Ближе к вечеру господин Рави приказал мне надеть чистую одежду, расчесать волосы и собираться в путь. Сделал он это в таком командном тоне, как если бы мы оба были военнослужащими и он являлся моим командиром. Не удержавшись, я с юмором отметил это вслух.
- Нет, доктор, не я ваш командир. Теперь вами командуют духи - хозяева гор, - парировал он совершенно серьезно.
В сгущающихся сумерках мы подошли к реке и перебрались на остров, разделяющий ее рукава. Я поинтересовался у господина Рави, сумеем ли мы в слабом свете народившегося месяца не заплутать в непролазном лесу за рекой. Он отвечал, что через час месяц будет сиять ярко, а кроме того, дорога ему хорошо известна и искусственное освещение не потребуется. Несмотря на мои протесты, он потребовал оставить карманный фонарик у большого валуна, на который мы присели передохнуть перед нелегким путешествием.
Видя, как тщательно я припрятываю фонарик, присыпая его мелкой речной галькой, господин Рави усмехнулся:
- Дорогой доктор, неизвестно, вернетесь ли вы оттуда, куда собираетесь. Что толку так заботиться об этой маленькой бесполезной вещице?
- Вообще-то я твердо намерен вернуться, и почему-то мне кажется, что мои теперешние командиры, как вы назвали духов, тоже за это предложение, - в тон ему отвечал я.
- Вижу, доктор, вы полностью готовы к нашему путешествию, - констатировал господин Рави.
Запретный мост оказался при ближайшем рассмотрении чрезвычайно крепкой и надежной конструкцией. Выполнен он был из древесины железного дерева, очень ценной породы, распространенной в основном за перевалом, на территории Бирмы. Было непонятно, кто и каким образом доставил сюда этот редкий для Нагаленда и очень тяжелый по весу строительный материал.
Поскольку я уверился, что мост - произведение умелых человеческих рук и мощного профессионального интеллекта, все мистические опасения развеялись, и я смело ступил на него вслед за господином Рави.
За мостом лесистый берег реки очень круто уходил вверх. Я был вынужден хвататься за уступы и древесные корни, чтобы не сорваться. И все же взобрались на кручу мы довольно быстро и тут же углу- бились в лесной массив.
Деревья в горном лесу стояли почти вплотную друг к другу, никаких тропок не просматривалось. Но мой вожатый продвигался уверенно, руководствуясь лишь одному ему ведомыми приметами. Я пытался понять, каким образом он узнает дорогу, и вскоре заметил, что по мере углубления в древесные дебри нам то и дело встречался сухостой. Эти мертвые деревья и служили ориентиром для господина Рави.
Пробираться становилось все труднее - узкие просветы между деревьями загораживались спутанными сухими ветками. Нам было бы значительно легче при наличии топора, но такого инструмента мой хозяин не счел нужным прихватить. Нередко приходилось опускаться на четвереньки, чтобы проникнуть сквозь очередной лаз в колючей стене сухостоя. Вскоре зеленая растительность и вовсе исчезла, и мы вступили в зону мертвого леса.
Трудно сказать, сколько времени отнял у нас путь, - посмотрев на часы, я обнаружил, что их светящиеся стрелки замерли. Господин Рави заметил по этому поводу:
- Знать время нам ни к чему. Духи сами устанавливают сроки, и торопиться или медлить бесполезно.
Внезапно деревья расступились, и мы оказались на большой поляне. Место это для тропического леса было нехарактерное. Обычно в таких лесах почти нет травы, а здешнюю поляну роскошная зеленая кайма травы окружала со всех сторон. Вид этой травы подействовал на меня угнетающе - в ярком сиянии месяца она отливала неестественной синевой. Ее стебли имели необычайно крупные размеры, а высотой она доходила мне до пояса. Никаких цветов я не приметил, и это тоже производило неестественное впечатление.
Я попытался более пристально проанализировать свои ощущения и был вынужден признать, что испытываю страх, хотя не находил никакой видимой причины страшиться. Тем не менее оказаться здесь не только ночью, а и днем, при солнечном свете, я никому не пожелал бы.
