Начало рассказа - в предыдущей публикации канала.
Испокон веков люди силились проникнуть в природу сновидений. Человек проводит во сне больше времени, чем за любым другим занятием.
Ведь даже работа складывается из множества отличающихся друг от друга действий.
Например, продавец складывает деньги в кассу, отсчитывает сдачу, выдает чек.
Водитель автобуса крутит руль, нажимает на газ, выжимает сцепление.
Разные действия складываются в то, что обобщают разными словами.
А по отдельности это все таки разные части коктейля.
Но сон…
Нужен ли сон каждому живому существу?
У акулы части мозга спят по очереди, а сама она плавает, бодрствует. Некоторым людям достаточно всего пары часов в сутки, кто-то спит по 18 часов.
Некоторые умудряются спать даже на ходу. Или всю жизнь.
Если сравнить состояние сознания с подъемом на высокую гору,то становится очевидным, что каждый человек находится на разной высоте.
Профессор и дворник, йог и обыватель находятся в совершенно разных местах, на разных тропинках этой горы.
Хотя, единого критерия здесь нет. Йог может уступать более приземленному менеджеру в способности прогнозировать события. А дворник может быть куда более осознаннее профессора в бытовых вопросах.
Каждый спит в этом мире по-разному, а пробуждение часто происходит при падении на что-нибудь твердое и выпуклое.
Джордж ясно понял, что его прежняя жизнь закончена. По иронии судьбы, падение Сюзан на твердый асфальт было и его падением.
Из мира грез в реальность.
В которой происходит то, что не поддается рациональному объяснению. Два раза в одно место не бьет даже молния.
Несколько сотен мельчайших капель прямо на его глазах улеглись точно также, как и в другом месте несколько месяцев назад. Да еще так, что образуются теже самые слова с пугающим и загадочным смыслом.
Доктор и Сюзан уже давно скрылись за поворотом. Что-то подсказало Джорджу, что вмешиваться не стоит.
Он стоял в задумчивости, не замечая дождя, который почему-то не спешил смывать краску с асфальта, будто обходя ее стороной.
-Пойдемте. Простудитесь ведь.
Джордж и не заметил незнакомца, мягко подошедшего сзади.
-Здесь недалеко моя скромная мастерская. Возможно, вам будет интересно то, что смогу вам сообщить.
Джордж никогда не видел раньше эту дверь с массивной чугунной ручкой – стучалкой, висящей прямо посередине. Хотя кажется, он ходил здесь, мимо этого дома, ни одну сотню раз.
Незнакомец потянул ручку на себя и дверь неожиданно легко поддалась. Она была не заперта.
Насчет скромности мастерской он, конечно, слукавил.
«Мастерская» больше напоминала выставочный зал, наполненный весьма специфичными экспонатами.
Первое, что увидел Джордж, была огромная, в человеческий рост фигура крылатой женщины. В ее руках было длинное копье, вертикально упирающееся в землю. Кисти рук лежали одна поверх другой, женщина будто немного опиралась на него, но взгляд, взгляд слегка исподлобья заставлял сьежиться. Не очень-то он был дружелюбный.
С трудом оторвавшись от странной статуи, Джордж принялся изучать обстановку дальше. На стенах, между книжных полок с очень ветхими на вид фолиантами, висело несколько гравюр и картин.
На некоторых из них, словно вырванных из каких-то справочников руки автора, одолеваемого призрачными видениями, были изображены различные женоподобные фигуры с какими-то текстовыми пояснениями.
Языка Джордж не знал, но догадался что это французский.
А на других были нарисованы с фотографической точностью такие сцены, детальное рассмотрение которых пробуждало в Джордже смесь ужаса и интереса.
На первой, самой крупной, был изображен человек с козлиной головой. Это явно был мужчина, но одет он был в длинное платье.
Одной ногой он попирал огромную кучу мужских тел, у каждого из которых зияла дыра в груди. Человек с козлиной головой держал в одной руке связку того, что Джордж сначала принял за веревки. Но приглядевшись, он с ужасом понял, что это были позвоночники несчастных, сложенных у ног главного героя картины.
Второй рукой козлоголовый показывал зрителю пальцы, сложенные в V, Виктори, Победа.
Ехидная улыбка на вполне узнаваемой, несмотря на козломордость , роже говорила, что мужчина в платье вполне доволен.
Детальность этой монохромной, выполненной на уже пожелтевшем холсте, картины может быть и гарантировала бы ей почетное место в какой-нибудь художественной галерее, но выглядело это все неимоверно правдоподобно и оттого – до дрожи противно.
Прямо на массивной раме, ровеснице пожелтевшего холста, красовалась надпись
Voluntate.
- Это латинский. Переводится как «По своей воле». – негромко сказал незнакомец Джорджу
Отведя взгляд от завораживающей своей отталкивающей красотой картины, Джордж принялся изучать следующую.
На первый взгляд, в ней не было ничего особенного.
