, кто хочет играть по сложившимся правилам и страх как боится выступать против «общепринятых» истин. Одно дело выступать против всесилия каких-либо институтов (монархии или церкви), когда за это можно попасть в тюрьму или на эшафот, и совсем другое – когда сами эти институты загнаны в угол или уничтожены. Сегодня в либералах числятся те, кто готов пожертвовать любыми свободами за собственный физический и душевный комфорт (достигаемый, как правило, за счет других людей). Такое часто бывает, если не сказать почти всегда. Идеи со временем перетекают в свою противоположность. И когда такое случается, надо постараться устранить недоразумение. Мы же вместо этого решили возненавидеть либерализм, а заодно и поставить под сомнение ценность свободы.
Вытекающее из первого и тоже очень простое и предельно ясное отличие псевдолиберализма от либерализма настоящего состоит в том, что либерализм по определению принимает свободу за высшую ценность. Кто сегодня выступает за всевозможные запреты: на ношение оружия, на охоту, на дискриминацию и разные прочие неполиткорректности, на открытое использование религиозной символики, на «неправильные» мнения в отношении отличий мужчин и женщин, на высказывания в защиту той или иной политической доктрины, на конспирологические теории и т.д. и т.п.? Правильно: либералы. Они же самым активным образом ратуют за вмешательство в дела семьи, за отъем детей у «неблагополучных» родителей, за унификацию школьных программ и насильственное внедрение в них новых идеологических установок вроде толерантности и демократических ценностей. Для истинного либерала вопрос о том, можно ли умирать за свободу, – вопрос риторический. «За свободу и честь человек должен жертвовать жизнью, потому что рабство составляет величайшее земное бедствие», - говорил Дон Кихот. Можно ли было подумать еще пару десятилетий назад, что за подобного рода высказывания сегодня можно подпасть под обвинение в экстремизме? Воистину идеи перетекают в свою противоположность! И поскольку современные самозваные либералы с их кредо «нет выше ценности, чем человеческая жизнь» без колебания отдадут в жертву этой ценности любые свободы, их идеология должна квалифицироваться как антилиберализм. Это чрезвычайно важно понять. Без этого понимания невозможно объединение здоровых сил общества для противостояния новым формам тоталитаризма.
Зло не выходит на историческую сцену в одном и том же наряде. Сегодня оно принарядилось в почти ангельскую одежду защиты безопасности граждан. И так предусмотрительна, всеохватна и неотвратима эта забота, что хочется воскликнуть: а может быть хватит о нас заботиться? Случилось то, о чем предупреждал дальновидный К. Леонтьев более века назад: о том, что распространение всемирного равенства и всемирной свободы сделает жизнь человеческую на земном шаре совсем невозможной. Правительства некогда великих и вольных народов стали в открытую пользоваться исключительно животноводческими представлениями о том, что хорошо, а что плохо для их подопечных, забыв о том, что человек – существо перманенто становящееся, перерастающее себя, экзистирующее, по Хайдеггеру, могущее жить полноценной жизнью только в служении сверхличным целям и обретающее себя в преодолении своей животности. Идея богоподобного достоинства человека не может мирно уживаться с идеей безопасного существования ни в одной из религий, тем более – в христианстве, религии распятого Бога.
Понимание этого в свое время вылилось в инициативы иерархии Русской Православной Церкви по дополнению западной концепции прав человека идеей достоинства человека. К сожалению, когда потребовался переход от слов к делу, благие намерения так и остались красивыми словами. Кому как не церкви следовало указать зарвавшимся властителям на те линии уважения человеческого достоинства, которые нельзя переступать? Если государственная или какая бы то ни было власть принялась штрафовать взрослых дееспособных людей за недостаточную заботу о своем здоровье, значит, она почитает этих людей за свою собственность. Иначе откуда у нее такое право? И где гарантия, что завтра она не запретит жениться, иметь частную собственность, воспитывать детей? Именно высшему руководству церкви, а не отдельным смелым пастырям следовало ударить в набат. Именно ему следовало предостеречь представителей местной власти от участия в мировой афере, когда в подражание библейскому Иосифу стихийные бедствия используются для того, чтобы за раздачу хлеба сделать народ «рабами фараону» (Быт.47). А прихожанам следовало напомнить слова апостола: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (1Кор.7.23).
Христианское понимание человека замечательно выразил Державин: «Я царь - я раб - я червь - я бог». На самом деле, это поэтизированная версия формулировки, которая была выведена отцами-каппадокийцами в IVвеке: «человек – животное, получившее повеление стать богом». Метаморфозы, которые претерпела идея гуманизма в эпоху Нового времени, должны была стать историческим уроком на все последующие времена. И урок этот должен был состоять в том, что гуманизм имеет свойство стремительно вырождаться, когда в уравнении Державина теряется одна из сторон. Как это происходит в случае обожествления человека, можно пояснить с помощью простого силлогизма:
1. Человек представляет собой высшую форму совершенства в природе.
2. На звание Человека может претендовать только совершенный человек.