Не слышалось ни голосов ночных птиц, ни звука цикад. Похоже, в этом мертвом лесу вообще никакая живность не водилась. Посередине поляны виднелся строго очерченный, словно специально сделанный круг, где почва была лишена какой-либо растительности. Идя след в след за господином Рави, я вступил в центр круга.
- Теперь можем и полежать, отдохнуть немного, - предложил мой хозяин.
Отдыхать в этом гнетущем месте совершенно не хотелось, несмотря на накопившуюся усталость. Но я последовал его наставлению и распластался на голой земле. Устремив взор вверх, я обнаружил нечто необычное. Серебристо-голубой серп месяца, освещавший небосвод, виднелся с этой поляны как бы сквозь пелену. Не через дымку или туман, а вроде бы как через полупрозрачный купол. Тишина стояла прямо-таки гробовая.
Была здесь и еще одна особенность, которую я распознал лишь постепенно. На поляне мне почудились движущиеся тени. Приподнявшись и сосредоточившись, я убедился, что первое впечатление не обмануло. Нечто призрачное проносилось по воздуху, на мгновение слегка затмевая свет месяца, стелилось по траве, а затем исчезало в никуда. Некоторые из теней стояли недвижно, хотя вокруг не наблюдалось объектов, способных отбрасывать тень.
Наиболее неприятное чувство вызывалось постоянным ощущением чьего-то незримого присутствия. Казалось, за мною непрерывно следили внимательные глаза, не то чтобы враждебные, но именно очень сосредоточенные, фиксирующие каждое движение, а может быть, и мысль. Привыкнуть к такому ощущению нельзя, но мне удалось подавить тревогу и настороженность.
- Поляна сейчас спит, - произнес господин Рави. - Полностью она проснется только в полнолуние. Но ее сон не равносилен бездействию. Если гость задержится здесь слишком надолго, поляна начнет поглощать его силу. Захочется присесть и подремать, но это очень опасно - можно заснуть здесь навеки.
- А с кем-нибудь из ваших односельчан такое приключалось? - поинтересовался я.
- А разве ты видишь здесь мертвые тела или скелеты? Те, кому доводилось хаживать на поляну, знают ее особенности, ибо все они пребывают в свойства.
- А что значит "быть в свойстве"? Они что, свояками друг другу доводятся?
- Мы в Притхивике все друг другу в какой-то степени и свояки, и родственники. Но в данном случае понятие "свойства" подразумевает не только семейные связи. Своими друг для друга являются только те, кто мир видит одинаково. Всем своим знание известно как непосредственное видение, то есть очевидность. Вот ответьте мне, доктор, на вопрос: что растет, не имея корней?
- Предположений много можно выдвинуть, - уклонился я от прямого ответа, - но вы, думается, имеете в виду что-то конкретное, о чем мне неизвестно. Но если бы это была загадка, я сказал бы: камень.
- Разумеется, верный ответ нельзя придумать, ибо его надо знать. В Притхивике любая семилетняя девчонка ответит точно так же, как сказали вы. Однако в нашем мире это не загадка, а очевидная истина: камень - действительно живое существо, способное расти.
- А почему, господин Рави, вы упомянули о семилетней девочке? Что, в возрасте шести лет здешние дети неспособны об этом знать?
- Правильный вопрос задаете, доктор. До семи лет девчонка может быть еще несведущей, "неведитой", как у нас говорят. А позже это для нее должно быть очевидно, поскольку она уже не ребенок, а почти что девушка.
- И кто-нибудь ее знания проверяет?
- Конечно, проверить надо, - серьезно произнес господин Рави.
- Значит, экзамен устраивают и, может быть, оценки выставляют, - попытался пошутить я. - Решают, дура или умная.
- А вы думаете, дорогой доктор, что люди являются дураками, потому что получают плохие оценки?
- Нет, конечно. Но разве неверно, что низкие оценки обычно выставляются дуракам?
- В свойстве неважно, дурак ты или умный, - назидательно промолвил господин Рави. - Важно, кем ты считаешься. Если не знаешь очевидного для всех, тебя навсегда сочтут дураком, и любой имеет право тебя затравить.
