Дон-Аминадо или Аминад Петрович (Пейсахович) Шполянский – писатель очень легкий и светлый. Не в том понимании легкости, которая, как и излишняя простота, хуже воровства. А перо у него светлое. Искрящееся мягким юмором. И воздушное. Может от того, что родился он на Украине, на родине Шевченко, Гоголя, Котляревского, Нарбута. А украинская речь очень пластична и эмоциональна. Тем более в Херсонской губернии. В том самом благословенном и поэтическом месте, помещиком которого хотел стать Павел Иванович Чичиков.
Кроме того, родным для Дон-Аминадо наряду с русским был и украинский язык. Что для украинского интеллигента тех лет было в порядке вещей. В последствие им было даже написано несколько стихотворений на украинском.
Ну а если учесть то, что и еврейская кровь внесла свою несомненную лепту в формирование темперамента провинциала из Елизаветграда, то такой национально-языковой коктейль, однажды забродив в душе студента юридического факультета Новороссийского университета, просто не мог не вылиться во что-нибудь поэтическое. И помощник присяжного поверенного, уже окопавшийся в Москве, становится еще и репортером. Пишет фельетоны. Завязывает отношения с “Сатириконом”. Круг “Сатирикона” вводит его в круг Аверченко, Тэффи, Саши Черного, Агнивцева, Ре-Ми и других.
Впрочем, линия жизни Дон-Аминадо достаточно подробно изложена им в книге воспоминаний – “Поезд на третьем пути”, которая уже выйдет в эмиграции, в Нью-Йорке в 1954 году. Из России популярный автор стихотворных пародий, фельетонов и сатир эмигрирует в 1920 году на пароходе “Дюмон Д`Юрвиль”.
“Поезд” начинает свой путь с детства. Именно этой части жизни посвящены одни из самых трогательных и теплых страниц мемуарной эпопеи Дон-Аминадо. Отсюда светлый луч памяти оживляет и просвечивает дальнейший путь писателя и поэта. Из этой истории про юных гимназистов, устроивших побег на помощь изнывающим под английским игом бурам. Из фразы, произнесенной учителем словесности в адрес пойманных и наказанных беглецов:
- Все это пустяки, дети мои. А главное, когда будут вас на Страшном Суде допрашивать, какие были ваши на этом свете дела и занятия, так полным голосом и отвечайте:
- Прежде всего, удирали в бурам!
И надев очки и высоко подняв указательный палец, скороговоркой добавил:
- За это вам многое простится.
За этот живой, трепетный, юмор и язык, а порой и точную картинку эмигрантского быта Дон-Аминадо был по достоинству оценен не только русской эмигрантской критикой, но и коллегами писателями. Вот что в частности писала о Дон-Аминадо Марина Цветаева: “Я вам непрерывно рукоплещу – как акробату, который в тысячу первый раз удачно протанцевал на проволоке. Сравнение не обидное. Акробат, ведь это из тех редких ремесел, где все не на жизнь… Вы своим даром роскошничаете… Вы каждой строкой своей взрываете эмиграцию! Вы ее самый жестокий (ибо бескорыстный – и добродушный ) судия… Вся ваша поэзия - самосуд эмиграции над собой”.
Не поскупился на похвалы, обычно всегда сдержанный, когда речь заходила о чужом творчестве, Иван Бунин: “Дон-Аминадо гораздо больше своей популярности (особенно в стихах), и уже давно пора дать подобающее место его большому таланту, - художественному, а не только газетному, злободневному”.
Дон-Аминадо у нас издают как-то скупо. В 1991 году вышли два его небольшие сборника. И в 1994 – большая, но довольно-таки неряшливо составленная книга тиражом 10 000 экземпляров. Если сюда прибавить еще несколько публикаций в антологиях и прочих “братских могилах”, то это почти и все. Какие-то слезы, убежавшие из его стихотворения “Бабье лето”:
Так и кажется… слеза,
Теплоты полна минутной,
Чьи-то женские глаза
Затуманит влагой мутной.
И прозрачен и пречист
Будет вздох любви бессильной.
И на землю первый лист
Упадет сухой и пыльный.
Но будем надеяться, что “легкое дыхание” его слова снова будет замечено и услышано. И продлит очарование мимолетным, кровь, любовь, слезы, буковки на бумаге, всем тем, что именуется подлинной литературой.