Поздний вечер, почти ночь. Молодая девушка на обрыве крутого холма. Картина маслом в очень приятной цветовой гамме. Девушка стояла вполоборота к зрителю, чуть потупив взор, будто бы пытаясь увидеть что там на дне обрыва, но не проявляя впрочем к ситуации особого интереса.
Она явно пришла сюда по дороге, которая уходила куда-то вниз по склону.
На ней было легкое розоватое платье с белыми оборками. Босые ноги, чуть запылившиеся аккуратные стопы. Легкая, играющая на губах улыбка.
Это была Сюзан или кто-то, очень на нее похожий.
Толпа людей с вилами, лопатами и факелами в самом углу картины, на дороге, ведущей на холм, недвусмысленно намекала, что деваться девушке с этого холма особо некуда.
Надпись в углу картины гласила «1654. Before the first fall»
- Пойдемте, вам нужно увидеть еще одну картину.
Незнакомец подвел Джорджа в самый дальний угол мастерской. Джордж с удивлением увидел произведение, явно принадлежащее кисти толькнабирающего популярность Энди Уорхолла.
В специфинчной для поп арта манере, в китчевой цветовой гамме, банка красной краски , нарисованная прямо по центру картины, не оставляла Джорджу и тени сомнения, что он вляпался во что-то куда большее, чем ему показалось сначала.
Вместо логотипа производителя, на банке красовались теже самые слова, что причудливым образом сложились из упавших на землю капель.
Овца попадает в пепелище. Это любовь.
Фоном для банки выступала многократно повторяющийся расплывчатый силуэт сгорбленной старухи с яркими, горящими желтыми глазами, врезающимися в зрителя так отвратительно нагло, что от картины хотелось как можно быстрее уйти.
Почему-то, несмотря на всю трагичность и зловещие детали первых двух картин, больше всего Джорджа пробрала именно эта банка, жизнерадостность цветов которой столь уродливо контрастировала с мрачностью и сюжетом фона.
Незнакомец, видимо не дождавшись реакции от Джорджа, первым нарушил тишину.
- Позвольте наконец представиться. Меня зовут Розарио.
Люси и Сюзан.
В средневековой Франции, не везде, а лишь в некоторых деревнях на границе с Испанией, существовало одно странное поверье.
Когда в определенные числа марта рождались близнецы, считалось что один из них это воплощение темных сил, а второй – светлых.
И этого не избежать. Но вот решение, кто из них на какой стороне, принимать каждому самостоятельно. Предопределенности нет, есть выбор. Выбор каждого из них, но так уж распорядились звезды, что если один из них выберет тьму, то второй окажется на стороне света. И наоборот. И , как это не парадоксально, произойдет это очень логично и естественно для обоих.
Вернее, в данном случае, для обеих.
Ведь быть на стороне света не значит ходить в церковь каждую неделю и молиться перед сном. Совсем нет. Этот выбор складывается из мелочей, поступков. Что подумать, что сделать, что принять, а от чего отказаться.
Сюзан, хотя они были близняшки, росла куда более симпатичной, чем Люси. Да и любили ее почему-то больше. Обаятельная, общительная, смешливая.
А на Люси же сваливались, как это водится в подобных ситуациях, обиняки да синяки. Ей доставалась черная работа по дому, уход за скотом, нудные кропотливые стирка да уборка.
Сюзан же с малых лет ухаживала за цветами в саду, да расчесывала гривы у лошадей.
Всегда в кудряшках, всегда в нарядном.
Люси никогда не жаловалась, хотя и святой она не была. Даже в средневековой Франции у людей были комплексы и травмы, сознание и подсознание.
В чем-то она соглашалась с родителями, любила и берегла свою сестру. Но в душе ее копилось и недовольство, и обида на пренебрежительное отношение к себе.
Кому понравится быть козлом отпущения, тем более, когда все пряники достаются кому-то другому?
Но Люси молчала. Приняла отведенную ей в семье роль и место.
А потом случился пожар.
Горело все. Дома, мельница, дворы и хлева вместе со скотом.
Как не пытались жители потушить этот пожар, ничего не получалось.
Огонь горел еще ярче, пламя полыхало еще сильнее.
Но вот что странно, уцелели почти все, кто жил в деревне.
Наступил вечер. И несчастные, оставшиеся без крова, собрались в уцелевшем, огромном, чуть покосившемся загоне для скота на самом отшибе.
Чуть прелый запах сена на полу, тусклый свет масляных ламп и плящущие тени собравшихся.
Люди, под предводительством деревенского старосты и священника держали совет.
Кто-то заключил сделку с нечистым, не иначе.
Откуда в другом случае взяться такому пожару, да который еще и не потушишь?
Легенда про двух близнецов была известна каждому в деревне. В ней, не мудрствуя лукаво и принялись искать ответ.
Кто-то из сестер выбрал свою сторону, а в качестве присяги сжег родную деревню.