- Отчего же так жестоко? - изумился я.
- А оттого, что незнание законов мира всегда наказуемо. Законы мира бесспорны потому, что ничего ты с ними поделать не можешь. Они есть, и против них не пойдешь. Это очевидность, а разум не применим к очевидностям. Их нужно знать помимо разума, тогда можно действовать бездумно.
- А хорошо ли не руководствоваться разумом в своих действиях? - уточнил я, пытаясь проникнуть в логику господина Рави.
- А как бы вы хотели? Убедиться сначала, что всякий брошенный камень обязательно упадет на землю, а уже исходя из опыта принять решение ни- когда не прыгать с крыши, чтобы не убиться? В таких выводах далеко зайти можно. К примеру, не летай, если не птица. На крайний случай, можешь помечтать об этом, но попыток не делай, если жизнь не надоела. Не скликай волков, а не то они тебя, слабака беззащитного, сожрут.
- Но я не усматриваю в таких рассуждениях ошибки, - осторожно возразил я.
- Не усматриваете, потому что считаете подобные выводы проверенными. Но кем это проверено? Наши ответили бы: дураками. Умному ничего проверять не требуется, он и так все, что нужно, знает.
- Вы намекаете, что в Притхивике можно прыгнуть с кручи и полететь, как птица? Или же взвыть на луну и тут же зверем оборотиться?
- В этом и состоит тайна свойствà. Свои - это те, кто готов жить так, как живут окружающие его люди. Вот и экзамен, который в семилетнем возрасте сдается, имеет только одну цель - убедиться, знает ли ребенок очевидное для всех других, готов ли он жить так, как живут его свойственники. Мир сам по себе, без человека, никаких заранее установленных законов не имеет, и его знать нельзя. Мир - он всегда для тебя, а не сам по себе. И именно люди устанавливают в нем для себя границы возможного и не- возможного.
- Значит, то, что считается очевидным для своих, является именно для них и возможным? Например, ваши односельчане считают камень живым существом. Но живое существо что-то сделать способно. А что камень может?
- А разве ничего не может? У нас женщины, когда ходят по лесу, на камни не садятся, чтобы от них не забеременеть. От каменной беременности и помереть легко.
- Так ведь, господин Рави, это простуда, а не беременность.
Действительно, если женщина или молоденькая девушка посидит на холодном и сыром камне, воспаление яичников ей обеспечено. Но, хотя месячные в этом случае и прекращаются, беременности-то нет, - активно возразил я, желая услышать, что он на это скажет.
- А как в вашем мире лечат такое воспаление?
- По-разному. В больницах делают инъекции и другие процедуры. Есть и народные способы, траволечение, - отвечал я, не стремясь обсуждать с господином Рави свои методы лечения этого недуга.
- А в Притхивике от каменной беременности применяются заговоры. Вы, доктор, с Матушкой уже успели познакомиться. Она-то и лечит, но только словом.
- И это помогает?
- Всегда приводит к исцелению, потому что Матушка умеет обратиться к духам камней и попросить их освободить женщину от каменной беременности. Однако такой способ исцеления приводит к выздоровлению только своих. Он действен лишь в мире очевидностей Притхивики. Живое можно о чем-либо попросить, а неживое просить бесполезно. Вы, дорогой доктор, вошли в наш мир и можете сделаться членом свойствà вне зависимости от того, решите ли покинуть нас или останетесь, - закончил он пояснять смысл "свойствà".
Как ни странно, предположение господина Рави, что я пожелаю навсегда поселиться в Земляной деревне, не вызвало во мне никакого протеста, хотя еще несколько часов назад такое показалось бы полным вздором. Мир, в котором я родился, жил и работал, теперь отодвинулся очень далеко и почти выветрился из памяти. По-видимому, энергетика поляны произвела значительные изменения в моем сознании. Тем не менее я все же пытался сохранять трезвомыслие и спросил господина Рави, почему же любой житель Притхивики имеет право затравить человека, не освоившего здешний способ видения мира. Немного помолчав, он ответил:
- Если среди нас будут жить люди, которые никем, кроме как дураками, считаться не могут, мир Притхивики разрушится. Лечебные заговоры перестанут действовать, каждому придется самому решать, как поступить в том или ином случае, и земля не пожелает нас питать.