3. Все люди, далекие от совершенства, – недочеловеки.
Таков идейный алгоритм, породивший ужасы ХХ века. Тогда было признано, что гегемоном человечества, ведущим его к высшим целям, может быть или сверхчеловек в духе Ницше, или партия – «рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак». Отчасти реакцией на эту трагедию можно объяснить то, что во второй половине ХХ века маятник качнулся в обратную сторону. И нормальным для человека было провозглашено даже не животное, а растительно-биологическое существование. Но согласившись в том, что человек скорее все-таки червь, чем бог, господствующий политикум не решился открыто отказаться от либеральной идеи, хотя это было бы логично сделать. Как следствие, в обществе, подчинившем все высшие ценности идее безопасности существования, либерализм превратился в отвратительную фальшь, вызывающую негодование у всякого свободомыслящего человека. Под эгидой либерализма человека XXI века постепенно лишили неприкосновенности частной переписки и переговоров, тайны банковского вклада, медицинской тайны, права свободного передвижения, существенно ограничили в праве на собрания, на религиозное самовыражение, в свободе слова и мысли. Не стоит успокаивать себя тем, что такие ограничения существовали и раньше. Разница в том, что раньше, в условиях абсолютизма или тоталитарных режимов, ограничения открыто обосновывались интересами государства / правителя, а не личности подданного. Так что по степени лживости современная эпоха, несомненно, устанавливает исторический рекорд.
Христианское отношение к свободе бескомпромиссно и основано на представлении о становящемся богоподобии человека как задании его земной жизни. Согласно христианскому учению, искупительная жертва Христа как второй по важности акт домостроительства Божия после сотворения мира удостоверяет неприкосновенность человеческой свободы и безальтернативность добровольного согласия на спасение во Христе. Если Бог отвергает путь насильственного принуждения человека к добру и оставляет во всей рискованной полноте дарованную ему при сотворении свободу, то всякое неоправданное ограничение свободы есть святотатство. Оправдание тоталитарного порядка во имя счастья и благополучия людей равносильно личной враждебности к Христу. Это раз и навсегда запечатлел Достоевский в образе Великого инквизитора, и Бердяев, наверное, был прав, назвав эту легенду самым сильным христианским произведением со времен Нового Завета. В этом отношении либерализм неотделим от христианства.
Призыв к свободе – одна из самых повторяемых новозаветных заповедей в апостольских посланиях.
К свободе призваны вы, братия... (Гал.5:13)
Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства. (Гал.5:1-12)
...А вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились. (Гал.2.4)
Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своем действии. (Иак.1:25)
Так говорите и так поступайте, как имеющие быть судимы по закону свободы. (Иак.2.12-13)
Такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, - как свободные… (1 Пет.2:16)
...Умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве. (Рим.7.6)
Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли духа усыновления, которым взываем «Авва, Отче!» (Рим.8.15)
Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, …в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. (Рим.8.19-21)
Господь есть Дух, а где Дух Господень, там свобода. (2 Кор. 3.17)
И Сам Иисус называет свободу не средством, а целью христианства: «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики. И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8.31).
Христианский либерализм не сводится к политической доктрине. Более того, в наше время подлинный либерализм как учение, ставящее свободу на первое место среди ценностей, которые призвано защищать государство, все чаще исповедуют сторонники консерватизма. Эту тенденцию еще сто лет назад заметил Бердяев, сказав, что либерализм глубок и крепок, когда он осложнен началами консерватизма. Когда монархист И. Ильин утверждает, что для него духовность человека эквивалентна свободе, он выражает глубинную суть христианского либерализма. Без христианского понимания свободы как необходимого условия и меры богоподобия человека ни либерализм, ни гуманизм филососфски и религиозно удержать невозможно. И потому скатывание в тоталитаризм, который мы наблюдаем сегодня по всему миру, есть прямое следствие упадка христианства.
В следующей статье мы продолжим тему, рассмотрев еще две важнейшие составляющие современного тоталитаризма. Это борьба за установление повсеместного равенства и сакрализация закона. Пока же закончим словами из одной книги, написанной на нашу тему:
«Свободу не выбирают. Она даруется человеку Творцом от рождения как самый драгоценный дар и самое радостное бремя. «Иго мое благо, и бремя мое легко», - сказал Господь, призывая человека к свободе. Этот дар, как и всякий другой, можно отвергнуть. Отчаявшиеся люди отвергают дар жизни, малодушные – дар свободы. Но в отвержении дара свободы есть нечто большее, чем в отвержении других даров, ведь само отвержение – это лишь одно из проявлений дара. Подобно античному парадоксу про лжеца, не могущего сказать «я лгу», человек не может сказать «я отвергаю свободу», ибо перформативное значение этих кощунственных слов перевешивает и очевидно опровергает их смысл. Но если акт отвержения состоялся, то это последнее отчаянное проявление человеческой свободы становится одновременно и моментом самоуничтожения человека, более радикальным, глубоким и непоправимым, чем самоубийство. Много ли среди нас таких людей?»