… - а еще мне снились огромные пушистые облака, запертые в клетках, и дорога устремлялась прямо в небо, я шла по ней, а вокруг прыгали какие-то козлики с синими бантами на шее…
Серафима Антоновна только вздохнула. С тех пор, как дочка увлеклась ремеслом пера и бумаги, ее сны стали потрясать воображение. А так как Дианка имела обыкновение каждое утро громко, старательно, с выражением рассказывать все свои ночные грезы, размахивая руками и норовя опрокинуть все чайные чашки, что были на столе, ранние зори превращались в легкую фантасмагорию. Слушая Дианку, мать то и дело ловила себя на том, что легонько потряхивает головой, словно пытаясь вытрясти из нее непереваренные остатки мыслей. Воистину, чудовищная сила…
… - а еще я летала, прямо без метлы и ступы, плашмя, и крылья, кажется…
Рука Серафимы Антоновны дернулась. Чай с молоком и сахаром (немного корицы и ромашки, фирменный семейный рецепт) – пролился на скатерть.
Неужели?
- Ты… - что-то в голосе матери заставило Дианку замолчать. – Ты – летала?
- Ага! – две легкомысленные косички взметнулись и опали. – Впервые в жизни, прикинь?! Офигительное ощущение!
- Да… - тихо произнесла мать. – Да, я знаю. И… что потом?
- Ничего, - Диана нахмурилась, пододвинула к себе чашку, забренькала ложечкой по краю. – Что-то было потом… я помню, мне не нравились мои крылья… а кто-то просил меня потерпеть, говорил, что мне потом понравится…
Чай пролился на скатерть второй раз.
- Ты не узнала голос?
- Не-а, - перед Серафимой снова была прежняя Дианка-обезьянка. – Но мне все равно не нравятся эти крылья! Хотя, летать – это здорово… Мам, ты чего сегодня такая странная? Третий раз проливаешь, дай я вытру…
***
Когда захлопнулась дверь, Серафима Антоновна некоторое время смотрела вслед дочери. Дианка шла вприпрыжку… это всегда было у них в крови – вприпрыжку, как можно реже касаясь земли… Сегодня это было более чем заметно. Завтра… что будет завтра?
Она избежала этого. Сделала все, что нужно, осталась собой. Теперь – Диана. Ее нужно спасти. В шкафчике над плитой есть все нужные предметы. А в голове – нужные слова.
Начнем, Серафима?
… пучок ивовых побегов затлел густым беловатым дымом. Сахар, кленовая сушь, ягоды смородины. Чистая, отстоянная вода. Во все углы. И слова. Девять раз. Ты не придешь за ней. Ты не заберешь мою дочь.
У тебя нет на нее прав, мама.
С каждой комнатой Серафима Антоновна все больше горбилась: груз, что она принимала на себя, давил к земле, принуждал выронить ивовую метелку. В прихожей женщина упала на колени, но все же смогла заставить себя обрызгать последний угол.
Завтра – еще раз.
Завтра будет труднее.
- Мама, - прошептала Серафима, бессильно падая в кресло, - Мама, как ты там? Я знаю, это тоже у нас в крови. Ты не можешь сопротивляться, я знаю… Но я не отдам тебе своего ребенка. Она будет человеком – клянусь!
Часы пробили полдень.
***
Следующий день был похож на кошмар. Дианка, взахлеб описывающая собственные полеты – второй раз в жизни, подряд! Бремя, давящее на шею, - уже на кухне! На этот раз Серафима преодолевала прихожую ползком, чуть ли не перекатываясь с боку на бок. Брызги ложились, косо, неверно… но ложились. И страшная тяжесть сгинула с последним углом. Она успеет. Она должна успеть!
Завтра… завтра – последний раз.
Все будет хорошо.
***
Звонок будильника ворвался под веки Серафимы мелким колотьем. Так темно… еще ночь? Разве она ставила будильник? Нет… там, на горизонте – алая полоска. Рассвет?
Закат?!!
Господи… господи, она – что, заснула… и проспала весь день?!!
Записка… записка на столе!
«… мам, не смогла тебя добудиться, оставляю будильник на восемь, разгуляешься перед сном, я за ботанику, не мешай…».
Она не сделала ритуал.
Она. Не сделала…
Страха не было. Не было и боли. Просто человек куда-то исчез из тела Серафимы Антоновны. Осталась легкая, пустая оболочка. Кожа после линьки. Она – змея. Она рождена ползать. Летать не может…
Жаль.
Дверь комнаты Дианки была приоткрыта. Из нее веяло прохладой: окно было раскрыто. Нет, зачем себя обманывать? Окно разбито. Мы всегда разбиваем окна, мы не видим препятствий…
Смятая постель. И на белом мохнатом покрывале…
Улыбаясь, Серафима Антоновна считала перья. Черные, узкие, хищные перья, усеявшие кровать. Семнадцать, восемнадцать… Сбивалась, начинала снова. Четыре, пять… Одно – на столе. Два – у шкафа. Она вернется. Когда-нибудь вернется. Когда-нибудь у нее, Дианы, будут собственные дети. Скажи, Серафима, у тебя хватит сил не прийти за ними, когда настанет срок? Хватит сил не поделиться этой бескрайней высотой? Нет, ты не сможешь ничем поделиться. Ты гадюка, змея, ты не можешь летать, безмозглое пресмыкающееся, ты отказалась от этой доли! Ты навсегда останешься здесь, на земле, и дети Дианы всегда будут ходить на двух ногах, летать во сне – день за днем, горько и страшно тоскуя по утраченному небу…
Ты даже не змея. Ты выползок, сброшенная шкура.
Твой дух – в облаках.
Мама… верни мои крылья…
Притих город, спрятался в бетонные коробки. Съежились деревья, опустели улицы. Ничто не могло выдержать крика, что лился в самое сердце неба. Ничто не могло сдержать рвущуюся с поводка душу. И первый снег, что пошел в глухую октябрьскую полночь, казался черным, совершенно черным, как отрезанные крылья птицы, что никогда не взлетит к облакам…
А здесь еще кусочек Тайны:
Спасибо за внимание! Если Вам понравилось, оцените рассказ и подписывайтесь на канал, чтобы быть в центре всего интересного и загадочного! Маг В Городе всегда с Вами!