- Неужели, господин Рави, в настоящее время никто из жителей деревни не принимает самостоятельные решения?
- Как же не принимать? Каждый всегда принимает решения сам, но бездумно, как я уже сказал. Например, парень самостоятельно выбирает в жены полюбившуюся девушку. Но ему не приходится раздумывать, жениться или оставаться холостым. Женщина не задумывается, рожать ей ребенка или нет. Да и вы, доктор, совершенно бездумно отправились вслед за мной сюда, на поляну.
Меня поставил в тупик неожиданный ход мысли господина Рави. Вроде бы я приехал в Притхивику вовсе не бездумно, а предварительно взвесив аргументы "за" и "против" этой поездки. Но все дальнейшее развивалось как бы само по себе. Так, не приходилось размышлять, питаться или не питаться грибным киселем, пить или не пить воду из местной реки. Кто-то мог бы возразить - а разве был выбор? Ну разумеется, был. Поразмыслив, я мог покинуть Земляную деревню и, выбравшись на автотрассу, идти по ней вниз, покуда не повстречаю попутную машину. По обочинам дороги растет немало диких фруктовых деревьев, и мне не довелось бы голодать или томиться жаждой. А между тем я бездумно поступал совершенно иначе, и что же удивляться теперь словам господина Рави!
- А могли бы вы, любезный Рави, познакомить меня с местными очевидностями?
- Для этого я вас сюда и привел. Каждому из жителей Притхивики известно, что человек, если пожелает, может оборотиться лесным зверем, например волком, а может и птицей. Этому я и стану вас сейчас обучать. Но сначала необходимо освоить посыл
.- А что такое посыл?
- Это способ голосом отослать от себя тех, кого созвал, к примеру волков. Освоишь посыл - и нечего тебе будет в лесу бояться.
Господин Рави распрямил спину, набрал в легкие воздуху и на очень высокой ноте издал пронзительный вибрирующий звук: "Ай-Йа-Йа-Йай". Я немедленно по его кивку попытался повторить этот звук. Мой хозяин потребовал потренироваться еще несколько раз.
Такая вокальная практика резко изменила мое самоощущение. Незримое присутствие, так тяготившее меня, уже не вызывало никакого страха.
- Ну, поайкали и хватит, - остановил господин Рави. - Месяц уже высоко, и можно влезть в волчью шкуру.
Господин Рави, силуэт которого отчетливо выделялся в лунном свете, немного присел и расслабил колени. Вся его фигура как бы обвисла. Мне он повелел стать справа позади себя и повторять все, что он будет делать.
- Живот, живот расслабьте! Отпустите себя полностью, - наставлял он.
Я, приняв соответствующую позу, не сводил глаз с господина Рави, следя за каждым его движением. На мгновение показалось, будто бы он что-то подхватил с земли, но на самом деле это был лишь свободный взмах рук. Он приставил ладони ко рту, словно собирался громко окликнуть кого-то, но вместо этого издал призывный воющий звук, одновременно сопровождавшийся утробным гудением.
Вой быстро достиг женского, сопранового, регистра, но затем моментально погрубел, расширился и как бы распластался по земле. Казалось, звук достиг корней травы и вот-вот затеряется в ней. Но голос господина Рави опять начал утоньшаться и дошел почти до звона. У меня мороз пошел по телу.
Сам того не заметив, я присоединил свой голос к этому нечеловеческому звуку, и вой устремился вверх, уплывая к ледяному серпу месяца. Вибрация охватила всю грудную клетку, а затем стала подыматься выше, но не к гортани, а сразу в голову - даже зубы непроизвольно лязгнули.
- Хватит покуда, - остановил меня господин Рави, - не переусердствуйте! Вы ведь только начинаете голос раскрывать. Сейчас мы за волчицу пробовали, а вы, как я вижу, и на матерого потянете.