Но вот кто?
Сюзан или Люси?
Прекрасная милая Люси, славящаяся своей скромностью и послушанием.
Очаровательная Сюзан, любимица родителей и всей деревни.
Пытать ведьм! Испытания водой, огнем!
Но прежде, пусть держат ответ. Может, сознаются сами?
И вперед выступила Люси.
( Но где же Сюзан ? )
Необычайная серьезность озаряла ее черноволосую голову.
- Это я устроила поджог. Не трогайте сестру.
Вдруг воцарилась звенящая тишина.
Бесновавшаяся толпа, требующая расправы, пыток, вдруг будто бы осознала ЧТО именно они хотели сделать. И будто бы устыдились.
Скрип открывающейся двери и стук с силой, стук об косяк ударившейся створки и , будто бы этого было мало, звон жестяного ведра ею задетого, словно выстрел прозвучал в этой холодной, мутной воде оцепенения, охватившего всех присутствующих.
На пороге открытой двери стояла … Люси. В ее холодных, чуть презрительно сморщившихся глазах отражались свечи, глупые и растерянные лица людей. В них отражалась сестра, объявившая себя слугой тьмы.
Сюзан не говорила слова. Просто смотрела.
Еще полминуты тягучей, словно остановилось время, тишины и не выдержал сельский пьяница-пастух. Указывая пальцем на стену слева от Сюзан, от завопил
- Тень! Смотрите на Тень!!!
Не говоря по прежнему ни слова, Люси , воспользовавшись всеобщим замешательством выбежала из хлева и быстрой, скользящей походкой пошла по дороге прочь.
В сторону единственного холма, возвыщаюшегося над деревней.
Никто сразу не осмелился броситься за ней. Но спустя несколько секунд…
- Вилы! Хватайте вилы! Где священник? Взять ее!!!
Люси все тем же шагом удалялась прочь от деревни, туда, в сторону единственного скалистого холма. Оттуда открывался дивный вид на деревню, вернее, на ее догорающие остатки. И туда, и отттуда вела лишь одна дорога.
Она не бежала, но тем не менее с каждым шагом удалялась все дальше и дальше от запыхавшихся селян, бегущих что есть сил за ней.
Бежать ей больше было некуда.
Джордж уставшим взглядом окинул свои заметки, сделанные во время встречи с Розарио.
Его мучала мысль, что все это какой-то страшный сон, от которого он никак не может проснуться.
Что сейчас какой-нибудь знакомый выскочит из-за угла и скажет
«С днем рождения , Джордж! Славно мы тебя разыграли?»
Но если это и было так, розыгрыш уже положительно затянулся.
Да и знакомый не спешил выскакивать, хотя Джордж, вопреки своим привычкам, был бы этому рад.
Рад его идиотскому выражению лица, дурацкой ухмылке и распростертым объятиям.
Реальность иногда оказывается куда тяжелее киношного вымысла.
За картоном эмоций происходит все та же вечная история о добре и зле. Но, в отличии от кино, где нанятые актеры под пристальным наблюдением коммерческого продюссера, пытаются угодить фокус-группе, в реальности люди все-таки живые.
И в межкадровой разбивке у них много чего происходит. Или не происходит.
Это в кино главный герой едет на машине и уже через секунду заказывает омлет в придорожном кафе.
В жизни же он как минимум сходит в туалет после дальней дороги.
И вперед выступила Люси.
( Но где же Сюзан ? )
Необычайная серьезность озаряла ее черноволосую голову.
- Это я устроила поджог. Не трогайте сестру.
Вдруг воцарилась звенящая тишина.
Бесновавшаяся толпа, требующая расправы, пыток, вдруг будто бы осознала ЧТО именно они хотели сделать. И будто бы устыдились.
В дверном проеме никого не было. Но тут же раздался громкий звон. Кто-то с силой швырнул банку красной краски прямо об стену, за спиной Люси.
Брызги, капли и струи причудливыми узорами расплескались и на бревенчатую стену, и на Люси, и на пол…
На какой-то момент отвлеченная толпа потеряла из виду обеих сестер.
Лишь темная тень метнулась где-то под потолком.
И вдруг, с жутким грохотом дверь закрылась, а ставни на окнах захлопнулись.
В один момент вспыхнуло сено, валяющееся между дурно пахнущих коровьих лепешек.
По стенам, словно облитым керосином, взвился из ниоткуда взявшийся огонь.
А уже объятая пламенем крыша, будто от дыхания волка из сказки, рассыпалась и рухнула прямо на мечущихся в панике людей.
Добротный, не на один десяток лет сложенный хлев сгорел за считанные секунды, как лист папиросной бумаги в пламени свечи.
Люси и Сюзан стояли и смотрели друг на друга. А затем повернулись и пошли прочь.
Они не спешили, идя по единственной дороге, ведущей на большой холм, возвыщающийся над деревней.
Бежать было больше некуда.
/продолжение следует/