Он приблизился, чтобы подправить и подстроить меня. Указав пальцем на горло, велел гуднуть. А затем, ведя рукою вниз по серединной линии груди, коротким тычком пальца активизировал солнечное сплетение.
Я почувствовал дрожь в собственном горле и заметил, что звук моего голоса стремительно и непроизвольно опускается вслед за движением руки господина Рави. Когда мое гудение достигло грудины, места, где сходятся ребра, там словно вспыхнул огненный шар. Мой хозяин потребовал усилить это состояние:
- Зажигайте, зажигайте!
Пространство перед глазами осветилось ослепительной белизной и поплыло. На секунду прервавшись, чтобы набрать воздуха, я продолжил опускать голос ниже и ниже, пока чудовищная по силе вибрация не захватила полностью солнечное сплетение. Ничего вокруг себя я уже не видел - мир померк.
- Волк-самец лютый и ярый, - слышался голос господина Рави.
Помимо моего желания, само собой солнечное сплетение откликнулось на его слова, накрывая жуткой волной волчьего воя окружающее пространство.
Я попытался активизировать разум, но способность по-человечески мыслить начисто исчезла. Тьмы для моего разума больше не существовало - глаза приобрели способность ночного видения. Господин Рави почти присел, пуская звук в толщу мертвого леса. Мой голос следовал за ним. Но тотчас же звук начал подыматься, притягиваемый светом месяца, и земля ушла из-под моих ног.
Там, где только что стоял господин Рави, был лишь мрак, и краем глаза я успел ухватить мелькнувший волчий силуэт. Страх в моем сердце умер навсегда. Я отчетливо ощущал мощь своего - волчьего - тела. Могучие лапы были готовы нести меня вперед, в ночную мглу, по первой команде звериного инстинкта. И вместе с тем я чувствовал в себе силы взлететь, взмыть в поднебесную высь, к самому месяцу.
Отдав всю энергию легких последнему звуку, я замолк. Господина Рави по-прежнему не было рядом. Не дождавшись его появления, я в изнеможении опустился наземь. Сознание восстановило свою работу, и мне хотелось поскорее убедиться, что волчье обличье исчезло. Но мысль не смогла сосредоточиться на этом.
Новая метаморфоза произошла с моим зрением и телом - я приобрел способность в мельчайших деталях видеть всю панораму местности, поднявшись над ней на орлиных крыльях.
Мертвый лес, как теперь я убедился, по своей площади напоминал неправильный эллипс, четко выделяясь на фоне живого зеленого массива. Река, поблескивавшая внизу, уходила своим истоком к зеву пещеры в голой скале. Я видел не только деревенские строения, но и каждый камешек на берегу реки.
Хотелось разглядеть поляну, где оставалось лежать мое абсолютно расслабленное тело. Ничего особенно привлекательного для меня оно теперь собой не представляло и не вызывало никаких эмоций.
Казалось, полет над долиной может продолжаться вечно, но поляна вдруг властно потянула к себе...
- Будет вам парить в поднебесье! Пора бы и вернуться, - раздался в моем сознании голос господина Рави, и в тот же момент оно слилось с телом.
Я лежал неподвижно некоторое время, упершись взглядом в пустоту небес, пока господин Рави легонько не потряс меня за плечо.
- Ну что, изведали силу свойствà, - с улыбкой обратился ко мне мой хозяин. - На сегодня довольно. Время двигаться назад.
Именно этого-то хотелось меньше всего. Тело налилось чугунной усталостью. Впору было приткнуться где-нибудь здесь и уснуть до утра. Но господин Рави заставил подняться и идти.
Спускаться по склону оказалось значительно труднее, чем взбираться на него. Колючие ветви сухих деревьев вконец изодрали мою рубаху, руки также покрылись ссадинами. Мертвый лес отпускал неохотно. Но как только сошли к реке, миновали запретный мост и оказались на островке, силы полностью вернулись.
Скинув одежду, мы выкупались. Освеженные, р шили подождать здесь восхода солнца.
- А как, господин Рави, свои относятся к чужакам? - спросил я, желая возобновить разговор, начатый на поляне.
- Сказать по правде, еще одна тайна свойствà заключается в том, что свои обладают правом убить чужого, но в Притхивике такого отродясь не водилось. Разве что дурака, презревшего своих.
- Откуда же вам известно, что такое право существует?
- Это тоже очевидность, и, как и всякую другую, объяснить ее невозможно. Вы либо принимаете очевидность, либо нет. Но здесь чужие не ходят. Наши люди отличны от прочих. Они живут в ладу с этой местностью. Когда поляна спит, и они спят, регуля но пробуждаясь вместе с нею.
- А почему же тогда вы, любезный Рави, бодрствуете? - наконец решился я задать давно волновавший меня вопрос.
- Кто-то должен охранять селение. Поляна дает именно мне силы обходиться без сна. Точно так жили мои отец и дед.
- Но вы рассказывали, что ваш уважаемый дедушка не был родом из этих мест. Каким образом он, пришлый, сделался членом свойствà и обрел в нем столь высокий статус?
- Я говорил, помнится, что дед женился на местной девушке. Но прежде чем чужаку отдали ее в жены, его испытали, оставив на целую ночь там, где мы с вами только что побывали. Как и теперь, поляна тогда спала. Его сознание вошло в контакт с этим священным местом и, может статься, даже впало в зависимость от него. В подобных случаях человеку не остается ничего другого, как поселиться здесь навсегда. Отличие моего деда от местных жителей состояло лишь в том, что они не были способны бодрствовать в периоды сна поляны, а он этой способностью обладал.
- Как ему довелось добраться до Притхивики? Вы же говорите, что чужих здесь не бывает? - спросил я.
- Наверное, он в чем-то главном отличался от людей своего мира. Существование Притхивики не тайна, о нас во внешнем мире знают. Иногда сюда заглядывают даже полицейские, чтобы проверить, живы мы или нет. Внешние считают нас чуть ли не колдунами. Приходилось слышать, будто и обычного человеческого ума у нас нет. А спрашивается - не имей мы ума, как занимались бы гончарным делом? А иные глупцы называют нас этим дурацким словом "зомби". Из всего, что о нас болтают, правда лишь в том, что нигде, кроме этих мест, выжить наши люди не способны.
- Женщина, назвавшаяся Матушкой, говорила мне, что вам приходится выполнять в деревне роль учителя. Так ли это?
- Да, это так. Обучаю здешних ребятишек тому, чему выучился от своего отца, - хинди, чтению, письму и счету, а кроме того, и многому другому, что в жизни пригодится. Двоих и английскому обучил.
- Неужели, господин Рави, вашим односельчанам чтение и письмо на хинди нужны, если нигде, помимо Притхивики, они жить не смогут?
- Почему же законопослушным гражданам не обучиться читать и писать на государственном языке страны? - вскинулся он. - В нашем селении есть и книги на хинди, хотя их немного. Когда мы отвозим горшки на базар, я и газеты покупаю, чтобы здешние люди могли узнать побольше о внешнем мире.
- А каким образом вы сами получаете знания о нем? - поинтересовался я.
- Когда наступает необходимость в подобных знаниях, я отправляюсь к Окну, - ответил он много- значительно, добавив, что очень скоро мы с ним обязательно навестим это место.
С первыми лучами солнца мы двинулись в спящую деревню. Я напомнил господину Рави его обещание рассказать о технологии землебитного строительства. Однако мой хозяин отказался, посоветовав лучше пойти и вздремнуть после бессонной ночи. Мне ничего другого не оставалось, как отложить свои вопросы до подходящего времени.
Оставшись в одиночестве, я попытался собраться с мыслями и обобщить полученные впечатления. Несомненно, думалось мне, Притхивика испытывает воздействие аномальной зоны, где этой ночью довелось побывать. Именно с энергетикой зоны и связаны особенности проживающих здесь людей. Бесполезно интересоваться их целительской традицией: здешние методы исцеления, если таковые существуют, будут эффективными только в отношении местного населения, - именно к такому выводу пришел я в своих размышлениях. Но в скором времени выяснилось, что ход этих моих умозаключений был ошибочен.